— Нет, сэр.
— Уверены? В то время о нем много говорили.
— Нет, я же сидел в тюрьме.
— А что, там нет газет или телевизора?
— Газет я не читаю, а телевизор постоянно не работает. Мы возмущались, и нам обещали, что его починят, но ни хрена не починили.
Судья попросил свидетеля следить за своей речью, и тот извинился. Я продолжил:
— Согласно тюремным документам мистер Вудсон прибыл в специальный блок пятого сентября, а в материалах следствия сказано, что уже второго октября вы сообщили прокурору о сделанном вам признании. Правильно?
— Да.
— А вот мне так не кажется, мистер Торренс! Вы пытаетесь убедить суд, будто преступник, совершивший два убийства и находившийся под угрозой смертной казни, признался в этом человеку, которого знал менее четырех недель?
Торренс пожал плечами.
— И такое иногда случается.
— Неужели? Скажите, сколько скостит вам обвинение, если мистер Вудсон будет осужден?
— Не знаю. Мне никто ничего не обещал.
— С учетом вашего послужного списка и новых обвинений вам грозит лет пятнадцать тюрьмы.
— Мне ничего не известно.
— Неужели?
— Да, сэр. Этим занимается мой адвокат.
— А он вам не говорил, что если вы не предпримете кое-каких шагов, то можете надолго оказаться за решеткой?
— Нет, не говорил.
— Ну, еще бы. Что вы попросили у прокурора в обмен на свидетельские показания?
— Мне ничего не нужно.
— Выходит, вы стали свидетелем только из чувства гражданского долга?
Лишь глухой не расслышал бы сарказма в моем голосе.
— Именно так, — с оскорбленным видом произнес Торренс.
Я поднял толстую папку с материалами дела.
— Узнаете эту папку, мистер Торренс?
— Нет. По крайней мере я ее не помню.
— Вы уверены, что не видели ее в камере мистера Вудсона?
— Я никогда не был в его камере.
— Значит, вы не проскользнули к нему в тот момент, когда он находился на прогулке или в душе, и не заглянули в его дело?
— Нет.
— Мой клиент держал в камере много документов. В них содержались те самые подробности, о каких вы упоминали сегодня утром. Вам не кажется это подозрительным?
Торренс покачал головой.
— Нет. Знаю то, что он рассказал мне за столом. Ему было плохо, и он выложил все как на духу. Я не виноват, что внушаю людям доверие.
Я кивнул, как бы сочувствуя нелегкой судьбе Торренса, которому все признаются в чем попало — даже в двойных убийствах.
— Конечно, вы не виноваты, мистер Торренс. Вы можете сообщить присяжным, что именно он вам сказал? Только не используйте шпаргалку, по которой отвечали мистеру Винсенту. Я хочу услышать точные слова моего клиента.
Торренс помолчал, словно пытался собраться с мыслями.
— Ну, мы там сидели, каждый сам по себе, а потом он начал говорить, как ему плохо из-за того, что он сделал, и я спросил: «А что ты сделал?» — и он рассказал мне про ту ночь, как убил двух парней и что теперь его это гложет.
Правда лаконична. Ложь многословна. Я хотел, чтобы Торренс отвечал мне длиннее, не так, как Винсенту. У тюремных стукачей есть много общего с мошенниками и аферистами. Они врут вам в глаза, а сами посмеиваются втихомолку. Их задача — напустить побольше туману. Но во всей болтовне нередко можно найти зацепку, которая выведет их на чистую воду.
Винсент снова заявил протест — на том основании, что свидетель уже отвечал на все эти вопросы и я просто хочу вывести его из равновесия.
— Ваша честь, — возразил я, — свидетель буквально вкладывает признание в уста моего клиента. С точки зрения защиты, на этом строится обвинение. Если мы не сумеем всесторонне изучить смысл и содержание столь важных показаний, нам останется лишь распустить присяжных.
Судья Компаньони одобрительно кивнул еще прежде, чем я успел закончить фразу. Он отклонил протест Винсента и попросил меня продолжить. Я повернулся к свидетелю и нетерпеливо произнес:
— Мистер Торренс, вы уклоняетесь от ответа. Вы утверждаете, будто мистер Вудсон признался вам в убийствах. Сообщите присяжным, что именно он вам сказал. В каких конкретно словах выражалось его признание?
Торренс усмехнулся с таким видом, словно до него только сейчас дошел смысл моего вопроса.
