Уходит и проклинает про себя хитроумного гостя…
ГЛАВА 1
Виктор проснулся мгновенно: раз! — и никакого сна. Ни малейшей тягости или вязкости, которые, бывает, долго ещё тлеют после пробуждения; в голове кристальная ясность, настроение отличное, хоть на работу, хоть на тренировку, хоть в бой!
Виктор улыбнулся: ишь, разогнался! В бой ему, канцелярской крысе, когда в последний раз на страйкбол ходил? Не вспомнил. Давно.
Полежал ещё немного, привычно чувствуя тёплую тяжесть на правой руке, снова улыбнулся, прислушался и убедился, что дыхание подруги ровное и спокойное — спит.
Ну и ладно, время до будильника ещё есть.
Очень осторожно, по сантиметру, Виктор высвободил руку — девушка вздохнула, причмокнула губами, но не проснулась, — встал, поёжился, быстро натянул треники, накинул старую джинсовую рубашку, сунул ноги в тапочки и подождал, пока глаза привыкнут к темноте, заодно прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам просыпающегося города: машины, шаги прохожих, снова машины… Всё как обычно.
Пошёл на кухню. Не зажигая огня, сел за стол, отодвинул штору и принялся смотреть в окно. А точнее, на одинокий фонарь у соседнего дома, уже погасший и потому преисполненный унынием, напоминающий неприкаянного великана, притулившегося на ветреном углу на распутье, словно перед знаменитым камнем с суровыми надписями: «Налево пойдёшь — коня потеряешь, направо — головы лишишься, а прямо — так и вовсе чёрт знает что выйдет».
Развилка судьбы.
Только не у придуманного великана, а у вполне реального Виктора Громова, до сих пор не разобравшегося в происходящем…
Из спальни послышался лёгкий, едва уловимый шорох, затем — шлёпанье босых ног по новёхонькому паркету комнаты и коридора, а ещё через секунду на пороге кухни возникла Даша — сонная, взлохмаченная, в мятой ночнушке… и поэтому вдвойне прелестная и соблазнительная. Девушка пребывала в том возрасте, когда свежесть юности и роскошь женской зрелости встречаются, как две волны, как лето и весна, формируя чарующий цветок истинной красоты. Она сонно улыбнулась:
— Бодрствуем?
— И мыслим, — ответил он в том же духе и глянул вниз, туда, где заканчивалась коротенькая ночнушка: — Смотри не простынь.
— У меня иммунитет прочный. — Даша поборола зевоту, уселась напротив.
Но Виктор-то знал, что не в иммунитете дело, а в том, что у Даши были удивительно красивые, идеальной формы ножки и демонстрировать их давно вошло у девушки в привычку. Впрочем, усевшись, она сразу же просунула эту красоту под столом, пристроив ножки между колен друга.
Он улыбнулся:
— Плата за обогрев по прейскуранту?
Но девушка не поддержала шутку. Теперь, окончательно проснувшись, она оценила происходящее — выключенный свет, задумчивый взгляд — и сделала правильный вывод:
— Тяжёлые мысли?
— Я бы назвал их странными.
— Проблемы на работе?
— Как раз наоборот: карьера идёт в гору, ты же знаешь.
— Тебя сделают начальником департамента?
— Ага, — подтвердил Громов. — Извини, забыл вчера сказать.
А это означало удвоение дохода и блестящие перспективы на будущее.
— Что же тебя беспокоит?
— Не беспокоит… — протянул Громов.
— Верно. — Даша улыбнулась, но взгляд её оставался внимательным. — Не беспокоит — мучает.
Слово оказалось подобрано с лазерной точностью, и можно было бы восхититься прозорливостью девушки, но… Но кого женщине чувствовать до самых тончайших душевных струн, до самых потаённых изгибов, если не любимого мужчину? И все его попытки скрыть эти самые изгибы, движения, тёмные углы — дело пустое. Умная женщина видит всё. А Даша была умной.
— Что случилось?
