Рейтинговые книги
Читем онлайн ЕСЛИ МЫ ЖИВЫ - Кирилл Косцинский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 26

— Соломирские волы бывают, да и те лядащие, — сказал я, стараясь вложить в голос как можно больше равнодушия и небрежности.

Парень усмехнулся.

— Такой вол, ядрена палка, десятерых стоит. Семечек хочешь? — Он прищурился. — Русского шоколаду?

— Спасибо, не хочу, — уже враждебно сказал я. — Кушайте сами.

— Во-от, полез в бутылку… — Подбрасывая в ладони горстку семечек, он продолжал изучающе разглядывать меня. — Ты Терещенко такого знаешь?

Пожалуй я удивился только самому себе, той легкости, с которой входил в свою роль, несмотря на всю стремительную внезапность этого разговора. Я равнодушно отвернулся в сторону полицейских, закурил и, спрятав в карман кремень и кресало, посмотрел ему в лицо.

— Чего ты ко мне привязался? Коров я с тобой пас, что ли?

Но у него, кажется, уже пропал интерес ко мне. Он сочно сплюнул и повернул ко мне широкую, круглую спину, какие бывают у борцов и грузчиков.

Засунув руки в карманы, я медленно двинулся мимо элеватора. Пройдя с сотню метров, я обернулся: парень стоял на месте, провожая меня взглядом. Он один во всей толпе разыгрывал роль безучастного зрителя и не пытался разжиться хотя бы горстью горелого зерна. Вероятно, он был сыт, этот парень, а сытость была в сорок втором году недобрым признаком.

Мне предстояло пересечь весь город. Быковский обстоятельно, как и все, что он делал, описал мне маршрут: я нигде не останавливался и не сделал ни одного лишнего поворота.

Дважды я поймал себя на том, что бессознательно ускоряю шаги: парень в украинской рубахе не выходил у меня из головы. Что это за ясновидец с карманами, набитыми подсолнухом? Безошибочность, с которой он определил, откуда и к кому я пришел, не могла быть случайной.

«Терещенко такого знаешь?»

Откуда он маг знать Терещенко?

Правда, Терещенко постоянно жил в городе и на квартире его была явка для связи с подпольным обкомом. Однако вероятнее всего, что в городе Терещенко был известен под какой-либо другой фамилией. Но в любом случае — какая же это явка, какая конспирация, если человека» впервые пришедшего в город, спрашивают на улице, знает ли он хозяина этой явки?

Нет, Терещенко не был похож на болтуна. Несколько раз бывал он в плавнях. Не останавливаясь,»и с кем не разговаривая, он проскальзывал своей неслышной походкой в шалаш Глушко, а через час или два, редко — на другой денькто-нибудь из нас выводил его к берегу: ни один посторонний человек не смог бы найти дорогу в этих топких, колеблющихся от ветра камышах.

Последний раз — это было месяца полтора назад — провожать Терещенко пришлось мне: моя рота была в охранении, и я возвращался к заставам.

Я довел его до боевого охранения, до секретов, расположенных на самом берегу, провел его с километр дальше — впереди виднелось уже занятое немцами село. За два часа пути Терещенко не проронил ни слова, и в ответ на мои вопросы, на случайные фразы — о погоде, о небывало жаркой осени, о новом коменданте в Соломире — за моей спиной слышалось лишь мерное хлюпанье шагов.

— Ты что — глухонемой? — обозлился наконец я.

Он усмехнулся и неожиданно звучным и сильным голосом произнес:

— А чего воду в ступе толочь?

В полукилометре от немецких постов я пожал ему на прощание руку.

— Ну, молчальник, ни пуха тебе ни пера…

— Наплевать, — ответил Терещенко и улыбнулся простой и широкой, шедшей к его лицу улыбкой.

Он ушел так, как уходят на охоту, может быть, в гости к куму в соседнюю деревню, — ушел молча, спокойно и очень обыденно. Вот такими, в моем представлении, и должны были быть люди, работающие во вражеском тылу, в одиночку, с глазу на глаз со смертью.

Нет, что-то очень подозрительное крылось за этим босоногим парнем и его вопросами…

Прикинув и так и этак, я решил, что лучше всего мне не соваться к Терещенко, благо Быковский снабдил меня запасной явкой. Находилась она в том же районе, «за балкой», Тракторная улица, пять. Сигнал там был уже другой: в одноэтажном трехоконном домике первое справа окно должно быть закрыто занавеской.

В глубокой, обросшей приземистыми домами балке я задержался: две дороги вели вверх, и по бокам обеих, как отставные солдаты, выстроились корявые телеграфные столбы. К Терещенко, на Копанскую, вела левая…

За глинобитным забором чумазый мальчишка в выцветшей голубой рубахе копал картошку.

— Эй, пацан, — окликнул я его. — Как пройти на Тракторную?

Он выпрямился и, вытерев рукавом нос, кивнул вправо.

