Макаренко в виду молодости и ленинградской прописки опомнилась первой.
— Портрет… — пробормотала она и, кинувшись к оракулу, затрясла ее за лацканы поношенной синей кофточки. — Я слушаю…портрет!
В ответ оракул поглядела на нее белыми дикими глазами, сдавленно пробормотала «mama mia…», и ее громко вырвало на Макаренко. Причем, судя по отчаянным жестам оракула, ничего прибавить о характере новорожденного она была не способна.
Последовали Содом и Гоморра в несколько уменьшенном масштабе. Ругательства Макаренко мешались с новыми потугами оракула и восклицаниями остальных коллег по цеху. С непередаваемым злорадством заливался плачем новорожденный в отдалении. Во все органично вплетался визг Зоси, которая или увлеклась, или что-то вывихнула себе, поскольку кричала с непритворной болью.
Человек в тени потер лоб и пробормотал, что прерывать это представление было бы кощунством. Его удивление уже прошло, и выглядел он, пожалуй, даже довольным.
— Алхимик, — бормотал он, по стенке огибая растущую панику в коридоре. — Меня устраивает и алхимик. Не самое плохое качество, если обратить его во благо…
Он шел туда, где затихал детский плач.
Глава 1. Как раз для такого случая
Когда Арка открылась впервые — мы не знали, что и думать. Это было недоумение чистой воды.
Во второй раз было изумление. Потому что не должно было быть второго раза.
На третий раз — была злость, а с ней закономерный вопрос: «Какого Хаоса?!» Потому что мы были твердо уверены, что третьего раза не могло быть.
В четвертый раз мы обрадовались. Потому что сами хотели, чтобы это случилось.
В пятый раз мы встретились молча.
Это было страшное, тяжелое молчание, когда все приветствия после полугодовой разлуки состоят из кивков, когда ни один не смотрит на другого и при этом каждый знает, что делать дальше и что чувствуют по этому поводу остальные. И носятся в воздухе невысказанные, но от этого еще более ощутимые слова.
Как мы надеялись, что не будет этого раза! Но он наступил.
Как мы хотели, чтобы он наступил по-другому!
Но он пришел именно так.
И теперь мы все сидели в Канцелярии, в одной из аудиторий Светлого Отдела — и молчали.
Йехар — застыл за партой, глядя на свой клинок так, будто Глэрион может что-то подсказать. Но меч нем и даже не показывает своей огненной сути.
Бо-бо — не ищет зеркало, не щебечет и не глядит на остальных, изучая свою обувь.
Эдмус — невозможно, но угрюм и молчалив. Кажется, он осунулся и постарел с той секунды, как шагнул из Арки.
Я — чувствующая себя так, будто на меня обращено общее внимание.
И не нужно искать причины нашего поведения. Причина одна. Я назову ее.
Равновесная Арка нынче открылась в наш мир.
Собрала нас — и исчезла, давая понять, что похода не будет и ее Дружина уже на месте. Наплевав в очередной раз на правила, гласящие, что она не открывается в мир, который служит точкой сбора. В очередной раз использовав роковое «Остальное решает Арка».
Сегодня Арка решила, что мы должны предать и убить того, кто когда-то был одним из нас.
И вот мы сидим и ждем, тайно ждем… вдруг она откроется… вдруг позовет нас в какой-нибудь другой мир, может быть, на смерть, но пусть бы… ждем — прекрасно зная, что не откроется и не позовет.
Иначе Повелитель Тени, которого раньше звали Веславом, был бы сегодня с нами.
Говорит Андрий, которого Арка призвала нынче пятым. Неясно, зачем и почему — кто там знает, может, для ровного счёта ей вдруг потребовался стихийник земли, который два года как защитился на подмастерье. После моего четырёхкратного призыва уже и неудивительно.
Мой рыжий коллега, сперва проникшись благоговением к своему высокому призванию, скис тут же, как увидел наши мрачные физиономии. Какое-то время сидел тоже тихо, не понимая, что происходит. Потом принялся нас вводить в курс дел. То есть, остальных, потому что я была уже в курсе.
Наверное, это было самым тяжелым из всего.
