– Вы ко мне обращаетесь? – подняла она взгляд на лохматого.
– Твоя сумка мешает.
У него и на языке оказалась серьга, еще один болт, как ножом по стеклу по зубам его лязгнул.
– Ах, нет, не ко мне, – отвернулась Кларица. – Тогда я вас не вижу, не слышу.
Она думала, он сошвырнет сумку на пол, и вообще кулаки в дело пустит. У типов таких не задержится. Но он от Кларициного ответа застыл, словно на кол его посадили.
Что Кларицу подстегнуло, и она – давая понять, что всё, инцидент, мол, исчерпан, – заговорила с Вигдой. Вигда стала кивать, соглашаться. Хотя Кларицу – убей, – о чем завела, не припомнит. А тип все стоит, словно мало на кол, еще к полу прилип. А потом вдруг возьми и вверни: мол, примите меня в разговор… И Кларица снова на него посмотрела. И что уж такое в глазах ее было, но он – как серьгой подавился.
– Вы по-прежнему не ко мне обращаетесь, – с упором на «не ко мне» сказала Кларица, – а я по-прежнему вас не вижу, не слышу.
– Кто это такая? – уставился парень на Вигду. – Откуда взялась?
А Вигда вперилась в свою банку: мол, я тоже не вижу, не слышу.
– Не кто-то, а ближайшая подруга, – не меняя интонации, сказала Кларица. – Хотя отчитываться перед вами – кто вы такой? Или с мозгами у вас не в порядке? Тогда снизойду, еще раз объясню: мы вас не видим, не слышим. Вас просто нет. Вы – фантом. Вы отсутствуете.
– Она всегда вот так разговаривает? – отшатнулся тип. – Не по-человечески как-то…
И тут Кларица поставила точку. Из камня коса искру высекла.
– А ну, пошел вон! – помешивая шипучку соломинкой, сказал она. – Такой язык вам понятней?!
– Э-э, а полегче…
– А я не полегче. Сейчас запущу этой банкой!
И запустила бы. Как пить, запустила бы.
Что до лохматого наконец-то дошло. Он схватился за стул, будто загородиться стулом хотел:
– Я вечером тебе позвоню, – стараясь не смотреть на Кларицу, сказал он.
– Напрасный труд, – Вигда продолжала таращиться в банку, и вместо нее ответила Кларица. – Вечеринка у нас. А утром мы спим.
– Тогда завтра…
– Тоже напрасный. Мы за город едем. И вообще, вы для нас – не существуете. Или вы настолько тупы, что вам сотню раз повторять это надо?!
– Жалеть еще будешь…
– А ну-ка, катись! – начала подниматься из-за стола Кларица.
И тип про стул позабыл. И с кола сразу слез. Отпрянул, полязгал о зубы серьгой. Но стало понятно, теперь не вернется.
Кларица села на место, – внутри еще не все улеглось, и все же героиней себя ощутила, – и только тут увидела, что Вигда от смеха давится. Сжимает банку с шипучкой, будто раздавить ее хочет, а сама как пузырь – сейчас лопнет.
И Кларице тоже стало смешно. Но она, как и Вигда, свой смех придержала. Так и сидели какое-то время, соревнуясь, кто дольше продержится. Но Кларица первой не выдержала – ха-ха-ха! – закатилась. Из глаз слезы текут, в груди воздух иссяк – а еще хохотать, и сильнее, и громче, и еще бы чуть-чуть – да в истерике биться.
Только тогда к ней Вигда присоединилась.
Народ, безработные, вокруг что сидели, глаза стали выкатывать.
Один парень сказал:
– Может, скорую вызвать?
А Кларице с Вигдой – какой смех унять?! Вышли на улицу, но и там продолжали покатываться. Стали за платья друг друга хватать, по плечам и по спинам ладонями хлопать: сейчас слово скажу! Дай лишь воздуха чуть!.. – но попробуй, скажи, когда воздуха нет, когда он в тебя, хоть убей, не втекает, а зато из тебя – как струя из брандспойта. Ха-ха-ха, хо-хо-хо! – животы надорвали. Все поджилки болят. Никакой силы нет. Так что даже поговорить ни о чем не смогли. Обменялись телефонами, – на ладонях друг другу записали, – и все так же – ха-ха! – по домам разбрелись.
II
Вигда работала в фирме, где собирают статистику, занимаются всякого рода опросами: какой цвет предпочтете вы летом? Купальник открытый иль цельный? Безманжетные брюки, но в клеш и с разрезом, или нет, без разреза, в обтяжку на икрах?.. – Вопросы дурацкие. Зачем и кому это нужно? – Вигда не могла объяснить. Да и какая разница? Кто-то заказывает, деньги на счет переводит, сиди целый день и долдонь как сорока: – С клубникою лучше? Иль с привкусом вишни? – звони всем подряд, заноси на компьютер: «да» или «нет», или прочерк – «не знаю». Зарплата – гроши, и поэтому долго там никто не задерживался. Две девчонки учились, а другие искали, куда бы сбежать, и, как правило, находили – такую же дрянь, – но где платят побольше. А кто-то выскакивал замуж. Что негласно считалось конечною целью.
