Каркас ради любопытства отсоединил магазин, выщелкнул оставшиеся три патрона, усмехнулся и резко встал на ноги…
Январь 1937, г. Лисецк
По лестнице, ведущей на четвертый этаж управления НКВД, где располагалось руководство, не спеша и не глядя по сторонам, поднимался помощник коменданта, а с недавних пор еще и сотрудник для особых поручений. Китель со «Знаком Почета» и звездой младшего лейтенанта госбезопасности на обшлаге был идеально подогнан под его маленькую фигуру, но мало кто осмелился бы намекнуть на его рост – справа из потертой боевой кобуры выглядывала рукоятка наградного нагана, весомый аргумент против шутников. Было еще сломанное в детстве левое ухо, дефект которого с возрастом становился все заметнее, но в целом он мало чем отличался от других чекистов – высокий лоб, русые, коротко стриженые волосы с челкой, закрывающей половину лба, славянское скуластое лицо. Светлые, почти прозрачные глаза резко контрастировали с короткими, но густыми черными бровями. Между этажами на стене висел крупный портрет Железного Феликса, который требовательно и придирчиво осматривал каждого, кто проходил мимо. Младший лейтенант посмотрел в глаза Феликсу, и ему показалось, что в последнее время родоначальник службы старается избегать его взгляда.
Не глядя на помощника начальника управления, сидевшего перед дверью у телефона, и не спрашивая разрешения, чекист толкнул дверь и вошел в кабинет. Помощник уделил ему столько же внимания, сколько, наверное, уделил бы сквозняку, хлопнувшему дверью. Если входит сотрудник для особых поручений, значит, его ждут, и любой лишний вопрос может закончиться в лучшем случае увольнением.
В просторном кабинете, под большим портретом Ленина в позолоченной раме, в конце длинного стола расположился его хозяин – майор госбезопасности Якименко. Человек в немалом возрасте, с угрюмым лицом и тяжелым взглядом, поблескивал лысиной в лучах январского солнца. Окинув взглядом вошедшего без стука, расстегнул верхнюю пуговицу на кителе и, нервно дёрнув лицом, достал из папки пару отпечатанных на машинке листков:
– У тебя сегодня две свадьбы. Ознакомься, – пухлой ладонью он повернул листы в сторону младшего лейтенанта.
Тот спокойно приблизился к столу начальника, взял документы в руку и, не глядя на них, уперся взглядом прямо в глаза Якименко:
– Время?
– В девять и девять тридцать. Интервал полчаса, – прозвучало в ответ. – Готов?
Оба понимали, что стоит за термином «свадьба». Иногда посвященные именовали то же событие «убытием по первой категории», но словом «расстрел» – никогда.
Сотрудник для особых поручений оставил без ответа вопрос начальника, молча повернулся и двинулся к выходу. Уязвленное самолюбие Якименко, перед которым дрожали колени у всего лисецкого аппарата НКВД, кинуло вслед младшему лейтенанту:
– Ты бы хоть знакомился с документами, – за это ведь под суд можно попасть.
Сотрудник, дойдя до двери и уже прикоснувшись к ручке, на миг застыл и, не меняя положения корпуса, повернул голову почти на сто восемьдесят градусов:
– А что, вы их сами напечатали? – и неожиданно он улыбнулся. Лучше бы он этого не делал. Резиновая улыбка и холодные глаза больно хлопнули начальника по затылку, и липкий ручеек пота скользнул тому за воротник и, холодком пробежав через всю спину, растаял где-то в области мощного зада.
Когда закрылась дверь, Якименко расстегнул еще одну пуговицу на кителе, достал из нижнего ящика стола пятидесятиградусную «Особую», наполнил стакан до самого верху, шумно выдохнул застрявший в легких воздух и выпил: « …ёшь твою мать… сам вырастил монстра»…
Взгляд упал на два одиноких листка бумаги, лежавших друг на друге и предлагавших любому, кто способен, прочитать последние резолютивные фразы, выполненные как под копирку: «Осужден 16 января 1937 года ВКВС СССР в Лисецке по ст.ст.19-58-2, 58-8, 58-11. Приговорить к ВМН». Сегодня как раз было шестнадцатое января, и сверху требовали немедленного исполнения приговора, день в день. И не только для этих двоих. Страна находилась в тяжелых экономических условиях, еды не хватало даже честным труженикам. А паразитов пусть кормят паразиты.
Якименко вспомнил неожиданно улыбку сотрудника для особых поручений и понял, что сердце так и осталось сжато чье– то железной рукою. Ещё сто грамм заставили его биться ровнее и спокойнее.
Он также вспомнил, как полгода назад Антонов, штатный исполнитель приговоров, вошёл к нему в кабинет и сказал: «Всё, товарищ майор, я на покой, устал». Антонов, у которого белогвардейцы запытали жену, перед смертью отрезав у неё обе груди. Антонов, который ненавидел пролетарской ненавистью тех, кого казнил. Тот, кто исполнял всю процедуру четко, от начала и до конца. Тот, в ком был уверен как в себе, – тогда вошел, протянул трясущиеся руки вперед и пояснил: «Всё… спёкся, начальник, … не могу больше».
