1874 год: чудовищной силы тайфун в гавани Гонконга полностью уничтожил 35 кораблей. В городе разрушены сотни домов. Более 2000 человек погибли. Несколько сотен пропали без вести.
1876 год: «Джардин, Матисон энд Компани» основала сахарную фабрику «Чайн шугар Рефайнинг».
1877 год: губернатор Джон Поуп-Хеннесси открыл для китайских жителей центральный район Гонконга, ранее остававшийся для них недоступным.
1894 год: по городу проносится эпидемия чумы. Около 2,5 тысячи умерших. Английские власти в целях дезинфекции сносят и сжигают несколько бедных китайских кварталов. Газета «Сны Британского льва» в разделе происшествий (здесь, внимание!) сообщает об исчезновении некоего императорского поданного, господина Ли Хун Вея, известного в городе, как Ся Бо: «великого и искусного мастера выигрывать в различные добропорядочные игры». (Мы помним, что азартные, то есть «недобропорядочные» игры уже 13 лет в Гонконге вне закона). Далее сообщается, что в квартале Устриц, где жил Ся Бо никакой дезинфекции не проводилось, но тем не менее там тоже возник пожар, по одной версии из-за неосторожного обращения с самоваром, завезённым в 1857 году графом Ефимом Путятиным, прибывшим в Гонконг на пароходе «Америка». Полиция ведёт расследование.
Журналистская версия о причине возникновения пожара лично у меня вызвала улыбку. Скорее всего, огненное пламя под действием ветра перекинулось в квартал Устриц из тех кварталов, в которых Британскими властями проводилась противочумная дезинфекция. Но возможно… Я ещё вернусь к этому происшествию и, в особенности, к загадочному исчезновению господина Ли Хун Вея известного в городе под именем Ся Бо на страницах моего романа. А пока пойдём дальше.
1895 год: население Гонконга составляет 240 тысяч человек.
1898 год: «Джардин, Матисон энд Компани» и «Гонконг-Шанхайская банковская корпорация» создали «Британско-Китайскую корпорацию», которая получила право денежной эмиссии в Гонконге.
1899 год: Сунь Ятсен создаёт в Гонконге Младокитайский союз – Синьханьхуэй, который тесно сотрудничает с обществом Саньхэхуэй, попросту говоря, с «Триадой».
30 июля 1904 года: заработал Гонконгский трамвай.
1908, 1915 и 1919 годы: бойкот японских товаров, массовые антияпонские выступления и погромы японских магазинов в квартале Веньцзы.
1912 год: в ноябре-декабре над Гонконгом совершает демонстрационные полёты на аэроплане русский лётчик Кузьминский.
1914 год: Ассоциация биржевых маклеров создаёт Гонконгскую фондовую биржу.
1918 год: через Гонконг проследовал адмирал Колчак. (Интересно, в каком направлении?).
1936 год: аэропорт Кайтак стал принимать гражданские самолёты.
1937 год: Гонконг принимает беженцев из Чжоу. Из Шанхая в Гонконг от японской оккупации бежит Ду Юэшен – лидер шанхайского преступного мира, который в Гонконге начинает заведовать, – ну надо же! – местным отделением китайского Красного Креста, а заодно и валютными операциями гоминдановских правительственных учреждений в Колонии. Вот, это уже понятно.
1941 год: выясняется, что компрадор «Гонконг-Шанхайской банковской корпорации» Чэнь Лянбо – японский шпион. Предатель взят под стражу.
25 декабря 1941 года: Гонконг полностью оккупирован японскими войсками. Две дивизии генерал-лейтенанта Такаси Сакаи, потеряв около 3 тысяч человек убитыми на переправе, входят в город…
Глава первая. Кто первый скажет: «сто»
На перекрёстке Натан-роуд с Шанхайским шоссе Ричарда едва не сбил чёрный «Паккард». Повезло, еле успел увернуться. Паккард, притормаживая и уходя от столкновения, взвизгнул, обдал его серой жижистой грязью, качнулся на рессорах, оставляя кривые следы протекторов на мостовой, и прибавил газу. Из машины на ходу высунулась бритая ушастая, без шеи голова японца. Японец страшно скривил лицо и что-то злобно выкрикнул, какое-то ругательство или проклятие, Ричард толком не разобрал.
Репортёр с нескрываемым сожалением посмотрел на свой серый твидовый костюм-тройку. Только сегодня утром он прибыл в Гонконг из Иокогамы, где два года проработал специальным корреспондентом «Associated Press». Двух лет вполне достаточно, даже слишком, чтобы убедиться, японцы – народец злобный и коварный, созданный самим дьяволом по своему образу и подобию. И что теперь? Стоило ли ему на американском эсминце «Коннектикут» в шестибальный шторм болтаться трое суток в Грязно-Китайском море, заблёвывая жестяной таз в крошечной, затхлой каюте, чтобы теперь прибыв в Британскую колонию снова иметь неприятности от этих вездесущих, как термиты, вонючих япошек?!
