– Сколько смысла и души в одном отдельно взятом буклете. Только особенные смогут прочувствовать настроение, внутренний мир главного героя – создателя этого буклета, – стянула буклет с барной стойки Сэл.
Друзья из подворотни переместились в Кармен – Холл. Это было самое обычное заведение, не отличавшегося от других пабов и баров находящихся поблизости. Сюда приходили менеджеры, строители, болельщики после трудного рабочего дня. По выходным играла музыка, столы сдвигались, и народу разрешалось потанцевать. Сэл любила места, где отдыхала «душевная пустота» этого города. Мисс Уорнингтон лучше всех знала, что желают эти недоумки с фиксированной заработной платой. Поэтому, ближе к трем-четырем часам ночи, она элегантно протискивалась в толпу танцующих пьяных роботов и заставляла их гореть. Ее пластичные движения, напоминающие колебания языка огня, не оставляли равнодушных к ней. Вечер заканчивался на заднем дворе. Она вытягивала самого пьяного «менеджера по персоналу» на задний двор, обшаривала его карманы, пока тот увлекался ее грудью. Если затея удавалась, то она просто уходила с чужим кошельком, а менеджер оставался блевать за мусорным баком. Но если что-то шло не так – Джек всегда был готов принять ее. Сэльфия всегда возвращалась к нему как кошки, которые возвращаются к хозяевам после своих прогулок, чтобы поесть. И он ценил это. Сегодня был тот редкий день, когда Сэл полностью посвятила себя Джеку.
– Смотри, здесь написано – общественное движение за трезвый и здоровый образ жизни «Здоровый дух». Ха! И этот буклет лежит в хранилище спиртных эликсиров и пристанище пропойных странников. Представь эту кучку лицемеров, пытающихся заработать наличные за счет благородной цели?
– Видел я этих ангелов в доспехах. Те еще твари, – ответил еще не отдышавшийся Джек, – бармен, два виски!
– Так, цвет преимущественно зеленый, значит, он наверняка одинок и часто остается наедине со своими мыслями, – продолжала Сэл, – какой же скучный шрифт подобран. У него точно нет девушки, а после работы он часто остается «наедине с собой». Почему мастурбирует? – Сэл любила резко переходить к конкретике, – он умудрился увеличить грудь матери счастливой семьи, играющей с собакой в парке, до четвертого размера.
Джек пригубил виски и обратил свое внимание на буклет. На картинке были изображены отец с матерью, их дочка и сын, а также белый лабрадор. Джек заметил, что их улыбки были наигранны, а грудь и вправду оказалась неприлично большой. Он вспомнил про свою семью. Вспомнил, как по выходным они вместе собирались в саду. Мама переворачивала мясо, пока отец и сын кидали мяч для регби друг другу. Вместо собаки на крыльце лежал их ленивый толстый кот Дани, существованию которого могли позавидовать все коты в округе. Джек не почувствовал ничего. За годы, проведенные без семьи, он научился не чувствовать эту боль, оставляя ее копиться в хранилище до лучших дней. Лучшими днями было принято считать те моменты, когда он после получения зарплаты или конверта от семьи Белисс, глотал таблетки и пил виски из горла. В те моменты он дико кричал, срывая голос и ревел, захлебываясь в собственных соплях, пытаясь освободить себя от накопившихся переживаний. Со стороны это напоминало процедуру экзорцизма. Затем Джек засыпал и на утро ничего не помнил.
Оторвавшись от своих мыслей, взор Гудвина вновь обратился на Сэл. Она заказывала уже второй бокал… или третий. Пила она быстро.
– О чем ты думаешь? – спросила она его хладнокровно.
– Вспомнил семью.
– Ах, прекрасные мистер и миссис Гудвин. Они всегда были милы со мной. Твоя мама готовила чудные чизкейки со сметаной. У меня даже было подозрение, что она хотела видеть меня твоей будущей супругой, – Сэл громко засмеялась, – правда после того, как я первый раз убежала из дома и открыла глаза на мир, уверена, что это желание ее покинуло, – она вновь засмеялась.
– Пожалуйста, давай не будем о моих родителях.
– Как скучно, малыш. В любом случае им сейчас лучше, чем нам. Этот мир несправедлив. Почему им повезло умереть, а нам еще жить в этом аду?
– Закрой свой рот!
– Хорошо, хорошо. Уговорил, – выдохнула она и снова обратила свое внимание на зеленую книжицу, – видимо создатель буклета толстый, прыщавый тридцатилетний ирландец, который живет с мамой и закрывает дверь в свою комнату на ключ. А еще он, как и все простые смертные, несчастен, – усмехнулся детектив.
– С последним и к гадалке не ходи. Ты думаешь, что он мечтал создавать заурядные листовки?