— Ну, сначала он сказал мне: «Черт, я ужасно себя чувствую». А я спросил: «В чем дело, братишка?» Он ответил, что постоянно думает о тех двух парнях. Я не понял, о ком речь, — я же говорил, что ни слова не слышал об этом деле. Поэтому спросил: «Что за парни?», — а он ответил: «Два ниггера, которых я утопил в водохранилище». Я продолжал расспрашивать, и он рассказал, как убил обоих из обреза, потом завернул их в проволочную сетку, и так далее. Он заявил: «Я сделал большую ошибку», — и я поинтересовался какую. Он ответил: «Надо было взять нож и распороть им животы, чтобы они не могли всплыть на поверхность».
Краем глаза я заметил, что Винсент поморщился во время ответа Торренса. Ясно почему. Мой клинок был наготове.
— Мистер Вудсон использовал именно это слово? «Ниггеры»?
— Да.
Я выдержал паузу, стараясь точно сформулировать свой следующий вопрос. Понимал, что Винсент выступит с протестом, как только я дам ему повод. Я не мог попросить Торренса истолковать слова моего клиента. Спрашивать о мотивах признания Вудсона тоже было нельзя. Винсент сразу бы за это уцепился.
— Мистер Торренс, среди людей с черным цветом кожи слово «ниггер» может иметь разные значения, не так ли?
— Вроде того.
— Это значит «да»?
— Да.
— Мой подзащитный афроамериканец?
Торренс рассмеялся.
— Похоже на то.
— Как и вы сами?
Снова смех.
— С тех пор как родился.
Судья стукнул молоточком по столу и повернулся ко мне:
— Мистер Холлер, это необходимо?
— Простите, ваша честь.
— Продолжайте.
— Мистер Торренс, когда мистер Вудсон использовал это слово, вы были шокированы?
Торренс потер подбородок, как бы раздумывая над ответом, и покачал головой.
— Нет.
— Почему вас не шокировало, мистер Торренс?
— Наверное, потому, что я слышу это каждый день.
— От других черных?
— Ага. И от белых тоже.
— Хорошо. Когда черные используют данное слово — как, например, мистер Вудсон, — кого они имеют в виду?
Винсент возразил, заявив, что Торренс не может разъяснять слова другого человека. Компаньони поддержал протест, и я помолчал, размышляя, как иначе получить желаемый ответ.
— Ну хорошо, мистер Торренс. Давайте поговорим о вас. Вы когда-нибудь употребляли это слово?
— Бывало.
— И когда вы его употребляли, о ком шла речь?
Свидетель пожал плечами.
— О других парнях.
— О черных парнях?
— Ну да.
— А вы когда-нибудь называли ниггерами белых?
Торренс покачал головой.
— Нет.
— Прекрасно. Когда Барнетт Вудсон сообщил, что утопил в водохранилище двух ниггеров, что вы подумали об этих людях?
Винсент шевельнулся, словно собираясь заявить протест, но промолчал. Видимо, сообразил, что бесполезно. Я держал Торренса на крючке.
— Я подумал, что они черные и он их убил, — произнес Торренс.
Винсент опять пошевелился и обмяк в кресле, будто пришел к выводу, что приглашать заключенного-стукача в качестве свидетеля не самая лучшая идея.
Я взглянул на судью Компаньони. Тот уже знал, что произойдет дальше.
— Ваша честь, можно подойти к свидетелю?
— Подойдите, — разрешил судья.
Я приблизился к свидетельской трибуне и положил «дело» перед Торренсом. Это была большая потрепанная папка бледно-оранжевого цвета — в тюрьмах такие используют для хранения бумаг, которые заключенные имеют право держать у себя в камере.
— Итак, мистер Торренс, вот документы. Адвокаты передали их мистеру Вудсону в тюрьме. Я еще раз спрашиваю — вы узнаете их?
— В спецблоке было много всяких папок. Не помню, видел ли я именно эту.
— Вы хотите сказать, что никогда не встречали мистера Вудсона с этой папкой?
— Точно не помню.
— Мистер Торренс, вы в течение тридцати двух дней находились с мистером Вудсоном в одном блоке. По вашим словам, он признался вам в двух убийствах. И вы никогда не видели его с данной папкой?
Мои вопросы загнали его в угол. Я терпеливо ждал. Если он продолжит уверять, будто никогда не видел папку Вудсона, то скомпрометирует себя и свои показания в глазах присяжных. А если признается, что все-таки видел документы, я вцеплюсь в него мертвой хваткой.
— Я видел его с этой папкой, но никогда не заглядывал внутрь.
Все. Попался.
— Ну, тогда сделайте это сейчас.
Торренс повиновался и стал листать бумаги. Я вернулся к трибуне и взглянул на Винсента. Тот сидел бледный, с опущенной головой.
