Стригут только бывших «гражданских», у поступивших «из войск» и суворовцев причёски соответствуют. Стригут быстро, под «ноль». Смотрю на себя в зеркале – непривычно и забавно. Голова круглая, уши торчат. А если провести рукой, ощущения – как ворс чешского ковра. Опять же расчёска пока не нужна, практично.
– Строиться в баню!
Моемся, а потом получаем обмундирование – светло-зелёные пилотки, куртки, галифе, коричневые ремни с желтыми блестящими пряжками, сапоги, портянки. Черные погоны с желтыми полосками и буквой «К». На черных петлицах золотится эмблема нашего рода войск – перекрещенные пушки. Вернувшись в палаточный городок, весь вечер пришиваем погоны и петлицы. По внутреннему кругу воротников подшиваем белые подворотнички. С непривычки все пальцы исколоты. Одновременно осваиваем мудрёную науку под названием «портянконавёртывание». Это важный момент. Если «навернуть» неправильно – можно потом до крови растереть ноги. Сложность в том, что портянка – это просто тряпка прямоугольной формы. Однако, приложенная под правильным углом, она ловко оборачивается вокруг ноги, образуя своеобразный носок. У сержанта, который демонстрирует нам это, всё получается легко и просто. А вот у нас – пока не особо. Пробую снова и снова.
– Курс, выходи строиться!
Грохоча сапогами, торопливо выскакиваем из вагона электрички. Мы уже в Риге, станция Браса. Усилиями сержантов наша зелёная толпа приобретает вид строя, в колонну по три. Начинаем движение по улице Гауяс в сторону училища. Тут, в принципе, недалеко, примерно четыре километра.
Интересно, как выглядит со стороны эта нестройная колонна стриженных под ноль пацанов в новой, необмятой форме? Перебрасываясь шутками, мы беззаботно шагаем, глазея по сторонам. Район выглядит как окраина – домов почти нет, много деревьев и зелени. Солнце пригревает всё сильнее. Новая, непривычная форма натирает. Плохо намотанные портянки начинают жечь ноги. Чемоданы с вещами оттягивают руки. Разговоры смолкают. Мы сосредоточенно пыхтим, потеем, терпим. Края пилоток темнеют от пота. Я собираю все силы чтобы выдержать до конца этот, казавшийся вначале таким простым, марш. Кто-то не выдерживает, выходит из строя, садится на землю, пытается перемотать портянки… Нет, только вперед, об отставших позаботятся сержанты. В моих сапогах пылает пожар, но не хочу выглядеть слабаком перед остальными. Осталось немного, уверен, нужно просто потерпеть, думать о другом, ещё чуть-чуть, ещё сотня-другая шагов…
Замечаю указатель, улица Кишезера, теоретически она должна вести к озеру Кишэзерс. Значит училище совсем недалеко. Наша колонна поворачивает вправо, переходим дорогу и движемся через обширный песчаный пустырь. Сапоги буксуют в песке. Впереди видим длинную ограду, вдоль всей улицы. Это Эзермалас, мы почти пришли. Переходим дорогу, поворачиваем направо и идём вдоль этой ограды. Черные железные прутья, выше человеческого роста. Верх заплетён армейской колючей проволокой. Колючка щедро намазана солидолом, где-то он уже высох, где-то – совсем свежий. Мы идём и идём, а ограда всё тянется и тянется. Сквозь неё и за ней видны светлые здания. Наконец ограда заканчивается, колонна поворачивает налево и движется мимо пятиэтажки из белого кирпича. Видим перед собой КПП: проходную и ворота для проезда машин. В колонне повторяют слово «система» – так между собой курсанты называют училище. Мы дошли. Система. Теперь это мой дом на ближайшие 4 года.
30 июля 1983
Мама
Раннее утро понедельника. Мы с мамой бестолково топчемся в тесной прихожей у Софьи Акоповны, старой маминой подруги, преподавателя литературы в нашем училище. Я кручу в руках новенькую фуражку. Провожу рукой по короткому «ёжику» едва отросших волос. Смотрю на часы. Мама выглядит расстроенной. Поезд у неё вечером, а мне нужно успеть на утреннее построение. Провожать меня до «системы» нет смысла – сам доберусь, не маленький. Так что прощаться будем прямо сейчас. Двое суток увольнения пролетели как одна минута.
Моя мама – врач. Только не такой, каких мы встречаем, приходя в больницу. Окончив санитарно-гигиенический факультет мединститута, мама два года работает санитарным врачом. Но настоящее её призвание открывается после перехода в пединститут, на кафедру Гражданской обороны и медподготовки. Мама – преподаватель. Настоящий. Любящий своё дело и своих студентов. И обожаемый своими студентами. Ещё у мамы комплекс преподавателя: она всегда права. Мама любит давать советы и учить жить. Это раздражает. Особенно когда в итоге она действительно оказывается права.
В конституции написано, что «руководящей и направляющей силой советского общества является коммунистическая партия». Не знаю как там в этом «обществе», но в нашей семье руководящей и направляющей силой является мама. Её энергия неиссякаема. Нет проблемы, которую мама не смогла бы разрешить. Мама открыта и общительна. Если кто-то не знает всех подробностей моей жизни – он просто ещё не поговорил с мамой. А ещё она прекрасно готовит. Привычное воспоминание – возвращаюсь со школы, папа смотрит телек, мама на кухне, дом полон вкусных запахов.
Понятно, что у такой всемогущей мамы я вырос настоящим «домашним мальчиком». Жизнь легка, когда знаешь, что дома тебя всегда ждёт теплый уют. И мама. Которая выслушает, посочувствует, поддержит. Которая всегда за тебя, всегда на твоей стороне. Но к хорошей жизни легко привыкаешь. И в выпускных классах я уже домашний бунтарь, недовольный постоянными мамиными нравоучениями. И это постоянно ожидание – ну когда же, когда? Когда я стану свободным от надоевшего родительского контроля? Мне всё надоело, хочется нового новых впечатлений, новой жизни, хочется свободы…
Тогда почему я не рад? Вот же они – изменения. Вот она – новая жизнь. Новая форма… Может потому, что в этом нет никакой свободы? И этот новый мир такой холодный и жестокий? Здесь каждый сам за себя. Здесь никого не волнуют твои мысли и чувства. Равняйсь! Смирно! Ты должен быть в общем строю. Ты должен идти в ногу. И временами на меня накатывает дикая тоска и какой-то беспричинный страх – хочется всё бросить, убежать, спрятаться от всего в маленькую, уютную комнатку, теплую, с телевизором и сидеть там… Нет. Мне просто надо собраться, надо отбросить эти дикие мысли, я должен…
Эх, мама, мама… Наверное лучше бы ты не приезжала. Я уже почти привык, прочти приспособился, почти всё забыл. Научился быть грубым и жёстким. Я военный, курсант. Всегда готов, всегда начеку. А с тобой снова успокоился, расслабился, размяк… Мы обнимаемся в последний раз. И тут я понимаю, что это не просто прощание с мамой. Моё тёплое и уютное детство тоже покидает меня. И сейчас я прощаюсь с ним навсегда. Отменить это невозможно. Оно уже никогда не вернётся. Моя жизнь уже никогда не будет прежней. И из моих глаз начинают течь слёзы…
3 октября 1983
Крыса
Отчаянные матюки разносятся по казарме. Слышащие понимающе качают головами: очередной пострадавший. У нас беда, на курсе завелась «крыса».
