А если в селе есть другой источник постоянного электрического тока, то летом печка — холодильник!
И мало того. Из специальных электрических кирпичей мы строим домну. Домна варит чугун, и домна — электростанция! Ведь это же все, ребята, можно сделать? Можно. Глядите! Горит моя лампочка? Горит!
— Светлая голова у тебя, Иван! — Василиса Федоровна обняла мужа и поцеловала в лоб.
— Ну, а когда же мы такие кирпичи делать будем? — протянул Коля.
Иван Дмитриевич обнял мальчика.
— Уж больно быстрый ты, Колька! Когда ж мне этим заниматься? Бывает свободное время — ковыряюсь, вымудриваю. Главное же для меня — работа, завод. Я ж не свободный кустарь: хочу — зажигалки делаю, хочу — кирпичи. Я организованный рабочий. Вот так!
Фатеев провел пальцем по Колиному носу.
— А кирпичи как же?
— Подлечу ногу и тогда… — Фатеев подмигнул ребятам.
— Мальчики! — донеслось из кухни. — А ну, живенько гулять! Хватит отцу надоедать!
Глава вторая
Сначала ребята шли молча. Потом Коля сказал:
— Что, у отца нога сильно болит?
— Сильно, — подтвердил Вася. — Слышал я, как отец сегодня ночью мучался.
Вечером, после ужина, у Ивана Дмитриевича заныла коленка единственной уцелевшей правой ноги. «И с чего бы то? — думал Фатеев, растирая коленную чашечку. — Может, застудил?»
Стиснув зубы, Иван Дмитриевич приподнялся, надел протез на ногу, закурил и вышел во двор. Иван Дмитриевич ходил по освещенному луной двору и старался найти причину внезапной боли: «Похоже на то, как у меня было после ранения, после того как отрезали левую».
Ивану Дмитриевичу вспомнился фронт, госпиталь, расположенный в имении богатого польского помещика, врачи, сестры, санитарки. Он вспомнил, как после ампутации левой ноги у него заболела правая. Эту болезнь врачи называли «остеомиелит».
Иван Дмитриевич с трудом поднялся на крылечко, держась за стенку, проковылял по коридору и вошел в комнату.
«Лучше лечь. Может, стихнет». Фатеев тихонько поставил костыли, присел на кровать, но, неловко повернув правую ногу, застонал. Василиса Федоровна спит чутко. Она быстро поднялась и села на стул рядом с кроватью мужа.
— Я же вижу, что ты места себе не находишь. Что болит? Нога?
— Заныла.
— Ты, Ваня, с этим не шути. Болезнь у тебя была дрянная. Остерегайся последствий.
В этот момент проснулся Вася. Родители говорили шепотом, но из обрывков фраз Вася понял, что болезнь у отца нешуточная.
Утром, во время испытания электрического кирпича, Вася приглядывался к отцу. Он видел: нет-нет да и пробежит по его лицу едва уловимая болезненная гримаса.
— Болезнь у отца серьезная. Боюсь я за него, — сказал Вася.
Друзья помолчали. Коля вдруг оживился.
— Ты знаешь, Фатей, мне мать трешницу дала. Мы сейчас мороженое на нее купим.
— А Надежда Григорьевна не заругается?
— Что ж ей ругаться? Она насовсем дала.
— Тогда давай. Люблю мороженое. Я бы каждый день по три пачки ел.
Заглянув внутрь тележки мороженщицы и увидев там горку искусственного льда, Вася заметил:
— И эту тележку тоже можно электрическими кирпичами внутри обложить. Правда? Никакого льда не надо. Включил электричество — и пожалуйста.
В этот момент мороженщица пошла разменять у соседней продавщицы сторублевую бумажку, которую ей дал какой-то солидный мужчина. Вася озорно взглянул на Колю, потом на мужчину и взял небольшой кусочек сухого льда, лежавший на коробке с тортом-мороженым.
Мужчина погрозил ребятам пальцем. Вася подмигнул ему, мол, не выдавайте, и ребята как ни в чем не бывало пошли по улице.
Вася достал из кармана записную книжку, вырвал оттуда два листка, свернул из них трубочки, в каждую положил по кусочку льда.
— Закурим.
Ребята дули в трубочки, а из них шел парок. Прохожие стыдили «курильщиков», и это доставляло ребятам немалое удовольствие.
Потом Вася опять стал развивать идею об электрической тележке для продажи мороженого:
— Все можно сделать, Васька. Только мать меня опять к бабке в Уварово отправляет.
— Там здорово. Сам говорил…
— А электрические кирпичи как же? Без меня делать будете?
— Мы тебя подождем, Колька. Обязательно подождем!
Глава третья
— Коля! Коля! Николашка! — летит по деревне.