Восемь месяцев назад в Иокогаме ему чуть не проломили голову всего лишь за то, что он не снял своей безупречной, с большим искусством заломленной шляпы при упоминании венценосного придурка Хирохито. Ну, если уж на то пошло, то высказался Ричард по поводу Императора, мягко говоря, не лестно, вставил в свой спич парочку исконно русских слов, думал, никто не поймёт, да и был, честно говоря, в сильном подпитии. Если бы не американский консул мистер Гринсфилд… Да, что там говорить, вспоминать не хочется.
Вообще-то, прадед Ричарда был русским, из тех отчаянных голов, которые 11 сентября 1812 года вместе с купцом Иваном Кусковым основали Форт-Росс – самое южное русское поселение в Северной Америке. До вынужденной продажи этой чудной промысловой колонии в 1841 году прадед не дожил. Но оставил после себя сына прижитого с молодой алеуткой. Это и был дед Ричарда, который, в свою очередь, плевать хотел на решение Александра II уступить Американским Соединённым Штатам Аляску за 7 200 000 долларов. Ему-то, деду, что с этого выходило?! Вот он и направил всю свою первопроходческую энергию, доставшуюся в наследство от отца на поиски компенсации морального ущерба в золоторудных недрах полуострова. Труды деда не пропали даром, потому что отец Ричарда родился уже в богатом квартале Сан-Франциско, в семье преуспевающего владельца небольшой промысловой флотилии, приносящей доход каланьим мехом, китовым усом да тюленьим жиром. Если бы не Великая Депрессия… Да что там говорить, об этом вообще даже думать не хочется.
Он ещё раз взглянул на свои заляпанные грязными пятнами брюки. Нет, в таком виде на новом месте работы показываться было определённо невозможно. Ему ли, репортёру, не знать, что производимому тобой первому впечатлению не существует решительно никаких оправданий. Сколько раз именно это первое впечатление от собеседника, замеченная им какая-нибудь маленькая небрежность туалета, не укрывшаяся от профессионального взгляда крохотная деталь обстановки, давали повод и вдохновение его едкому журналистскому сарказму. «Помните! – любил говаривать его американский босс, громко сморкаясь в свой клетчатый носовой платок. – То, что генерал Ли капитулировал после битвы при Аппоматтоксе – это была, конечно, новость. Но, если бы он, признав своё поражение, сбрил бороду и надел чистые кальсоны – это была бы сенсация!».
Нужно переодеться и что-нибудь выпить, подумал Ричард. Есть после морского путешествия совсем не хотелось, а вот выпить – это можно, крепкое горячительное сразу придало бы ему сил. Американец увидел в витрине дорогого еврейского ателье своё серо-зелёное изнурённое беспрестанной трёхдневной качкой лицо. «Потрепало тебя, парень – процедил он сквозь зубы, проводя рукой по небритому подбородку, и поправляя съехавший на бок галстук. – Да, выпить теперь, в самом деле, просто необходимо. А там, глядишь, и аппетит появится. И потом, разве не говорил кто-то мудрый, – успокаивал он себя, уныло шлёпая по Натан-роуд в сторону центра города, – что, когда опаздываешь, тем более не следует торопиться? Откуда мистеру Пикфорду знать в точности, когда я прибыл? Да, так и есть: ”Опаздывая, замедли шаг“». – Ричард привык вспоминать кем-то давным-давно сказанные слова в виде приходящего в его родное агентство телетайпного сообщения. Приободряемый мудрым изречением корреспондент зашагал быстрее, присматриваясь к вывескам заведений, маячившим впереди по ходу движения.
– Проходите, проходите, сэр. Добро пожаловать. Не сомневаюсь, что Вам у нас понравится, – китаец в расшитом бутафорским золотом лиловом сюртуке, в парике с буклями и в ситцевых чулках над башмаками с пряжками улыбался Ричарду одним только напудренным лицом. Между тем, его хитрые узкие глазёнки-семечки торопливо шныряли, будто обыскивали корреспондента с ног до головы.
«Это что за Пекинская опера?» – с брезгливостью подумал американец, но войти внутрь не отказался.
– Проходите, располагайтесь, всё, что Вашей душе угодно, – подбадривал его швейцар-клоун, проводя вниз по ступенькам в прокуренный желтоватый полумрак.
Войдя в на удивление просторное помещение, скрывающее своих посетителей от посторонних глаз, много ниже уровня городских мостовых, Ричард огляделся. Швейцар, поклонившись ему, быстро исчез в дверном проёме, брякнув напоследок за его спиной деревянными висюльками. Не смотря на довольно ранний час в «Усталом Драконе», – так называлось заведение, – было немало посетителей.
