Драматизм ситуации заключается в том, что некогда абстрактное и, казалось, далекое от страны и ее народа понятие «кризиса» неожиданно и сразу стало реальностью нашей жизни, травмирующим фактором для миллионов российских граждан. Причем сам кризис приобрел сегодня в масштабах страны системный и непрерывно углубляющийся характер, так что речь, по существу, идет уже, по авторитетному мнению некоторых наших известных социологов, не просто о кризисе, а о «социальной деградации российского общества» (Руткевич, 1998, с. 3).
Сегодня совершенно очевидно, что развал социалистической системы и великого союзного государства под общие разговоры о перестройке и рыночных реформах, помимо экономической разрухи и полной финансовой зависимости от развитых стран Запада и международных валютных фондов, грозит народу еще и потерей его духовной «безопасности», утратой ценностных и культурогенных потенций, угасанием самосознания. Очередная утопия осчастливить в ближайшие годы Россию капиталистическим благоденствием, неким потребительским «раем» на деле обернулась для большинства людей не только полунищим существованием, но и упадком нравственных сил, внутренним ожесточением, безысходностью, при которых начинают распадаться и традиционная русская всеотзывчивость, доброжелательность, сострадательность и другие привлекательные качества. Подобно «шагреневой коже» из романа О. Бальзака, все больше сжимается то необходимое пространство жизни, которое обычно поддерживает веру и оптимизм в людях, без которых русский человек, если прислушаться к мнению Ф. Достоевского, – «дрянь».
Драматический характер современного российского кризиса, особенно духовного, не может не вызывать у многих наших соотечественников чувства крайней обеспокоенности и тревоги, желание что-то предпринять, как-то отреагировать, наконец, воспротивиться – и не только криком души и болью в сердце, но и делом, словом, поступком, печатным изданием, научным аргументом, жизненным актом и т. д. – всем тем деструктивным процессам и силам, которые неумолимо разрушают исторический потенциал страны, делают проблематичной саму возможность ее достойного существования и развития как великого государства. Этим чувством руководствовались и мы при написании данной книги, отстаивая духовный «суверенитет» и «самобытный лик» (И. А. Ильин) русского народа, сознавая губительное для его менталитета сползание страны в болото потребительского самодовольства, циничного эгоизма и опустошительной вседозволенности.
На конкретной проблематике счастья мы пытаемся, в частности, противопоставить различным прагматично-рыночным, духовно-приниженным моделям «счастья» подлинные ценности человеческой жизни, заложенные в архетипе русского сознания и выражающие наиболее важные черты национального характера русских. Сформированные тысячелетним историческим опытом народа, проявленные в трудах и жертвах многих поколений людей, они несут в себе необходимую для «самостоянья» (А. С. Пушкин) человека нравственно укрепляющую силу, направленную вверх, а не вниз – в духовные пустоты и темные расщелины бытия.
В новой системе ценностей, которая изначально была заложена в курсе реформ и которая под давлением официальной пропаганды и средств массовой информации все глубже проникает в сознание и сферу взаимоотношений людей, счастье начинает восприниматься, прежде всего, как удача, успех, обладание, где все в конечном счете решают деньги. Например, исконно русскому представлению о том, что «не в деньгах счастье» уже найден и широко противопоставляется другой, альтернативный вариант – «не в деньгах счастье, а в их количестве». Современным «любителям» и «идеологам» больших денег, как и их «счастливым» обладателям за счет различных способов «отъема» у других, будет небесполезно напомнить, что деньги на Руси не только никогда не абсолютизировались, а напротив, вызывали в народе недоверие, чувство тревоги и опасности, ибо это «от чёрта, это болото, а там кикиморы живут» (А. М. Панченко).
