Селина рассмеялась.
– Вот уж не задумывалась о том, что твой мисчи Тревор может «приставать» ко мне. – Она отвернулась к окну, но все-таки успела заметить, как весело, широко улыбнулась Мари. – Ради всего святого, я же не выползла из-под камня.
То ли подействовало легкое поддразнивание, то ли сияющая улыбка осветила комнату, но на душе стало легче.
– Может быть, хотите принять горячую ванну, госпожа Селина?
– Лучше продолжай работу, а то до приезда Тревора не успеешь перенести мои вещи из его комнаты в гостевую.
Мари снова улыбнулась.
– Пароход из Нового Орлеана придет на закате, а нам пока надо дождаться полудня. – Она подняла самую большую корзину и понесла к двери.
Из коридора донесся зычный голос мистера Андруза.
– Ради бога, Мари, что ты делаешь?
– Убираю вещи мадам из спальни мисчи Тревора и переношу в комнату для гостей, сэр, – деловито ответила та.
– Сейчас же верни все на место.
Селина вскочила с подоконника и подбежала к двери.
– Мари всего лишь выполняет мое распоряжение.
Хозяин не стал повторять, а просто молча посмотрел на служанку.
Мари понимающе кивнула и, словно не замечая присутствия Селины, поспешила обратно.
Мистер Андруз провел ладонью по седым волосам.
– Позволите спросить, что заставило вас затеять всю эту суету с переездом в гостевую комнату?
Селина скрестила руки на груди.
– Разве вы не слышали? Ваш сын возвращается.
Мистер Андруз нахмурил густые брови.
– Он пробудет здесь недолго… несколько дней.
Селина растерялась.
– Правда?
Хозяин насмешливо склонил голову.
– Неужели вы действительно поверили, что мой тридцатилетний сын собрался жить вместе с отцом? Он приехал из Лондона по делам – в Новый Орлеан, а не сюда.
Внезапно на Селину навалилось чувство одиночества. Как она пропустила всю эту историю? Даже слуги наверняка знают, что Тревор проведет в родном доме считаные дни, а ей до сих пор ничего не известно. Она осталась в стороне – чужая, случайная приживалка.
Селина выпрямилась и решительно расправила плечи.
– Гостевая комната мне больше нравится. Эта выглядит чересчур мужской.
Джастин подошел ближе, подавляя высоким ростом и мощным сложением.
– Не пытайтесь меня обмануть.
Решительный жест, безотказно действовавший на непослушных детей, заставил Селину забыть о возражениях.
– И даже не надейтесь переубедить.
Он постоял так несколько секунд, а потом усмехнулся, отступил и по-отечески похлопал ее по плечу.
– Простите. Наверное, я сам виноват: не разъяснил ситуацию.
Продолжая говорить, мистер Андруз направился к лестнице.
– Поскольку Тревора привели в Новый Орлеан важные дела в конторе нашей судоходной компании, он остановился в городском доме. А примерно через неделю из Англии приедут мои брат и племянник. Все мы с нетерпением ждем прибытия новых кораблей, так что общее волнение вполне понятно.
– Но разве хорошо принимать сына в гостевой комнате? – робко осведомилась Селина вдогонку.
Мистер Андруз остановился на верхней ступеньке и обернулся.
– Не беспокойтесь. Тревор – взрослый мужчина. Несмотря на все, что вы, несомненно, слышали, мой сын прилично воспитан.
Он энергично пошел вниз, с каждой ступенькой повышая голос.
– Постарайтесь принять желания старика, Селина. Я специально поселил вас в эту удобную спальню, потому что для восстановления сил необходимо спокойствие. Признайтесь: у вас лучший вид на сад, да и вся галерея в этом крыле в вашем распоряжении.
Несмотря на то что хозяин уже не мог увидеть, Селина закусила губу и кивнула.
– Что ж, хорошо. – Она повернулась и остановилась в дверях, рассматривая комнату, в которой прожила целый год.
Тревор явно предпочитал синий цвет. Если не считать темно-красного персидского ковра на полу, в интерьере доминировал кобальт. Даже керамический кувшин и таз на мраморном столике в углу радовали глаз глубокой синевой. Роскошная резная кровать вишневого дерева, на четырех столбах, с пологом, такой же стол, глубокое кресло у камина, где она много вечеров провела за книгами, – тоже обитое синим бархатом. Трудно представить комнату красивее, уютнее и удобнее.
Чересчур мужская? Конечно же, нет. Селине здесь все нравилось.
На глаза навернулись слезы. Ах если бы рядом не было Мари, можно было бы от души поплакать!
Пар медленно поднимался, унося с собой напряжение и тревогу. Мари старательно намыливала госпожу. Иногда бывает приятно, когда за тобой ухаживают.