Классный специалист в этой области был необходим каждому областному НКВД как воздух. О результативности региональных и областных управлений судили не только по количеству раскрытых преступлений, но и по неотвратимости наказания и чёткости исполнения приговоров. Якименко это прекрасно понимал. Антонов это делал идеально, поэтому последние годы Москва неоднократно ставила лисецкий НКВД в пример остальным именно в этой части. В тот вечер они долго говорили, вспоминали, выпили по сто грамулек водки – и Антонов неожиданно уснул прямо за столом… Всё стало ясно. Круглая голова палача, лежащая на столе, давно не мытые седые волосы, прядь которых попала в стакан, зажатый в руке, и полузакрытые глаза не могли принадлежать высококлассному специалисту.
На следующее утро Якименко попросил боевого товарища только об одном – в кратчайшие сроки подготовить нового спеца. Вечером того же дня перед начальником стояли Антонов и молодой сотрудник одного из отделов, курировавший тракторный завод города, точнее сказать, его филиал. Якименко, окинув взглядом плюгавенького опера, терпеливо ждал разъяснений палача. Тот не заставил себя долго ждать:
– Я с ним всё обсудил. Он лучшая кандидатура. Гарантирую, – Антонов задержался на секунду у двери и добавил, – если вас устроит, завтра начнем инструктаж.
Дверь закрылась, и Якименко еще раз придирчиво глянул на мелкого чекиста. Опер стоял, потупив взгляд, полный нерешительности. «Совсем спился старик», – подумал начальник об ушедшем. Вслух, однако, он спросил:
– Справишься? Дело-то непростое.
– Я член партии, значит, справлюсь, – неожиданно твердо прозвучало в ответ.
– Ладно, догоняй Антонова, и чтобы инструктаж начали сегодня, а не завтра.
Опер козырнул и четко выполнил строевой поворот «кругом».
– Да, и пусть Антонов ко мне сейчас зайдет, – начальник достал из кармана пачку «Беломорканала», в народе именуемую «БК».
Новоиспеченный исполнитель, повернул голову назад, как сова, и ответил: «Есть!»
Якименко оторопел – «Просто филин какой-то», не подозревая, что повторил про себя обидную кличку, прилипшую к чекисту еще в детстве за умение вращать головой и производную от его полного имени…
– Ты что, совсем на хрен мозги пропил!! – минут десять спустя начальник гневно давил на Антонова. – Или решил уйти на покой по-быстрому и подсунуть мне какое-то говно!! Да я тебя сам исполню, вот этой рукой!!
– Иваныч, постой, не горячись, – иногда старый коллега переходил на «ты». – Я за последние годы таким психологом стал – не хуже профессора. Я его давно приметил. И давно прокачал. Как чувствовал, что надо смену готовить, – улыбнулся Антонов, – Били его в детстве. Вон ухо-то раком и стоит с тех пор. Поэтому мести и злобы в нем хоть отбавляй. А это мотив ого-го. Вспомни меня.
– Да оно… стрелять-то хоть умеет?
– Стрелять научить каждого дурака можно, – Антонов хитро прищурился. – Этот взглядом убьёт…
Да, прав оказался старик. За полгода с Филином произошла разительная метаморфоза. Из нерешительного оперка он превратился в человека, который постоянно пугал Якименко. Хоть наган Филина всегда находился в кобуре, но начальнику казалось, что тот не выпускает его из руки, даже заходя к нему в кабинет. К тому же у сотрудника для особых поручений появилась скверная привычка – разговаривая, смотреть собеседнику в центр лба. И замечания не сделаешь, и выносить всё это невозможно. Что ни говори, для паники были причины: уже полгода шли чистки в рядах НКВД, и попасть в эту мясорубку можно было запросто. Попасть так, что никто и помочь не сможет. Вот тогда и придет такой спецпорученец и «исполнит» тебя прямо на рабочем месте. Якименко нервно передернул плечами, вспомнив улыбочку и взгляд. Нет, он не угрожал этот взгляд, да и начальника никто не снимал с должности, но руки сами потянулись к «Особой»…
Март 1984, г. Лисецк
Алёнка проснулась легко как никогда, еще до противной трели будильника. Так можно проснуться только когда тебе еще девятнадцать с половиной лет. Возраст, когда глаза быстро открываются, правда, тело предательски сопротивляется экзекуции раннего подъема. Нырнула в ванную комнату, скинула пижаму, включила едва теплый душ на полную мощность – отец всегда требовал от дочери физической зарядки и водных бодрящих процедур, и критическим взглядом осмотрела своё отражение в зеркале. Карие, чуть раскосые глаза зеркального двойника смотрели немного снисходительно. Черные как смоль волосы даже после сна, чуть тронь рукой, красиво ниспадали на остренькие плечи. Талия была там, где и должна была быть. В верхней части живота по капризу природы тонкой полоской навсегда расположился млечный путь мелких родинок. Проблем было две. От матери достался нос картошкой – причина нередких девичьих слез, да и грудь упорно не желала расти, ну никак. Успокоение пришло чуть позже, когда Алёна изучила от корки до корки журналы «Советский экран» за последние пять лет и поняла одну простую истину. Главное в системе покорения и обольщения – это нежная женская улыбка плюс небольшие хитрости, усиливающие силу и мощь той самой улыбки, и умение безропотно покоряться судьбе, злому року и сильной воле победителя.