– Ты все еще бурчишь. Пей больше, – выпивает залпом свой бокал Сэл и дает сигнал бармену повторить, – мне кажется, что он мечтал стать звездой футбола. Вот, на траве футбольный мяч рядом с ребенком, – указывает пальцем в буклет, – представь. Он такой весь мужественный, из последних сил забивает гол в концовке матча. Бежит к краю поля, срывая с себя потную майку под аплодисменты сорокатысячного футбольного стадиона. Сквозь форму выступает торс Аполлона, что можно обнаружить на обложках глянцевых журналов и в мечтах малолетних извращенок. На его банковском счету суммы с большим количеством нулей, которых он конечно же не заслуживает. Никто не заслуживает огромных денег. Только наш толстяк не знает, что все это иллюзия. Его никто не полюбит за то, какой он есть. Потому что он глуп, примитивен, зависит от других людей, его словарный запас ограничен двумя тысячами слов, и, самое главное, он богат. Ты ноль, и никому не нужен в тех случаях, когда количество цифр на твоем банковском счету достигает семи и выше – семизначные цифры нравятся людям больше.
– А становясь богатым, ты теряешь себя, – Джек вымученно подвел черту под выступлением Сэл.
– Да, малыш. Деньги убивают в нас поэтов, писателей, художников, музыкантов. Но при всем при этом, они дарят нам головную боль, лживую лесть со стороны и толстые задницы. Пообещай мне, что если ты когда-нибудь вдруг станешь богатым, то ни за что не позвонишь мне. Иначе я продырявлю тебя ножом. Я не переживу вида твоей огромной задницы.
Они вместе засмеялись.
Рядом заурядная публика выпивала темное пиво. Отовсюду доносились разговоры на разные темы. Компания слева, «команда хмурых офисных рубашек», обсуждала новую политику своей фирмы и небольшую прибавку к зарплате. Старики гудели о том, как забил Рой Кинг в предыдущем матче, а молодежь танцевала и улыбалась друг другу. Джеку нравилось смотреть на отдыхающий народ. Ему казалось, что он видел всех их насквозь. На самом деле, это были стереотипы, которые ему навязала Сэл.
– Так, господин бармен, – она переключилась на симпатичного мужчину среднего возраста на вид с широкой густой бородой и мощным телосложением, – вам нравится ваша жизнь?
– Сэл, не начинай, – Джек всегда так говорил, когда чувствовал, что она намеревается ввязаться в неприятности.
Бармен, нахмурив свои брови и пригладив бороду, ответил:
– Да. У меня есть дом, машина, работа, друзья, сын и жена. Мне хватает.
– Джек, ну прям как ты, – усмехнулась она и сделала глоток из бокала, – только вот у тебя нет жены, сына и друзей.
Джек постепенно начинал краснеть от наполняемой его злости. Стиснув зубы, он допил то, что оставалось в стакане.
– А ты хотел бы что-нибудь поменять в своей жизни? У тебя есть несбывшаяся мечта?
– Ну, раньше, когда был совсем юнцом, то мечтал пилотировать пассажирские самолеты, – бармен начал замечать какой-то подвох, – сейчас это уже не так уж и важно.
– Почему же ты не последовал за ней?
– Не знаю. Я просто плыл по течению, а в один прекрасный момент встретил свою будущую любимую жену, – бармен занервничал.
– У меня для вас плохие новости, мистер громила-бармен. Вы хомячок. Чтобы вы поняли, я сразу расскажу обо всех типах людей. Низшая планка – это вы, грызуны. Хомяки исправно платят налоги государству, работают по восемь часов пять раз в неделю. Живут семьям, заводят потомства, закатывают чертовы банки с пищей и вроде чувствуют себя счастливыми. Но это лишь мираж. Будь уверен. Ты не знаешь, что такое счастье. Хомяки не могут быть счастливыми, если на уме у них только одни заботы как выжить и не дать пропасть другим.
– Мисс, вы слишком пьяны, – бармен засуетился.
– Также есть стремящиеся хомячки, – перебила его Сэл, – те ребята, которые к своим тридцати пяти годам вдруг осознали, что жили не так. Представь себе этих неудачников? Люди называют это кризисом среднего возраста. Но почему я называю их хомячками? Да еще и стремящимися? Они же вроде осознали свой неправильный путь? – Сэл незаметно распаковывает пакет с таблетками и достает две. Под барной стойкой она протягивает одну Джеку так, чтобы никто не видел. Себе же она незаметно кидает в рот, пока бармен отвернулся за новой бутылкой виски, – да потому что вы надеетесь на мечты. Вдруг ваш старый отвисший зад неожиданно для всех начинает наверстывать упущенное. Вы поступаете в бесполезные колледжи, берете уроки фортепиано, покупаете красивую одежду и ухлестываете за малолетними красавицами. Благодаря этому рушатся ваши семьи. Вы перестаете уделять им должное внимание. Вы же осознали истину! Вот она, жизнь! В конце концов, вы пускаете себе пулю в висок. У вас не получается и вы сходите с ума, так как остальное уже не вернуть. Мечта – это сладкий наркотик, который в конце концов убьет вас в процессе овладения ею.
