Дорога, казавшаяся вчера ночью бесконечной, оказалась не такой уж длинной, поэтому до аэродрома дошли гораздо быстрее и организованнее, чем накануне.
На небольшой бетонной площадке по соседству с боевым вертолетом, уже разложены ящики. Бобров с Масловым выдавали патроны и гранаты солдатам, выстроившимся в очередь к ним. Получившие свою долю тут же набивали патронами рожки и примыкали их к автоматам, обладатели пулеметов деловито заряжали ленты, снайперы приделывали прицелы. Гранатометчики и их помощники, кряхтя и матерясь, прилаживали гранатные сумки с только что полученными выстрелами.
После выдачи боеприпасов, всем раздали по плитке шоколада, по пачке сигарет и суточную норму сухпая.
Я прикинул, сколько у меня вещей и выкинул противогаз, остальное, решил пока не трогать. Сел на спальник и, от нечего делать, стал разглядывать колонны, подразделений проходивших мимо — их только что выгрузил очередной воздушный транспортник. Мои товарищи время не теряли — в кювет у края бетонки летели валенки, сапоги, куски мыла, чулки от ОЗК, нательные рубахи, кальсоны, полотенца. Нижнее белье и полотенца перед отправкой были выданы тройными нормами, из-за этого их и выкидывали, оставив одну пару на всякий случай. Бобров и Маслов пытались помешать этому, но за всеми не уследишь.
Вновь прибывшие колонны солдат шли к технике стоявшей на траве, там, где аэродром заканчивался. Здесь стояли армейские УРАЛы и КАМАЗы, тут же несколько танков и БМП, везде стоял удушливый запах машинных выхлопов. В машины, деловито и без промедления загружались только что прибывшие роты, их командиры без суеты и крика по-фамильно сажали своих бойцов.
Мы равнодушно взирали на эту погрузку. Наши лейтенанты вертелись возле командиров прибывших подразделений. Вскоре они о чем-то договорились и подошли к нам.
— Так быстро шапки выкинуть, надеть маски, примкнуть рожки, патрон в патронник не досылать, — выдал приказы Бобров.
Маслов тем временем быстро, не сверяя со списком, отсчитывал солдат по двадцать человек и отводил их к выделенным машинам.
Грузились в машины долго, сначала передавали в кузов вещмешки и спальники, а потом тяжело и неуклюже забирались сами.
Я залез в одну из машин, в кузове было тесно, из-за разбросанных как попало вещей, да и мы сами мешали друг другу, стараясь усесться поудобнее. Потом достал банку перловой каши и открыл ее штык ножом. Прислушался к разговору соседей.
— Чё — то мне все это не нравится, — тяжело вздохнул один из моих попутчиков.
— Чё — ты сопли распустил, рожденного утонуть не застрелят, — заметил парень со сломанным носом, фамилии его я не помнил, все называли его «фиксой» из-за золотых коронок сверкавших у него во рту, — вот у меня брательник в Афгане служил, вернулся подраненным, но живым, а через год после дембеля разбился на мотоцикле.
— А зачем нас сюда отправляют, чё здесь случилось? — спросил солдат со снайперской винтовкой.
— Чего?
— Наверное, что-нибудь вроде Карабаха или Приднестровья? — попытался я ответить снайперу.
— Наверное, — вздохнул он в ответ. Мне сразу захотелось курить. Достал сигареты — ко мне потянулись руки я вытащил губами одну, остальное раздал.
— Дай прикурить. — обратился я к соседу. Он протянул мне руки с зажатой в них зажигалке. Пламя зажигалки осветило небольшую наколку между указательным и большим пальцем: буква А в окружении лучей.
В это время машина, заурчала — завелась, вся техника пришла в движение. В голову формирующейся колонны начали выстраиваться танки и БМП, за ними УРАЛы и КАМАЗы с солдатами, замыкал колонну БРДМ, еще несколько БРДМов устроились между УРАЛами. С аэродрома поднялись два вертолета, они с ревом, свистя турбинами, пролетели над машинами вперед, обеспечивать прикрытие с воздуха. За вертолетами потянулся головной танк, за ним тронулась остальная техника, выстреливая в воздух целые облака выхлопов.
Серое зимнее небо потихоньку стало темнеть. Аэродром опустел, только на том месте, где батальон получал оружие, и боеприпасы остались пустые раскрытые ящики из-под гранат, цинки из-под патронов, сапоги, валенки, шапки и куча кокард, которые белыми пятнами выделялись на грязном бетоне.
Заморосил дождик. Четыре человека в летных комбезах, неторопливо шли к самолету, который недавно привез солдат. Они остановились возле брошенных вещей, один нагнулся и поднял валенки.
