– Да Микки! – весело подтвердила Кристина. – Я так котёнка назвала. Микки, как Микки Маус!
Микки Маус лежал возле блюдца кверху брюхом и тихонько икал. Блюдце было вылизано до дна.
Глава вторая, в которой Кристина спасает творческое наследие русских писателей
4 года спустя.
– Вообрази, дорогая! – хитро прищурившись, полушёпотом говорила старушка Одиллия Карловна своей сестре Одетте. Пожилые дамы, одетые в кашемировые пальто пастельных тонов и кокетливые фетровые шляпки, сидели на скамеечке у подъезда с таким видом, словно бы присутствовали на балу у княгини в позапрошлом веке. Было начало октября, и они наслаждались последними тёплыми и сухими осенними деньками. – Нет, только вообрази. Веду вчера класс, и только отвлеклась на эту Кулькову… mon dieu! И куда только смотрят её родители? Они что, питают иллюзию, что она станет балериной?! Нет, я вас умоляю! Я заклинаю вас! Да слепому ясно, что она быстрее научится доить корову (что, к слову, очень ей пойдет), чем будет ставить ноги хоть сколько-нибудь приемлемо…
– Прекрати немедленно! – оборвала сестру Одетта, – как ты можешь так говорить о ребёнке? Ты в конце концов ведёшь класс в районной школе искусств, а не в Академии Вагановой! Ну, будет у Кульковой приличная осанка, и довольно. Большинство из твоих учениц никогда не будет иметь отношения к искусству. Так что с того? Делай свое дело и будь довольна.
– Хмм, – обиженно поджала губы Одиллия, – если я через десять лет добьюсь от Кульковой осанки, на которую люди будут смотреть и не падать в обморок, что ж, пусть поставят мне скромный памятник в бронзе на Красной площади, и я буду довольна. Но дело не в этом, – тут лицо Одиллии Карловны вновь приобрело такое выражение, какое бывает у мальчишки, задумавшего шалость, – вообрази! Только я отвлеклась на противную Кулькову, как слышу за моей спиной хихиканье. Ну, думаю, погодите, маленькие лентяйки! Я вам сейчас покажу, как смешно бывает во время урока! И вижу в зеркале, как пти-Мишель…
– Наша Мишель? Белкин? – перебила Одетта.
– Да, наша Мишель делает бе-зу-пречный гран-плие и одновременно довольно точно изображает Гроссмана, нового концертмейстера. Старый дурак уже настолько плох, что засыпает за роялем, продолжая играть. При этом выпячивает нижнюю губу и довольно смешно всхрапывает, чем будит сам себя. Где только Муза Васильевна его откопала? И ведь не реагирует на замечания: начну ему выговаривать, он только губами жуёт, как верблюд. Немой он, что ли? Нет, ты вообрази! И маленькая нахалка его копирует, да до того точно… – Одиллия залилась совершенно детским смехом.
– Боже мой! – покачала головой Одетта, – и что же ты сделала?
– Наказала, конечно, чертовку! Оставила дополнительно у станка, но, по-моему, она не слишком расстроилась. Ну, и потом я потихоньку насыпала ей в карман конфет после класса.
Одетта рассмеялась:
– Девочка серьёзно танцует, а ты приучаешь её к сладкому! Но ты права, решительно невозможно на неё сердиться.
– О, за это не беспокойся! У Белкиных столько детей, что Мишель, вряд ли, успеет съесть хоть одну! Попомни меня, сестра! Вот кто будет танцевать, кому будет рукоплескать Большой театр! И отчего только отец не отдаст её в училище?!
– Ну, дорогая, она же ещё совсем крошка! В училище ей идти не раньше, чем через четыре года…
– Через четыре года, шери, – вновь поджала губы Одиллия Карловна, – Мишель будет исполнять фуэтэ на пуантах! Попомни! – Одиллия воздела к небесам крючковатый указательный палец. – И если этого не произойдет, то я отказываюсь от своего памятника в бронзе за осанку Кульковой!
Тут дверь в подъезд открылась, и из неё выпорхнула маленькая Мишель, дочь многодетного семейства Белкиных, проживавших на втором этаже. У Мишель было ещё четверо братьев и сестёр, составлявших одновременно умиление и головную боль всех соседей. Дети Белкиных были милы, дружны и приветливы со всеми, но в то же время их проделки регулярно сотрясали дом. Шкодили Белкины тихо и слаженно, как спецназовцы, своих не сдавали, и, как могли, заметали следы. Тихий алкоголик дядя Володя с десятого этажа называл их не иначе, как «исчадья ада», и, на всякий случай, старался не показываться им на глаза. Как-то раз дети устроили ему «белочку»: раздобыли в дворницкой стремянку и переклеили немногочисленную и нехитрую дядиволодину мебель на потолок прямо над спящим под воздействием настойки боярышника хозяином квартиры. После того, как дядя Володя пробудился и испытал всю полноту оптической иллюзии, он на полгода «завязал», устроился охранником в супермаркет, дёргал глазом и заикался.