– Но ты не спеши, – с первого дня принялась наставлять Вигда Кларицу. – Работу сменить – дело плевое. Надоела, другую найдешь. А замуж скакнуть – это омут. Надолго.
И эта Вигдина прямота сперва испугала. Знаниями, каким в школе учат, Вигда не блистала. Умножить, сложить – калькулятор на то. Кларица не уверена, что Вигда вообще школу кончила. Но что ей не мешало разбираться в вещах поважнее: в мишуре, ерунде, из которых, по сути, и строится жизнь. Ее глаз моментально хватал, если что-то и с чем-то не сходится.
– Это платье смени, оно старит тебя. И вообще, перейди-ка на брюки. И удобства, – когда Кларица как-то пришла на работу в рубашке мужского покроя, по ее же, по Вигды, совету, – лифчик нужен лишь тем, кому есть что скрывать!
От подобных заявлений бросало в краску. Но, пережив стыд, Кларица всякий раз проникалась завистью: к той легкости, отсутствию тени боязни, с какими Вигда называет вещи своими именами.
– Да женская грудь – нам того не понять! – рассуждала Вигда с такою категоричностью, что поди, усомнись: обстоит, мол, иначе. – А мужчины – куда? На нее лишь и смотрят. И ты им покажи, пусть в штанах у них лопнет!
И Кларица не была одинока в таком отношении к Вигде. Девчонки, что сидели за перегородками (вся фирма была поделена на клетушки), улучив минуту, подбегали к ней:
– Как мой парень тебе? Ну, вчера мы, в кафе?..
И Вигда выносила приговор, порой судьбоносный:
– Гони его прочь. Да надует тебя. Поматросит и бросит. Не строй, в общем, планы.
И бывали обиды, бывало, по неделям одна иль другая с Вигдой не разговаривали, а потом приходили с повинной: что все так и вышло, как ты предсказала.
И совершая над собою усилие, Кларица следовала Вигдиным наставлениям. Сменила прическу… А точнее ее создала, потому что до этого в жизни не стриглась. Подрезала волосы, когда они отрастали чересчур длинные.
– В дорогую парикмахерскую не ходи. Зря деньги потратишь, – и в этом приняла участие Вигда. – Есть у меня знакомый. Много не возьмет. Много надо платить, когда три волосины на черепе. А с твоею копной – тут и делать-то нечего.
Но знакомый сделал… Такое сделал, что Кларица себя не узнала. И по улице шла, в землю пялясь, потому что на нее все оглядывались, ухмылялись, хихикали:
– Экая краля!
– Смотри, как идет!
– Себя выставляет!
– На подиум прямо!..
Вигдин знакомый постриг ее под мальчишку. До того коротко – только чуб на пол лба, и пробор – кожу видно. И покрасил еще, сделал яркой блондинкой. Разве там или сям рыжины подпустил, как солома в стогу, что сгорела на солнце.
– А с зарплаты серьги купи, – не унималась Вигда. – Я тебе помогу. Место знаю одно. Нестандартные вещи.
К этому времени от родителей Кларица съехала. Сняла квартирку на Седьмом этаже; такую же выше – в два раза дороже. Престижнее там – но когда денег нет. А съехать надо было. Отношения, что ни день, накалялись. Отец еще как-то терпел: перемелется, дескать, мука после будет… Хотя, что он имел в виду под «перемелется», а что под «мукой»? Что Кларица набьет вдоволь шишек и снова станет паинькой, какой привезли ее в Дорлин? Второсортной, короче, от чего ей хотелось избавиться. На что мама, скорая на выводы, иллюзий отнюдь не питала:
– Да не видишь?! От рук отбивается. Связалась, небось, черт-те с кем?!
И Кларица совершила ошибку: привела Вигду познакомить с родителями. И пока сидели за столом, и мама угощала всех пирогом, который сама испекла…
– Нестандартно! – узнав о происхождении пирога, не скрыла восхищения Вигда. – Такого в Дорлине с огнем не найдешь, чтобы кто-нибудь сам пироги дома пек.
Отец расспрашивал Вигду о фирме, в которой она работает (Кларица тогда еще только устраивалась), о перспективах на будущее. Не подумывает ли Вигда пойти учиться, получить специальность попрестижней – не век же в телефонистках сидеть? На что Вигда ответила: нет, планы ее много проще.
– Замуж я выйду, и медовый месяц проведу в путешествиях. Повидать надо мир. Пока нету детей.
И это, «детей», в маму словно заноза вошло. То есть так понимай: дети – жизни помеха!?
– А мы, вот, живем. Ничего ведь, не умерли!
Все это разыгралось после Вигдиного ухода. И будь Кларице куда уйти… Но не было. И пришлось все это выслушивать.
– Да совсем другое Вигда имела в виду, – тщетно пыталась объяснить она матери. – Просто молоды мы. Что не вечно, пройдет. И свободны пока, черпнуть хочется жизни.
