Несколько лет назад из-за редкого птичьего вируса он лишился почти всех перьев. Сохранился только грязно-оранжевый куст на макушке да розовый пух вокруг глаз. Остальное тело некогда белоснежного какаду теперь было покрыто лишь синеватой пупырчатой кожей. Больше всего он напоминал ощипанную тушку тощей курицы, приготовленную к отправке в духовку. Женя чуть не задохнулась от смеха, впервые увидев, как это чудо без перьев уверенно шагает по полу.
Летать он, разумеется, не мог. Зато шустро передвигался на крепких лапах и лазил по отвесным поверхностям, помогая себе мощным черным клювом. Этот клюв служил ему не хуже газового ключа. Какаду запросто раскручивал им любые гайки и сворачивал вентили на водопроводных трубах. За что получил имя Сантехник.
Женю Сантехник не любил. По крупному счету, он никого не любил, кроме себя и Морока, ее отца, но новая обитательница квартиры вызывала в попугае особо лютую ненависть.
– Нахалка! – рявкнул он и злорадно добавил: – Овсянка, мэм!
– Слышала! Уймись!
Она встала со скрипучей тахты, обреченно натянула синие джинсы с черной футболкой и поплелась на кухню. Сантехник ковылял следом.
Женя поселилась в этом доме ровно две недели назад. Ее так обескуражило предложение отца пожить вместе, что она, точно загипнотизированная, согласилась. Наверное, найдись тогда время подумать, ноги бы ее здесь не было. За тринадцать лет Морок ни разу не дал знать о своем существовании. Мол, не догадывался, что у него есть дочь. Разве в это можно поверить? Но узнав отца поближе, Женя неожиданно для себя поверила: не знал. Если бы знал – вряд ли бросил бы их с мамой. Кирилл Михайлович Мороков вообще никогда никого не бросал.
Он был так устроен.
И все же Женя жалела о своем решении переехать к отцу. Очень быстро она поняла: ее пригласили потому, что так правильно – дочь должна находиться под присмотром. Сама по себе тринадцатилетняя Женя Смородина руководителя Службы Контроля Края не интересовала – ему хватало других забот. Еще две недели назад она и представить не могла, каким горьким окажется это открытие.
На сосновом столе огромной кухни, обставленной в дачном стиле, ее ждал серый блин заклекшей овсянки. Женька брезгливо ковырнула его ложкой – ни масла, ни сахара. Захочешь – не проглотишь. Небось когда Учур готовил это кулинарное недоразумение, радостно ухмылялся, представляя, как она будет им давиться. Четырнадцатилетний компаньон отца ненавидел новую обитательницу квартиры еще сильнее, чем попугай.
Отложив ложку, Женя встала из-за стола, открыла светло-коричневую дверцу под кухонной раковиной и отправила кашу в мусорку.
– Приятного аппетита! – пожелала она помойному ведру из синего пластика.
– Нахалка! – снова сообщил Сантехник, раскачиваясь на спинке деревянного стула.
– Знаю.
Ничего, поесть можно и в школе. У нее будет не меньше часа, чтобы перехватить пару булочек в столовой. Экзамен начнется в десять, а сейчас нет и семи. Нужно только из дому пораньше выйти. Женя глубоко вздохнула: сегодня ей предстояло сдать историю – последний экзамен в этом году.
И в этой школе.
Осенью она пойдет в специальную гимназию для детей Края, тех, кто принадлежит к одной из четырех рас: Людям крыш, Людям нор, Людям глубины и Людям ветра. Как объяснил отец, это учебное заведение – что-то вроде отчаянного эксперимента горстки энтузиастов. Еще совсем недавно расы считали образование подрастающего поколения своим личным делом. Любые попытки в него вмешаться грозили государственным конфликтом. Но все меняется. Взгляды жителей Края – тоже. Поэтому Женьке ничего не мешало предаваться мечтам о первом дне в новой гимназии. Дочь начальника СКК плохо представляла себе, чему там учат, но точно знала: хуже, чем в ее родной школе уже не будет. Чего только стоило красное от регулярных приступов педагогического бешенства лицо директрисы. Нужно на прощание оставить на стене под окном ее кабинета какое-нибудь смачное граффити. Чтобы помнили.
Хотя бы, пока не закрасят.
Продумывая финальный скетч, Женя вошла в тренировочный зал. Он находился этажом ниже квартиры отца. В самый первый день Морок взял с нее слово, что она будет по часу заниматься здесь каждое утро. Способности его дочери проснулись всего месяц назад, и теперь ей приходилось наверстывать упущенные годы обучения.