— Итого, в целом за последний только месяц — у нас серьёзные потери, — Андрий с удручённым видом перевернул страничку в ежедневнике. — Около тридцати стихийников, девять в нашем городе. Светлые и темные. Плюс в целом по стране человек… — тут он сглатывает и ничего не добавляет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Впервые с момента открытия Арки беру голос я.
— Больше сотни.
И хотя это не самые страшные потери, которые мне приходилось видеть (стоит вспомнить об испепеленных городах в мире Виолы) — на этот раз мне больнее.
— Это не обязательно он, — тихо возражает Йехар. Но я прерываю его жестом и сама удивляюсь тому, насколько не по-моему жестко звучит голос.
— Все стихийники убиты одним и тем же способом. Развертка тени. Мы подключали наших, проверяли. Сомнений не может быть. Это Веслав.
— А его видели хоть раз? И почему в таком случае он убивает темных?
Я благодарна Андрию за то, что он отвечает вместо меня.
— Потому что после первых… случаев на него была объявлена охота. Тремя Отделами.
И нечаянно обрывает галстук, который счел подходящим для встречи с «высокопоставленными коллегами». И становится хоть немного похожим на самого себя — на Андрия из полесской деревушки, который в особо стрессовые моменты делается просто пугающе не городским.
Но этого никто не замечает.
— Так он сделал это, чтобы защитить себя?
Андрий молит меня глазами вмешаться, потому что тон Йехара — тон опытного светлого странника. Но я не вмешиваюсь.
— Не совсем. То есть, не всегда. Нападения происходили по всей стране, и иногда им подвергались стихийники… ну, знаете, дома… с…
— С семьями, — наконец помогаю я. Мы вновь замыкаемся в выжидающем молчании.
— Не знаю, мог ли он это сделать, — наконец задумчиво произносит Йехар, и наши челюсти отваливаются.
Особенно у Эдмуса, потому что полные идиотизма сентенции — обычно его удел.
— Йехар, ты видел, как действует развертка мрака?
Странник кивает, задумчиво поглаживая неразлучный клинок.
— Ты видел его после призыва стихии?
Условный рефлекс. Как только я это спрашиваю, картинка выскакивает в мозгу с такой скоростью, будто я не старалась ее полгода засунуть как можно дальше. Лицо, в котором не осталось прежней неправильности черт, которое стало почти идеальным — идеальным в холодности, жестокости, наполненные живой тьмой глаза…
Странник опять кивает, но говорит поразительные вещи:
— Но разверткой тьмы владеет не только Повелитель Тени. Мы видели, как её использовали мооны в мире Эдмуса, к примеру. И если его ни разу не видели на месте убийств…
— В Свердловске сборная команда Отделов его как раз на месте и застала. Это было в марте.
— Что стало с командой?
— Все живы, а кое-кто так скоро собирается выписываться.
Вот заикаться они точно перестанут не скоро, — мрачно добавляю я про себя.
— Но никто не умер?
— Йехар! — я наконец не выдержала. — Объясни мне на милость, почему раньше ты готов был прикончить его без всякой причины, а теперь не можешь поверить…
— Мы не утверждали этого, — спокойно возразил странник. — Впрочем, мы с Глэрионом удивлены, что в это так быстро поверила ты…
К бедному Андрию потихоньку начал подкрадываться инфаркт после этой фразы, хотя стихийники земли славятся своей уравновешенностью. В заботах, связанных с прибытием дружинников я только обмолвилась парню, что «будет трудно». Но насколько — не пояснила. Теперь получите светлого странника, который не верит в злодейскую сущность Повелителя Тени!
Андрия, а может, и кого другого спасло появление шефов. Питерская триада — Игнатский, Макаренко и Грушняк, который недавно занял пост главного нейтрала города — возникла в дверях с такими лицами, будто внутри аудитории их ждала встреча с пещерным медведем.
Заметим при этом, медведем была я.
Посовещавшись взглядами, Макаренко и Грушняк выпихнули Игнатского вперед. Тот приблизился к Йехару, поднял руку в индейском жесте «Хай» и с вечным апокалипсисом на лице поинтересовался:
