Я и продукты возмущенно остановились. От нашего возмущения проснулся кот-сумоист. Я поставила пакеты на протертый линолеум, достала из кармана куртки пачку сигарет. Сосед галантно зажег спичку. Я прикурила и говорю Марину: «Я тебе в прошлом году дала пятьдесят левов в долг, а ты мне семь месяцев возвращал, едрить твой сварочный аппарат! Я че тебе папа Карло и на мандалине здесь играю?! Сама пашу как сто китайцев, а еще ты со своей безработицей!»
Мой сосед – отличный сварщик, но поскольку у него нет хоть какого-нибудь документа, подтверждающего его умения, Контев, мыкаясь с одного места на другое, не может устроиться на постоянный заработок. Марину за пятьдесят. Он живет со своей второй женой и сыном подростком в муниципальной крохотной квартире. Контева знает весь наш восемнадцатиэтажный дом. За скромную плату он всегда готов кран починить, трубу заварить, замок вставить или люстру повесить. Жена Марина работает уборщицей в гостинице. С ней, по его словам, у Марина вечные скандалы из-за денег. Контев редко бывает дома. Он или проводит время с котом-сумоистом в подъезде в надежде заработать мелким ремонтом у соседей, или сидит в старом опеле около дома, слушая заунывную музыку. Соседи знают где найти Марина, когда потек кран или засорилась канализационная труба и в случае крайней необходимости, готовы выслушать душераздирающие рассказы сварщика о его непростой семейной жизни и заплатить не только за ремонт, но и вручить Контеву сливовую ракию. Да…, – сказал Марин. – Работы нет. Тебе дома ничего починить не надо?
Вот тебе сто левов, – я раздавила сигарету в горстку окурков. – Когда вернешь? – В марте. Клянусь!
Контев быстро собрал горстку окурков в пустую упаковку от кефира, броском Джордана закинул все в мусорное ведро в дальнем углу подъезда, легонько постучал кота-сумоиста по голове и, подхватив пакеты, благополучно доставил меня домой. Прошло несколько месяцев. Марин проводил время или в подъезде с котом-сумоистом, или сидел в опеле с заунывной музыкой. Весь тоскливый вид Контева говорил мне, что деньги сварщик вернет не скоро. В начале мая к чертям полетел домофон и во всем доме перестали работать звонки. Марин самоотверженно предложил домоуправляющей починить домофон, убеждая всех соседей, что разница в деньгах, если починит он, Контев, и если починит фирма «мошенников» – колоссальная, а он, Контев, не только отличный сварщик, но еще хорошо соображает в электричестве, поскольку друг у него электрик. Домоуправляющей пришлось согласиться. Весь май Марин скрупулезно разбирал какие-то ржавые железки в подъезде, лихорадочно курил вонючие самокрутки, переводил со словарем немецкую инструкцию, которую ему где-то раскопал его друг-электрик, бурно обсуждал с соседями, что производители домофона – идиоты и вытворял все то, что он обычно вытворяет, когда дело пахнет случайным заработком и сливовой ракией. Несмотря на самооотверженность Контева, домофон и звонки не работали. В конце концов, домоуправляющей то ли надоела вся эта самооотверженность Контева, то ли люди стали жаловаться, что звонки месяц не работают, но сосседи отняли у Марина ржавые железки и отправили их почтой в Софию фирме «мошенников». Наш длинный этаж в семь квартир разделен металлической решеткой. Я догадываюсь кто заковал мою и еще три квартиры за решетку. Я, правда, у Марина о решетке никогда не спрашивала, мы купили квартиру с решеткой. Конечно, хорошо что у нас есть решетка. Мало ли кто звонит, звонки-то как раз за решеткой на стене: цыгане там танцующие, или свители Йеговы пришли. Откроешь дверь, a они за решеткой на расстоянии десяти метров, не сразу, стало быть, в квартиру пялятся. Но сейчас, когда звонки и домофон не работают, вообще никто не может к нам в дом попасть, потому как если кому вздумается в гости прийти, то, или нужно подойти к дому, позвонить по телефону и предупредить, чтобы встретили, или если, кто на этаже по счастливой случайности оказался, то нужно опять-таки позвонить по телефону, чтобы решетку открыли.
В прошлую субботу поздно вечером я с котом и книжкой на диване устроилась и вдруг слышу, будто зовет меня кто тихо и стук такой легкий, металлический. Я перепугалась, думаю: «немощь! Доработалась я и голоса, как у девы Орлеанской! Буду цветы в саду психушки покорно высаживать». В коридор метнулась. Вроде, как зовет кто и стучит. Решила посмотреть, есть ли кто в подъезде или, на самом деле, дева Орлеанская. Я быстро волосы заколкой подхватила, кожаную куртку надела и широко дверь открываю. Встречайте, значит, деву Орлеанскую! Смотрю, Контев за решеткой и говорит: «Я уже двадцать минут стучу. Позвонить не могу, у меня ваучер в телефоне закончился. Я тебе половину долга принес. Мы с другом моим, электриком, в соседнем доме проводку чиним. Вот аванс дали». Я чуть не плача от радости, что до цветов в психушке далеко, а и деньги вернули, говорю: «Спасибо тебе, хороший сварщик! Когда вторую часть долга отдашь?» Он: «Летом. Хочешь я тебе звонок твой личный поставлю за десять левов? Потом из долга вычтешь. Мне мой друг инструкцию дал.»