— Туточки… А як подниметесь, пройдете билесенький домик такий, там и побачите. — Он оглядел меня с любопытством. — А вам не Шутовых треба?

Я улыбнулся.

— Ну, а если Шутовых?

Мальчишка протяжно свистнул.

— Так вы братан ий? А вона ждала вас, ждала, а завчора в село пишла — дрибнички на хлиб менять. И замок повесила — ось такий! — Он показал, какой был замок. — Вы до Журбы зайдить, мабуть вона там ключ покинула.

Он говорил со мной тем небрежно доверительным тоном, каким говорят только с хорошо знакомыми людьми.

— Добре. Так вправо, говоришь?

— Вправо, вправо, ось де хата пид соломой стоит.

По твердой, накатанной до асфальтного блеска дороге я поднялся в Забалку.

Было душно. Все еще пахло гарью. Мелкая известковая пыль столбами стояла в воздухе, набивалась в нос, в горло, в глаза. Солнце немилосердно жгло затылок и спину. Сухие листья тополей шуршали под ногами.

На углу Тракторной, возле «билесенького» дома, лениво привалился к стене полицейский; в руках он держал винтовку, выкрашенную по- чему-то в черный цвет. «Почему черный?» — подумал я.

Разглядывая жестяные номера домов, я свернул вправо и прошел мимо полицая.

На дверях пятнадцатого номера висел огромный амбарный замок: видимо, мальчишка хорошо знал здешние места…

Мне нужен был пятый номер. Это, должна быть, тот домик за заборчиком, с тополем у ворот. Больше всего меня интересуют сейчас его окна. Два я уже вижу. Они открыты, стекла блестят на солнце, красные головки фуксии тянутся наружу. Вот наконец и последнее окно. Оно закрыто, и за блеском стекол мне не видно занавесок.

Медленно я* подхожу к дому и, не глядя в его сторону, нагибаюсь, поправляю голенище. Потом поднимаю глаза и бросаю беглый взгляд на окно…

Занавеска… В окне нет занавески. Но тут же в темном, тускло отсвечивающем стекле возникает вытянутое, типично немецкое лицо с ровнехоньким, как по линейке, пробором. Немец скучающе глянул на улицу, широко зевнул и, встретившись со мной взглядом, задернул занавеску.

Я выпрямился и медленно двинулся дальше, вверх по улице.

Черт возьми… Теперь уж ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, придется идти на Копанскую. Черт!..

И все-таки мне повезло. Дьявольски повезло… Только дойдя до конца улицы, я запоздало сообразил: ведь приди я на пять минут, на одну лишь минуту позже — занавеска была бы задернута и уж ничто, вероятно, не могло бы спасти меня от провала.

2

Месяца два назад в Соломире появился новый комендант — капитан Метцнер. Через нашего человека, служившего в полиции, Глушко раздобыл его фотографию: правильное, немного вытянутое лицо со светлыми, чуть насмешливыми глазами.

— Красив, бродяга! — сказал Быковский, увидев эту фотографию,

Глушко утвердительно кивнул головой. Когда- то пуля резанула его по лицу. Красный рубец шел от угла рта до середины постоянно припухшей щеки. Казалось, Глушко спрятал за щекой кусок сахару и неловко, точно извиняясь, улыбался.

— Колысь вин у мэнэ запляше, той красунь!.. — отозвался он.

Быковский опять взглянул на фотографию. Глаза капитана Метцнера насмешливо улыбались.

До появления Метцнера мы были фактически хозяевами большого района, прилегавшего к плавням. В Соломир — районный центр и штаб-квартиру бециркскоменданта — мы ходили так же свободно, как ходят в булочную. Комендантом города был одетый в немецкую форму выродок по фамилии Гусько, кажется, единственный русский среди должностных лиц немецкой администрации, видимо выдвинутый на этот пост за особые заслуги. Карьера первого соломирского коменданта кончилась тем, что его пристрелили собственные полицейские. Как говорится, собаке собачья смерть.

С приходом Метцнера все изменилось: виселица на городской площади никогда не пустовала; в балке у Зеленого Гая днем и ночью щелкали пистолетные и автоматные выстрелы. На стенах домов появились подписанные Метцнером приказы: партизанам и всем сочувствующим им лицам, членам партии и комсомольцам, а также работникам советского аппарата предлагалось в трехдневный срок зарегистрироваться в комендатуре. Явившиеся, говорилось в афишке, будут отпущены германским командованием на поруки. Уклонившиеся от регистрации будут расстреляны.

Два дня во дворе комендатуры толпилась очередь обывателей, спешивших заявить о своей лояльности к «новому порядку в Европе». Среди регистрирующихся оказалось несколько человек, связанных с нашим отрядом: бывший заместитель председателя райисполкома Седых, хирург Иванов, директор школы Штанько.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 26
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу ЕСЛИ МЫ ЖИВЫ - Кирилл Косцинский бесплатно.

Оставить комментарий