– Какой замечательный сегодня день, Мари. Будь добра, открой дверь в галерею, чтобы доносился запах роз, а не стряпни.
Мари распахнула французское окно. В комнату влетел легкий ветерок и принялся играть кружевными шторами. Легкая ткань затрепетала, словно крылья бабочки. Головокружительный аромат цветов смешался с доносившимся из кухни пряным духом.
– Весной так чудесно, правда? Цветы распускаются. Все выглядит таким чистым и свежим, а вечерами еще достаточно прохладно, чтобы уютно устроиться в кресле у камина. Я рада, что осталась в живых. За год все так изменилось.
Мари присела на стул возле ванны и начала расчесывать густые локоны госпожи.
– В первые месяцы ваши волосы казались безжизненными и больше походили на мочалку.
– Это потому, что сама я чувствовала себя безжизненой.
– А сейчас цвет напоминает крепкий кофе. И как блестят! Кажется, что отсвечивают золотом. Любовалась бы вечно. Да и на вас тоже приятно посмотреть, ничего не скажешь. – Мари умолкла и сосредоточилась на работе.
Селина глубже опустилась в ванну, закрыла глаза и погрузилась в доносившиеся с плантации звуки и запахи. Из забытья ее вывели гулкие удары колокола: три, потом еще три. Сигнал означал, что капитан колесного парохода остановился у берега, чтобы высадить пассажиров.
Мари вскочила.
– Ах господи! Три удара, не два – значит, это не груз, а люди. Неужто мисчи Тревор приехал так быстро?
Снизу донесся топот множества ног.
– Тревор вернулся! – крикнул Линдзи возле двери, а в следующую секунду на лестнице послышался звук быстро удаляющихся шагов.
Селина стремительно села; сердце почему-то отчаянно стучало.
– Ты же сказала, что молодой господин приедет на вечернем пароходе!
Мари взволнованно забегала по комнате.
– Ах, госпожа Селина, как же мне успеть одеть вас и причесать, пока он дойдет от пристани до дома?
– Ради бога, успокойся. Так точно ничего не успеешь. Лучше подай полотенце. – Селина встала, обернулась полотенцем и вышла из ванны. – Не собираюсь приветствовать твоего дорогого мисчи Тревора вместе со всеми. Знакомство может состояться во время… – Она взмахнула рукой. – Во время его любимых гамбо и джамбалайи.
Она вытерлась и взяла с кресла лавандовое муслиновое платье. Какое облегчение сменить, наконец, удручающий черный цвет, который носила весь год!
– Как, по-твоему?
Мари стояла возле кровати, нервно теребя белоснежный передник, и смотрела, как обнаженная госпожа летает по комнате.
Не обращая внимания на служанку, та выбрала широкий фиолетовый пояс и подходящие по цвету кожаные туфли.
– Ну вот, теперь все в порядке. Помоги одеться и иди. Волосы подождут до вечера.
Мари нахмурилась и протянула сорочку.
– Не стоит бегать голой перед открытой дверью, когда приехал мисчи Тревор.
– Эта часть дома не просматривается, – успокоила Селина, пока Мари шнуровала корсет. – Ему ведь незачем разгуливать по галерее мимо моей комнаты, правда? Тем более, как ты сказала, он не станет надоедать той, которая этого не хочет.
Мари рассмеялась забавной имитации креольского акцента и в ответ заговорила на каджуне – акадийском диалекте.
– Да, но мисчи Тревор умеет сделать так, что леди мечтают, чтобы он им надоедал. Прошу прощения, конечно. – Она захихикала, присела в реверансе и поспешила к двери.
Селина подошла к большому зеркалу и внимательно рассмотрела свое отражение. Довольная результатом, взяла флакончик с ароматом ландыша, слегка подушилась, выскользнула в галерею и прошла в переднюю часть дома в надежде тайно увидеть Тревора.
Она спряталась за одной из окружавших двухэтажный особняк дорических колонн и осторожно выглянула. Открытый экипаж стоял в двух сотнях ярдов от дома, на берегу, перед белоснежным кораблем «La Belle Creole» («Прекрасная креолка») – украшением Миссисипи.
Величественный двухпалубный пароход регулярно ходил по главной американской реке мимо Карлтон-Окса, совершая рейсы между Новым Орлеаном и Батон-Ружем, и всякий раз Селина с волнением любовалась его красотой. Те части судна, которые оставались свободными от причудливых кованых завитков, сияли белизной свежей краски. Две высоких элегантных трубы выпускали в небо столбы белого пара, а колесо на корме взбивало воду в пышную пену – тоже белоснежную. Элегантно одетые пассажиры неторопливо прогуливались по верхней палубе, с интересом всматриваясь в бесконечную цепочку плантаций на берегу.