— Хорошие валенки, — заметил пилот.
— Здесь много чего можно найти, — заявил штурман, — сегодня они что-то поторопились, под вечер идут.
— А зачем бойцы кокарды выбрасывают?
— Говорят поним снайперыхорошо целятся.
— Пошли нам тоже скоро лететь
Колонна, под урчание дизелей и свист турбин, медленно как змея уползала за горизонт.
В кузове УРАЛа нас потихоньку сморило.
Глава 3
Пред вами со смертью на челе
Он постепенно костенеет
Когда он глух и молчалив
На ваш отчаянный призыв.
Пушкин А. С.
Когда, меня забирали в армию, у военкомата девушка меня не провожала, как многих моих товарищей. После школы пошел в железнодорожное ПТУ, там учились одни пацаны, ну и как говориться не до баб было. Сугубо мужские развлечения после учебы — разборки на заднем дворе «куска», так мы называли между собой наше училище, карты и водка по ночам в общаге. Тогда о танцах я, конечно, не вспоминал, чмошником можно было прослыть, а я естественно этого не хотел. Служба в армии в нашей среде считалась обязанностью "нормального пацана". О патриотизме здесь не было речи, наверное просто это было частью мужского имиджа. Да и в душе каждый из нас завидовал «старшакам» — выпускникам нашего куска, призванным в армию. Когда они приходили в отпуск или на дембель, то обязательно заходили в училище в форме расшитой аксельбантами и увешанной всевозможными значками. Так что когда пришла пора служить, я не стал косить.
Уже поздно ночью колонна прибыла в селение Толстой-юрт, где находилась база. Я проснулся от того, что машина остановилась. Спать было слишком холодно, от долгого сидения в одной позе затекли ноги. Кругом темнота — в проеме тента машины черный квадрат. Остальные тоже зашевелились, тихо в полголоса спрашивали о причинах остановки. Я снова закрыл глаза и постарался поудобнее угнездиться на своем месте, но услышал шаги. Кто-то шел к машине, чавканье сапогов по грязи как-то неестественно нарушало тишину. В машине, сразу все замерли, кто-то тихонько снял автомат с предохранителя.
— Эй, в машине, — прозвучал голос Маслова, — никому из машины не выходить, спите там. Завтра разберемся, что к чему, — приказал лейтенант и пошел к следующей машине.
Поспать так и не удалось из-за зверского холода. От неудобной позы затекли ноги, и болела спина. Ночь длилась, наверное, вечность. Как только рассвело, я постарался встать, чтобы размяться. Но тут же услышал чье-то ворчание.
— Полегче, на ногу наступил, — пробурчал недовольный голос из-под спальных мешков.
— Хорош массу давить, подъем, — стал расталкивать дремавших Фикса, — вон с соседних машин пацаны уже вылезли со всем своим барахлом, значит и нам пора, — заявил он и с размаху вышвырнул за борт свой вещмешок прямо в грязь. Вслед за ним полетел спальник, а после него и Фикса выпрыгнул.
За бортом Урала уже занялся день. Я выглянул за борт.
Да-а-а более тоскливого пейзажа не придумаешь. Под серым свинцовым небом, меж двух холмов, раскинулся полевой лагерь. На склонах холмов в капонирах приткнулись танки и БМП, в долине, грязные палатки с полевыми кухнями и машинами, и везде раскатанная до сметанообразного состояния грязь. Где-то за холмом деловито стучит «Шилка». И что удивительно этот звук не режет слух — война уже рядом.
Я с трудом вылез из машины и отошел к оврагу метрах в пятнадцати от машины. Начал скидывать с себя бронежилет и бушлат, за ночь приспичило, а в «бронике» и бушлате чувствуешь себя как черепаха под панцирем. Над оврагом поднялся пар, вдоль него выстроился ряд солдат.
Здесь в голове у меня перегорел еще какой-то контакт: выкинул вещи, которые не решался выбросить на аэродроме. В овраг полетели валенки, мыло и прочее вещевое довольствие.
Едва мы успели заправиться, как прозвучала команда, строиться. Маслов и Бобров что-то хотели сообщить. Минут через пятнадцать, все собрались толпой возле стоявших на возвышении Маслова и Боброва.
Маслов стал громко называть фамилии солдат, а Бобров вручал им военные билеты, отобранные еще в родных воинских частях. Как только раздача «военников» была закончена, лейтенанты, щедро раздавая пинки и затрещины, приправляя их отборным армейским матом, создали подобие строя.
Осмотрев строй безразличным невидящим взглядом, Маслов что-то сказал Боброву и ушел куда-то. Бобров достал сигарету, закурил ее и глубоко затянулся, выпустив дым через нос, и заговорил.