Согласилась я с Марином. Че до лета тянуть?
Такая вот обыкновенная история со мной приключилась. И не нужно смысл искать в истории этой обыкновенной.
Только… думаю, когда дождем отойду в мир иной, тихо напевая Моррисона, спросит ангел у Старца белобородого на меня глядя: «Куда ее?» – «А что всю жизнь делала-то?» – «В тетрадях вечно крапала и два раза в долг сварщику деньги дала.» – «В чистилище тогда. Тетрадей ей еще и бочонок чернил. Пусть у нас ландшафт описывает.»
Холодильник «Мраз».
Забавная историйка
Историйку эту забавную мне рассказала Росица, парикмахер нашего дома, лет пять-шесть назад, когда я еще у нее стриглась.
Росица, приветливая и внушительной конструкции женщина за сорок, арендует крошечный закуток на первом этаже в нашем доме. Как Росице удается помещаться в закуток вместе со своей конструкцией, парикмахерскими услугами и еще двумя-тремя ожидающими на откидном диванчике клиентами – загадка. Росица – человек веселый и трудяга, каких повидать. Мне она нравится. Потом Росица неожиданно и своеобразно подстригла мне челку, что я стала похожа на запорожца, что пишет письмо турецкому султану, носила бандану месяцами, обходила стороной Росицу, закуток и ее парикмахерское искусство. Мне все равно Росица нравится до сих пор. Некоторым людям лучше симпатизировать на расстоянии, обходя стороной. Так вот, у Марина, соседа моего, есть друг Петко с четырнадцатого этажа. Петко и его жена Стойка – пенсионеры, бывшие работники Нефтехима и у них по болгарским стандартам довольно приличные пенсии. Каждые выходные Петко и Стойка едут в деревню, что-то там сажают, пропалывают, закатывают лютеницу5 и варят ракию6. С понедельника до обеда пятницы Петко и Стойка ничем особым не занимаются, а ведут спокойный образ жизни почтенных болгарских пенсионеров. Стойка смотрит сериалы, a Петко угощает вечно-безработного Марина сливовой ракией собственного приготовления на скамейке перед входом в подъезд. Как обычно, одним теплым днем, Петко и Марин, распивая сливовую под сушеницу7 и нарезанные домашние помидоры на скамейке перед домом, увидели, как двое смуглых молодых людей выносят старый болгарский в местах проржавленный холодильник «Мраз»8 из нашего подъезда. Распаренные сливовой ракией Петко и Марин подхватились помогать двум молодым смуглянам тащить старый холодильник по крутым ступеням. Тут Стойка идет, в магазин ходила и видит холодильник выносят. Да как заголосит: «Вы куда холодильник мой тащите?!» Смугляны бежать, сверкая смуглыми пятками в даль теплого дня. А Стойка своему мужу и говорит: «Ты что же, пьяница? Пока здесь наливаешься, у нас из подвала холодильник крадут?!» Вот такая историйка. Потом Петко и Стойка насовсем в деревню уехали, оставили квартиру дочери. Марин редко теперь на скамейке ракию распивает, кофе все больше в подъезде. Из пластикового стаканчика.
Старый чекист
В доме-монстре из бетона и стали, где я проживаю свои никчемные дни, построенном еще в то удивительное время, когда Тодор Живков, называемый болгарами «бай Тошо» целовался с Леонидом ибн Ильичом, на шестом этаже живет прелестный старичок, невысокий и сухонький.
Дедушка ходит в одной и той же изношенной на локтях и коленях одежке: светло-коричневые мешковатые, подпоясанные потертым ремнем брюки, голубая рубашка и грубой вязки бурая кофта с большущими деревянными пуговицами. Летом, когда очень жарко, дед ходит без кофты, а зимой поверх кофты он надевает черную стеганую куртку. Несмотря на весь его обтеханный вид, старичок бодро шагает в близкий магазин с авоськой или, насупившись, в сползающих с носа очках, читает газету на скамейке рядом с домом, или деловито роется у себя в почтовом ящике. Глядя на ветхую одежду моего соседа, его глубокие морщины на изможденном лице и блестящие лучики-живчики янтарных глаз, можно подумать, что дедушка вовсе и не дедушка, а оторванный из тетради пергаментный клочок пронумерованной бумаги, что нерадивый архивариус в спешке при переезде затерял на пыльной полке.