– Бонжур, Одиллия Карловна! Бонжур, Одетта Карловна! – Мишель сделала реверанс.
– Бонжур, мон анж! – хором ответили старушки, – куда ты идёшь?
– Мама послала меня за молоком.
– Как я учила тебя держать головку, моя дорогая? – строго напомнила Одиллия.
Мишель задрала носик и зашагала в направлении гастронома.
Следом за Мишель на улицу вышла Кристина. И только девочка успела поздороваться с сёстрами, как на третьем этаже распахнулось окно:
– И ни с кем не разговаривай! И нигде не останавливайся! И позвони мне из магазина!
– Тётя Соня, я уже не маленькая, мне девять лет! Вон Мишке восемь только исполнилось, а она уже давно сама ходит в магазин!
– Ой, Мишенька, ты тоже идёшь? – тётя Соня увидела Мишель. – Ой, как хорошо! Вы идите тогда вместе! Но мне из магазина позвони, Кристина, ты слышишь?
– Не волнуйтесь, тётьсонь! – крикнула Мишель. – Серый волк уже съел сегодня одну Красную Шапочку, думаю, он больше не захочет! Мы скоро придём!
Кристина, смеясь, догнала подругу.
– Привет, Мишка!
– Привет, Крис!
– Какие новости?
– Да, собственно, ничего нового, – пожала плечами Мишель. – Мама готовит обед на триста персон, папа пишет сценарий, Марик пилит скрипку, Майка разобрала велосипед и рассовала по углам, Матвей нашёл его и собрал обратно.
Кристина расхохоталась:
– А Яшка?
– А что Яшка? – улыбнулась Мишель, – повелевает, как обычно.
Маленький одиннадцатимесячный Яшка был, без преувеличения, кумиром семейства Белкиных и всей округи. Яшке умилялись, его любили и обожали. И самое главное, Яшку носили на руках. Точнее, Яшку носил папа, так как самый маленький Белкин с рождения напрочь отказался лежать во время бодрствования. Яша Белкин мог спокойно находиться исключительно в вертикальном положении. При попытке уложить младенца поиграть погремушечкой в коляске Яша поднимал такой вой, что на противоположной стороне Садового кольца голуби встревоженно срывались с крыш и носились, как угорелые, кругами. Папа ехидно подмечал, что способность так орать его младшенький унаследовал от матери. Мама не осталась в долгу и с первых дней вручила Яшку папе, заявив, что на её руках всё хозяйство и ещё четверо детей, а папины руки всё равно ничего, кроме как держать телефон и непрерывно в него тыкать, не умеют. Так папа стал носить неспящего Яшку в одной руке, а другой – продолжал держать телефон и «тыкать» в электронные заметки сценарии для телесериалов, чем и кормил свое многодетное семейство. Яшка сначала висел, а потом и сидел спокойно, вдумчиво и снисходительно взирая на окружающий мир.
Однажды, почти полгода назад, тихий алкоголик дядя Володя, изрядно «заправив бак» прямо с утра, собрался было прогуляться до магазина. Однако, выйдя из квартиры, дядя Володя запнулся о леску, к концу которой был привязан колокольчик. Колокольчик зазвонил, чем разбудил морскую свинку Майи. Свинка с перепугу забегала, закрутив колесо, на котором была намотана лента от балеток Мишель. Лента натянулась и оборвалась, обрушив на голову несчастного дяди Володи 18-дюймовый воздушный шарик, наполненный ледяной водой. Улики были явными и неопровержимыми: лента от балеток, перепуганный морской свин, воздушный шарик, с которым только вчера бегал по двору радостный Матвей, и вдобавок – грозная надпись маркером на листе, с обратной стороны которого красовался черновик сценария известного костюмированного телесериала «Наполеон в Москве». Надпись гласила:
ПЬЯНТСТВУ – БОЙ!
Дядя Володя взвыл и вмиг превратился из тихого алкоголика в буйного. Он сбежал по лестнице до второго этажа и заколотил всеми конечностями в дверь Белкиных. Дверь открыл папа с Яшей на руках, и дядю Володю озарила ужасная догадка:
– Это он! – завопил дядя Володя, трясущимся пальцем указывая на Яшку. Яшка смотрел на нежданного гостя умным взглядом профессора Калифорнийского университета, получившего грант на исследования в области теории струн, – это всё он!!! Остальные только исполнители, а он всё придумывает! Он ими ПО-ВЕ-ЛЕ-ВА-ЕТ!
– Владимир! – с металлом в голосе сказала, выйдя в коридор, мама Белкиных. – Сейчас же поднимитесь в свою квартиру и оставьте нас в покое, иначе я немедленно вызову бригаду скорой помощи и расскажу им, что вы обвиняете в заговоре полугодовалого младенца!
