А кроме того, он жил дома, вместе с родными и соседями, в краю, где всё было просто и понятно, кроме старинных ларцов с пустующими отделениями. Мужчины здесь добывали зверя, женщины рыли корни, сушили наыс, собирали ягоду и готовили на очаге еду. Иногда появлялись незнакомые, празднично одетые люди и забирали часть припасов и мехов. Тогда отец ходил злой, кричал на женщин и охотников, и к нему было лучше не подходить.
Ёортон знал, что отец самый главный и сильный на свете, мама - самая красивая и ласковая, а бабушка - самая добрая, хотя чужие люди боятся её и зовут илбэчкой. Среди сверстников подобную болтовню Ёортон пресекал быстро и решительно Это было нетрудно, все подростки давно признали его вожаком. Короче - жить было хорошо, и Ёортон старался не думать об уродливом маленьком мире, который прятался где-то рядом - в памяти, душе, сердце или ещё ближе.
Однажды Ёортон попытался рассказать об ином мире отцу. В тот день сельчане варили пиво из мучного корня, и отец пребывал в благодушном настроении. Но едва Ёортон начал говорить о том, что удивляло и мучило его, как получил такой оглушительный подзатыльник, что не сумел удержаться на ногах и покатился по земле.
- Чтоб я этого больше не слышал! - рыкнул отец и, не оглянувшись, ушёл в землянку.
Наказание обрушилось неожиданно, но Ёортон даже не чувствовал себя обиженным. Он понимал, что так просто отец его не ударил бы, очевидно, он совершил какой-то небывалый проступок, а может и преступление, и оплеуха была самым малым из того, что он заслуживает. Жизнь приветлива лишь на первый взгляд, а на самом деле везде и всюду скрыты недобрые силы, которые лучше не будить. Ёортон забился в кусты и сидел, замерев, испуганно прислушиваясь к тому, что происходило в землянке.
- Это твои штучки! - кричал отец. - Дуришь головы людям! Кому она нужна, твоя правда? Другие старухи иначе рассказывают, зато у них и дети нормальные растут...
- Да что они помнят, другие... - ворчливо огрызалась бабушка.
- Не помнят - и не надо! - кипятился отец. - Значит, и не было ничего. Сама завралась и парня запутала. Что ты ему нарассказывала?
- Ничего... - недоумённо произнесла бабушка, и это была правда. Не любила старуха вспоминать Гору и если говорила о былом прекрасном житье, то только ругательно и зло.
Хлопнула шкура, завешивавшая вход, отец вышел наружу. Повернулся и, словно на совете охотников решение объявлял, произнёс:
- Коли ничего, так и языком трепать нечего. Не было никакого далайна! Запомнила? Всё!
После этого слова обычно наступала тишина, и люди, довольные или недовольные, молча расходились. Но сейчас полог колыхнулся ещё раз, и на улице показалась бабушка. Щуря морщинистые веки, она взглянула на зятя. Потом поднесла к его лицу культю искалеченной руки. Пальцев на руке не было, кожа на уцелевшей части ладони пестрела чёрными крапинами въевшейся копоти. Ни когти, ни клыки зверя не могли оставить таких следов на человеческом теле.
- Не было, говоришь? - спросила бабушка. - А это мне ты скусил, да?
- Тьфу, ведьма! - плюнул отец и быстро ушёл.
Бабушка с полувзгляда нашла спрятавшегося в кустах Ёортона.
- Иди-ка сюда, - строго позвала она.
Ёортон выбрался наружу, послушно подошёл. Больше всего на свете его мучило, что два самых дорогих человека - папа и бабушка не любили друг друга. Но с этим Ёортон ничего не мог поделать и старался не замечать тлеющей вражды.
- Ну так что с тобой приключилось? - спросила бабушка.
Ёортон молчал.
- Говори, мне можно.
Ёортон подошёл и тихо-тихо, чтобы и воздух не услышал, начал рассказывать. Бабушка не перебивала, слушала молча, но лицо её закаменело, стало жёстким, как в ту весну, когда от голодных болезней умерли разом две сестры Ёортона.
- Да, - сказала она наконец. - Всё так и было. Так мы жили на Горе, пока илбэч не выгнал нас оттуда. Но ты об этом молчи, а всего лучше, вовсе забудь, что мне говорил, и никогда не вспоминай. Эх, бедолага, семя прОклятое...
- Почему, бабушка? - прошептал Ёортон.
Старуха приблизила к нему страшные, горящие тёмным огнём глаза.
- Да потому, что ты одного рода с илбэчем, кровь у вас общая. Мать твоя - илбэчу родная племянница... а может, и дочь - теперь я и сама не знаю, от кого она у меня. А ты у неё единственный сын, дюжину девок родила, прежде чем тебя выносила. Единственный ты в роду, и лучше бы тебе тоже девчонкой родиться.
Ёортон молча проглотил готовый вырваться протест, а бабушка продолжала шептать, шамкая обеззубевшим ртом:
- Теперь ты всё знаешь, но лучше забудь, не думай об этом и не знай. И самое главное - молчи. Это тебя илбэч зовёт, но ты не поддавайся, живи просто, как все люди...
Бабушка говорила что-то ещё, но Ёортон не воспринимал слов. Того, что он уже услышал, было слишком достаточно для него. Потом он тихо, но твёрдо произнёс:
- Значит, ты была знакома с илбэчем... Расскажи, какой он.
- Я была не просто знакома с ним, - усмехнулась бабушка. - Я была за ним замужем целый год. Он казался самым обычным человеком, даже лучше многих. Не его вина, что меня тошнило от одного его вида, и я не смогла с ним жить. Может быть, виновато проклятие многорукого бога, а скорее всего, просто я такая уродка...
- Но ведь илбэч это злой колдун! - воскликнул Ёортон. - Он пожирает рыбу... он делает зиму, чтобы все люди умерли...
- Это враки, - отмахнулась бабушка. - Трёх дюжин лет не прошло, как исчез илбэч, а о нём уже придумано больше, чем о бессмертных Тэнгэре и Ёроол-Гуе вместе взятых. Он не умел убивать взглядом и не превращал воду в лёд. Прежде чем мы попали сюда, никто из людей и в глаза не видывал льда. Вот песенки петь он умел, и дрался отменно, и харвах сушить у него тоже получалось... - бабушка осторожно погладила искалеченную руку, привычным движением спрятала её в пройму жанча, и никому в голову не могло прийти, что он - илбэч.
Огненное зелье - харвах, вдребезги разносящее горы, сияющий в небесах алдан-тэсэг, бездонная прорва далайна, мудрый Тэнгэр - создатель мира, и многорукий Ёроол-Гуй - его повелитель, всё это было вполне знакомо Ёортону. Что же он, сказок никогда не слышал?
- ...единственное волшебство илбэча, - полузакрыв глаза говорила бабушка, - делать землю. Никто не знает, как это у него получалось, но он умел высушивать бездонный далайн и ставить на его месте квадраты земли. Сначала это приносило пользу людям, и илбэча считали добрым чудотворцем. Но потом наступила великая засуха, и его стали проклинать. Тогда илбэч задавил бессмертного Ёроол-Гуя и обрушил стену, огораживающую мир. Людям пришлось уйти с Горы сюда. Здесь непросто жить, многим это не понравилось. Куда как проще сидеть на Горе и ждать дармового хлеба. Ведь большинство людей жило на сухом и видело далайн раз в год, на праздник мягмара. Эти люди и придумали об илбэче тьму небылиц. Но на самом деле с той минуты, как упала стена Тэнгэра, в мире больше не происходило никаких чудес. Ни злых, ни добрых. И это хорошо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