С незапамятных времен уверовал русский человек – и без всякого чудачества, имея на это веские основания, – в греховную, нечистую силу денег, особенно больших денег. И это убеждение нашло отражение в народном фольклоре, во многих национальных обычаях, приметах, обрядах и т. д. Об одном из них – «чертогоне» (буквально: «изгнание беса»), ныне уже практически забытом, но в свое время очень почитаемом в среде московского денежного купечества, напоминает нам одноименный рассказ писателя Н. С. Лескова. Глубокий знаток исконно русских нравов, в особенности московской старины, он с большим мастерством и знанием дела рассказывает о многих из них в своих произведениях, в частности, в «Чертогоне». О настороженном отношении на Руси к деньгам как к чему-то опасному и недоброму свидетельствует также одна давняя и практически уже забытая народная примета, согласно которой нахождение клада считалось дурным знаком, предвестником беды и несчастий. Причем, чем весомее был сам клад, тем опаснее и страшнее казалось будущее его нашедшему. Нелишне в этой связи напомнить и о глубоком убеждении нашего национального и всемирно признанного авторитета, человека мудрых мыслей и большого жизненного опыта, писателя Л. Н. Толстого, что богатство не может быть праведным. Такого же мнения придерживался и А. П. Чехов (1987, с. 38).
Конечно, менталитет русского народа, как, впрочем, и многих других европейских народов, формировался под влиянием евангельской притчи о том, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в рай. Но нигде, пожалуй, отношение к богатству и связанному с ним накопительству и ростовщичеству как к неправедному делу не приобрело характера такой искренней и непоколебимой веры, не укоренилось так прочно в глубинах сознания, как у нашего народа. «Я так понимаю, – говорит один из героев А. П. Чехова, – ежели какой простой человек или господин берет даже самый малый процент, тот уже есть злодей. В таком человеке не может правда существовать» (Чехов, 1985в, с. 215).
Об устойчивости этого стереотипа в национальном самосознании русских свидетельствуют и современные представления россиян о богатстве и его приобретении, содержание которых принципиально не изменились за последнее десятилетие проводимых в стране разрушительных реформ. Исследования показывают, что лишь меньшинство наших граждан, как это и ни парадоксально на первый взгляд, хотели бы оказаться на месте самых богатых людей России. По-видимому, это связано с тем, что значительная их часть убеждена в том, что в нынешней России люди становятся богатыми исключительно за счет «воровства, разграбления страны» (41 %), а также «злоупотребления своим служебным положением, взяток, коррупции» (40 %) или «жульничества, обмана других» (39 %) и другими нечестными путями. Одновременно с представлениями о неправедности богатства российское сознание по-прежнему отвергает веру в возможность существования «трудолюбивых, талантливых и удачливых» богачей. Способных в это поверить среди опрошенных оказалось только 9 % (Бетанели, 1997).
Наряду с культом денег и поклонения «золотому тельцу» сегодня в российское сознание активно внедряется еще один, не менее сомнительный, а по сути хищнический и весьма агрессивный принцип счастья – «Бери от жизни все», «Лови момент», «Не упусти свой шанс», «Сорви удачу» и т. д. С экранов телевизора не сходят рекламные ролики с примитивными сюжетами и представлениями о счастье. Например, симпатичные, сияющие от блаженства молодые люди уверяют нас: «Когда я жую жвачку, моя душа поет» или «Окна Бамо. Счастье – вот оно!» и т. д.
Одновременно с рекламированием такого «хватательного» и «жвачно-рамочного» счастья всех нас пытаются убедить в том, что быть счастливым или несчастливым – это наша частная и сугубо личная проблема и что ни общество в целом, ни новые порядки и условия жизни, ни тем более власть, ответственная за эти самые порядки и условия, не причастны ко всем нашим бедам, сломанным судьбам, душевным изломам. За неимоверно короткий срок произошло беспрецедентное и чрезвычайно опасное по своим последствиям для целостности национального самосознания и чувства идентичности россиян разделение общества на малочисленное «мы» – политическая и денежная верхушка, быстро почувствовавшая себя чем-то вроде «элиты», «хозяев» и новых «властителей» жизни – и «они», включающих все остальное многомиллионное население страны или народ в целом.
В положении русского народа, который на протяжении всей истории государства российского по праву считался героическим и великим, за последние годы произошли такие социальные изменения, которые сделали возможным говорить о нем, особенно о старшем поколении, в оскорбительном тоне, используя обидные и некорректные слова и выражения: «быдло», «придурки», «красно-коричневые», «коммуняги», «коричневая харя» и др. Причем все это произносится публично, с нескрываемым озлоблением и, что особенно прискорбно, не рядовыми гражданами, а некоторыми известными политиками, должностными лицами, журналистами, представителями художественной интеллигенции.