Голос у Евдокии Семеновны не по возрасту звонкий, молодой.
— Николашка!
«Николашка…» отвечает из дальнего леса эхо.
Но внук не слышит бабушку. Он далеко-далеко, за оврагом, за березовым мелколесьем, за колючим, щетинистым жнивьем шагает по пыльному проселку.
Дней двадцать назад, рано утром, когда бабушка уже ушла на работу, а Коля проснулся, но еще не одевался, в избу постучала Катя-почтальонша.
— Письмо! — крикнула она и, положив конверт на подоконник, пошла дальше.
Почерк, которым был написан на конверте обратный адрес: «Одесса, санаторий № 5, палата № 3, Климов Поликарп Александрович», — Коле был хорошо знаком.
Что могло случиться? Почему вдруг ему прислал письмо классный руководитель?!
Коля разорвал конверт и, присев на лавку около окна, стал читать:
«Дорогой Николай! Вот уже больше недели, как я отдыхаю в санатории, в Одессе. Соскучился я по вас, ребята, и вот решил тебе написать…»
Учитель подробно описывал новые железнодорожные вокзалы, Днепр перед Киевом, море, корабли, стоящие в порту. Учитель писал, что видел китобоев с флотилии «Слава» и поднимался на их огромный белый корабль, рассказывал, что он ходил по лестнице, на которой во время восстания матросов броненосца «Потемкин» была расстреляна демонстрация. Коля, который, кроме Москвы и Уварова, нигде не был, читал письмо как увлекательную книгу.
«Вот Сашке Быкову с Куйбышевгидростроя пишет отец. Он бульдозерист. Но разве сравнить его письма с письмом Поликарпа Александровича!»
Учитель просил Колю написать, как проводит лето, что читает. С кем Коля дружит в Уварове? Есть ли в деревне пионерский отряд?
Коля написал подробный ответ. Отряда в Уварове пока нет, но его можно организовать. Это может сделать их пионерская дружина. Для этого зимой, в каникулы, можно приехать сюда на лыжах. Места в Уварове замечательные. В Уваровской школе маленькая библиотека. Для нее можно собрать книги.
Коле очень хотелось рассказать учителю об электрическом кирпиче, который изобрел Иван Дмитриевич. Но, подумав, он решил: «А вдруг Фатеев не хочет, чтобы знали о его изобретении?!»
Написав учителю ответ, Коля побежал в соседнее село, чтобы отправить письмо.
Коля стоит около окошечка, где принимают заказную корреспонденцию. Он уже написал на конверте адрес и стал дуть на него, чтобы скорее высохли чернила, когда знакомая работница почты спросила:
— Кому это ты, Никифоров, в Одессу пишешь?
— Учителю нашему, Поликарпу Александровичу — ответил Коля, высунул язык и провел им по кромке конверта.
Девушка улыбнулась.
Подходя к своей деревне, Коля подумал: «Интересно, учитель всем ребятам или только мне одному писал?..»
— Коля! Николашка! — донесся до Никифорова голос бабушки, и мальчик во весь дух побежал домой.
Глава четвертая
Время тянулось мучительно долго. В который раз Вася поднимался со скамейки, чтобы взглянуть на часы, но стрелки, словно разомлев на горячей сковородке циферблата, еле-еле ползли. «Еще целых сорок минут ждать!»
Мимо Васи с веселыми криками проезжали мальчишки-велосипедисты, в песочнице копошились малыши; солнечные зайчики нежились на асфальте тенистой дорожки.
А мысли Васи Фатеева далеко-далеко. И вдруг по Васиному лицу скользнула улыбка: по аллее двигалась знакомая долговязая фигура Окунева. Вася встал, откинул назад выцветшие за лето и без того светлые волосы и сделал несколько шагов навстречу.
— Вернулся!
Окунев скучающе и снисходительно протянул руку:
— «Все прошло, как с белых яблонь дым…»
— Что? — невольно переспросил Вася.
— Есенин. Знать надо. Каникулы, говорю, кончились. Опять над книжками протухать! Летом — это жизнь! У нас такая компания была. В теннис резались. Дед для лодки мотор купил.
На Окуневе был спортивный костюм: гольфы, клетчатые носки, сандалеты, тенниска с молнией. Надень сейчас Рем пионерский галстук, он просто бы не вязался с его костюмом, таким необычным для семиклассника. На плече Рема болтался фотоаппарат.
— Давно купил? — спросил Вася.
— Дед недавно подарил.
— Снимать-то уже научился?
— Понимаешь, все как-то некогда…
Вася улыбнулся. Рем становился прежним Ремом, с которым в прошлые годы они делали модель гидростанции, к которому забегал он домой, если не решалась трудная задачка, который радовался и кричал на всю улицу, когда поток воздуха уносил в поднебесье змея.