Удар светящейся бледно-зеленой нити сбил Женьку с ног.
Она пролетела метра два и врезалась спиной в стену.
Воздух вышибло из легких.
Под потолком полутемного зала висел Учур. Его опоясывали сразу четыре разноцветные нити. Или фибры, как их называли Люди ветра. Он явно вообразил себя человеком-пауком. Фибры тянулись от талии компаньона отца к решеткам маленьких окон спортзала, давая возможность парить метрах в трех над полом, а кимоно стального цвета придавало сходство с героем китайского боевика. По-монгольски плоское лицо парня, год назад покинувшего родной Алтай, оставалось неподвижным. Ни злобы, ни радости.
– Совсем озверел? – выдавила Женя, морщась от боли. – Я же была не готова!
Учур ничего не ответил. Он умудрился за две недели не сказать дочери начальника СКК ни слова. Можно было подумать, что алтаец немой. Но Женька не раз слышала, как этот немой за милую душу болтает с Мороком.
– Ладно. Сам напросился! – Если кто-то забыл, что имеет дело с полиморфом, она тут ни при чем.
Не вставая с пола, Женя попыталась вызвать волну тепла, чтобы заставить тело двигаться в десятки раз быстрее обычного. Одновременно протянула руку раскрытой ладонью вперед, как это делали Люди глубины…
Ничего не вышло.
Все усилия вязли в мягких стенках невидимого кокона. Как тогда, в подземном городе, рядом с включенным блокиратором.
Учур злорадно ухмыльнулся и снова взмахнул бледно-зеленым хлыстом.
Ей почти удалось увернуться. Упругая нить всего лишь обожгла правую ногу. Женька даже не закричала, только слезы по-детски брызнули из глаз.
– Придурок!
Что мы имеем? Доступ к способностям кошек и депферов перекрыт. Зато прекрасно видны фибры. Разноцветные нити опутывали все пространство зала. Значит, сейчас она не полиморф, который обладает способностями четырех рас, а всего лишь крылан. Такой же, как Учур.
Нет, не такой. Алтаец в своей деревне учился управлять линиями движения с младенчества, она – меньше месяца. То есть шансов ноль целых ноль десятых.
Женька вскочила с пола и бросилась к выходу. Ее остановил тихий стрекот. Сложив губы трубочкой, Учур едва слышно пощелкивал языком, словно подзывал птичку или зверушку. Встретившись с Женькой взглядом, он чуть заметно кивнул в сторону скаладрома у дальней стены зала.
– Черт! Черт!
На одном из верхних зацепов, под самым потолком, сиротливо висел ярко-синий рюкзачок. На его застежке болтался брелок – пушистый розовый мышонок. Хвост оторван, одно ухо держится на ниточке. Женька точно помнила, что оставила рюкзак возле постели. В нем лежали два учебника, которые кровь из носа понадобятся перед экзаменом.
– Учур, отдай его, пожалуйста!
Ответа ждать не пришлось – зеленая фибра полоснула Женьку по плечу. Светящийся жгут скользнул по черной ткани мастерки. Ощущение было, как от ожога крапивы. Только гораздо больнее.
– Что тебе нужно? Ты мне вообще не учитель! – выкрикнула Женька и отскочила, насколько позволяло пространство тренировочного зала.
– Сегодня – учитель! – алтаец впервые подал голос. – Этот урок Кирилл Михайлович поручил вести мне.
Еще один удар.
На этот раз мимо.
Фибра оставила неглубокий рубец на выкрашенной в темно-серый цвет стене.
– Эй, тебе это не приснилось? – Женька попыталась забиться в угол за шведскую стенку. – Из тебя учитель, как из феи Винкс космонавт!
Следующий удар сломал одну из деревянных перекладин спортивного снаряда.
– Ну, всё. Уже не смешно!
Кончик фибры лизнул Женькину щеку. Голова дернулась, больно приложившись затылком о стену. Половина лица немедленно налилась горячей тяжестью.
На этом Женькино терпение закончились.
Девчонок нельзя загонять в угол.
И тем более бить по лицу.
Никогда не знаешь, что в них может проснуться.
В Женьке проснулся кот Леопольд, хвативший пузырек «Озверина». Она почувствовала, что готова одним взглядом сжечь своего обидчика. А вместе с ним спортзал, дом и половину планеты. С Женькой редко случались приступы настоящего бешенства, но когда случались, ей становилось плевать на последствия.
От следующей встречи с зеленой змеей Женька уворачиваться не стала. Поймала и рванула на себя. Потерявший бдительность алтаец позорно выпустил нить из рук.
И Женька ударила.
