изучить человека, которого убийца назвал своим работодателем.
Том Брансфорд.
Кандидат в президенты, который может быть отцом Хлои.
Она еще не знает, что последняя часть, и я не знаю, должен ли я сказать что-нибудь о своих подозрениях, пока у меня нет более конкретных доказательств. Прямо сейчас улики в лучшем случае косвенные, и если я ошибаюсь, у Хлои будет еще больше причин думать, что я извращенный монстр.
Который я есть. Я просто не хочу, чтобы она так думала обо мне.
Моя грудь сжимается, когда я представляю милую, сияющую улыбку, которую она подарила мне до того, как подействовали лекарства внутри капельницы. Я хочу большего, а не того пустого, испуганного взгляда, который был у нее в лесу, когда я подошел к ней с пистолетом в руке, убив одного из нападавших и ранив другого.
Я никогда больше не хочу видеть это выражение на ее лице.
Алины уже нет, когда я выхожу в коридор и спешу обратно в комнату Хлои. Я знаю, что с ней все в порядке, когда за ней наблюдают врач и медсестры, но я не могу избавиться от беспокойства, которое гложет меня каждый раз, когда она исчезает из поля моего зрения. Она была чертовски близка к смерти. Если бы я появился через несколько минут, если бы команда Константина не смогла взломать спутник АНБ, чтобы определить ее точное местонахождение, если бы пуля пробила ее тело в нескольких дюймах левее — существует бесконечное количество способы, что это могло оказаться по-другому.
Бесконечное количество способов, которыми я мог потерять ее.
«Она должна прийти в себя через несколько минут», — сообщает мне доктор, когда я вхожу в ее палату. Он один из лучших хирургов-травматологов в штате; Павел доставил его и его команду на вертолете из Бойсе за непомерную плату, на которую можно купить как их услуги, так и их свободу действий.
"Хороший. Спасибо." Не обращая внимания на взгляды двух медсестер, я приближаюсь к Хлое, болезненная боль сжимает мою грудную клетку, когда я замечаю сероватый оттенок ее бронзовой кожи. Они смыли кровь и грязь с ее лица и рук и одели ее в больничный халат, но ее волосы все еще спутаны, и в золотисто-каштановых прядях застряла пара веточек и листьев.
Я убираю обломки и бросаю их на столик рядом с ее каталкой. Я ненавижу видеть ее такой, такой маленькой, хрупкой и раненой. Я бы все отдал, чтобы принять эту пулю за нее, или еще лучше, чтобы проснуться на несколько часов раньше, чтобы остановить ее от ухода.
Протянув руку, я нежно поглаживаю костяшками пальцев ее изящную челюсть. Ее кожа мягкая и теплая. Не в силах удержаться, я провожу большим пальцем по ее слегка приоткрытым губам. Плюшевые, кукольные губы, верхняя чуть полнее нижней. Грешные уста, способные соблазнить святого — не то, чтобы я им был и когда-либо был.
Отдергивая руку, пока мое тело не успело отреагировать неадекватно, я подхожу к стулу в углу комнаты и сажусь ждать, пока доктор исчезнет в ванной. Медсестры упаковывают припасы; как только Хлоя придет в сознание и станет стабильной, они уйдут.
В соответствии с обещанием доктора, прошло всего несколько минут, прежде чем Хлоя пошевелилась, слабый звук сорвался с ее губ, когда ее веки распахнулись. Я тут же вскакиваю на ноги и иду к ней через комнату.
— Привет, — сонно бормочет она, моргая. — Они уже…
— Да, зайчик. Я осторожно сжимаю ее левую руку, стараясь не сместить капельницу в ее руке. Ее нежные пальцы холодеют в моей хватке, несмотря на простыню, прикрывающую ее до груди. "Как ты себя чувствуешь? Хочешь что-нибудь выпить?
Она снова моргает, все еще явно ошеломленная, поэтому я нажимаю кнопку, чтобы поднять головку ее каталки в полусидячее положение, а затем подношу чашку с водой через соломинку к ее губам. Она жадно сосет его, заставляя меня улыбаться.
Доктор суетится, и я отступаю, позволяя ему и его команде делать свое дело. Медсестры перевязывают правую руку Хлои, пока он задает ей несколько вопросов и берет ее жизненно важные органы; затем они удаляют капельницу и все оборудование для мониторинга.
Она считается бодрствующей и стабильной.
«Принимай это от боли по мере необходимости», — говорит ей врач, ставя на стол пузырек с таблетками. — И постарайся не намочить повязку. Его нужно будет менять каждые двадцать четыре часа. Он смотрит на меня, и я киваю.
У меня достаточно опыта работы с огнестрельными ранениями, и я была бы более чем счастлива сыграть роль медсестры Хлои. Что меня не устраивает, так это обезболивающие, но я знаю, что они ей понадобятся.
Ее травма может быть не опасна для жизни, но все равно будет чертовски больно.
«Вот, я понял», — говорю я, когда медсестры поднимают Хлою, предположительно, чтобы перенести ее на кровать. Отгоняя их, я осторожно беру ее на руки и сама несу туда — задача несложная, ведь она едва ли тяжелее Славы. Хотя она ела как дровосек всю неделю, что провела здесь, мой зайчик все еще слишком худой после месяца беготни.
Она вздрагивает, когда я укладываю ее, и я чувствую это как удар в живот. Я никогда раньше не был настолько интуитивно настроен на другого человека, что ощущаю ее боль как свою собственную. Если у меня и были какие-то сомнения относительно того, что она для меня значит, они исчезли, как только я увидел, что ее «Тойота» ушла из гаража.
Я никогда не испытывал такой ярости и ужаса, как когда узнал, что убийцы в этом районе — когда я подумал, что могу не найти ее вовремя.
Мои кишки скручиваются, и я отбрасываю эту мысль, пока не возник соблазн задушить Алину. Сейчас важно, что Хлоя в безопасности здесь, со мной. Я уже сказал Павлу усилить нашу охрану на тот случай, если убийцы выяснили, кто нанял Хлою, и передали эту информацию своему работодателю до того, как я их найду. Сомневаюсь — тот, кого я пытал, похоже, понятия не имел, кто я такой, — но я не рискую.
Кроме того, всегда существует угроза Леоновых. Алексей еще больше разозлится, когда мы украли выгодный таджикский контракт на ядерный реактор у его семейного «Атомпрома».
Отбрасывая и эту мысль, я сосредотачиваюсь на том, чтобы положить Хлою на пару подушек и накрыть ее одеялом, пока доктор и его команда вывозят каталку и все свое оборудование из комнаты.
Через минуту мы, наконец, одни.
Я сажусь на край ее кровати и беру