— У меня произошла странная встреча, — медленно, поскольку теперь уже ему приходилось подбирать слова, ответил Виктор. — Очень странная…
Виктор Громов и Дарья Касьянова познакомились случайно — с обывательской точки зрения, разумеется, с той самой, с которой едва ли не вся наша жизнь соткана из случайностей. А вот Виктор с Дашей спустя полтора года знакомства были убеждены, что их знакомство — знак судьбы.
Ведь она — судьба — всегда скрыта в тени событий.
Окончив институт, Виктор сразу же был принят на работу в один из крупнейших банков города — как говорится, повезло! Но обратной стороной везения стала чрезвычайно плотная конкурентная среда, в которой варились сотрудники, и отсутствие даже малейшего намёка на творчество в работе, на риск и поиск. Банк был похож на исполинскую, кем-то когда-то запущенную машину — эти загадочные невидимые «кто-то», обитатели заоблачных финансовых высот, время от времени что-то там совершали, и это отражалось переменами в работе рядовых сотрудников. Но перемены лишь вводили иные правила и алгоритмы действий, а исполнять их требовалось не менее жёстко, чем прежние: ни шага влево, ни шага вправо. Приходилось терпеть. Виктор терпел, но при этом мечтал — в душе холодный банкир оставался горячим романтиком, мечтающим прожить отведённое ему время не только в достатке, но и с интересом. Хотел он подвига, пусть и на финансовом поле, головокружительного успеха и подъёма на вершину. Не медленного и плавного, а стремительного взлёта.
Возможно, именно живущий внутри Виктора романтик и привлёк внимание Даши, красивой, строгой и вовсе не млеющей при виде перспективных финансистов Даши. Оба из Уфы, они познакомились в Казани, причём Громов поначалу принял красавицу за спутницу одного из «больших финансовых гуру», что слетелись на ту конференцию, а вот Даша…
— Я сразу тебя выбрала, — рассказала она месяц спустя. — Больше никого не разглядела тогда. Вошла, увидела и поняла: этот мужчина будет моим.
Ну и, по правде говоря, мужчина был хорош: рослый сероглазый шатен с открытым, приветливым лицом, как говорится, настоящий полковник. И на обворожительную девушку он среагировал так, как должен был среагировать настоящий боец: сделал всё, чтобы она стала его. И вот им уже казалось, что они знают друг друга многие годы. Они съехались через неделю, провели вместе отпуск, который Громов назвал «предварительным медовым», и пока ещё не вслух, но каждый внутри себя прикидывал, как будут они выглядеть в свадебных нарядах. Где лучше устроить праздник, и куда поехать после…
Их влюблённость постепенно перерастала в любовь.
А ещё неожиданно обнаружилось, что и Виктор и Даша обладают душевной тонкостью, развитой интуицией, однако это вовсе не мешало здоровому прагматизму. Всё вроде бы вошло у них в колею: «дом — работа — дом — работа…» — и тем не менее молодые люди чувствовали, что за повседневной тканью бытия кроется нечто удивительное, чудо, готовое ворваться в их жизнь и всё изменить.
* * *
— Авдотий Платонович, значит? — переспросил Бранделиус, глядя собеседнику в глаза.
Он любил так смотреть — пристально, сбивая спесь и уверенность, однако сейчас надавить одним лишь взглядом не получилось.
— Ага, — беззаботно подтвердил Авдотий. — Могу паспорт показать.
— Нет необходимости.
— Как скажете.
— Угу… — Бранделиус помолчал, но всё-таки не удержался, спросил: — И фамилия твоя — Меркель?
— Именно. — Чувствовалось, что Авдотий привык к расспросам и потому держался на изумление хладнокровно.
— Из немцев, что ли?
— Зачем из немцев? Белорус. — И сразу, не дожидаясь дополнительных вопросов, продолжил: — Семейство моё из-под Могилёва, там Меркелевичей все знают: и хозяйствовали на хуторах, и по торговой части, и по служивой проходили, в общем — жили. Но дедушка мой, умнейший человек, в одна тысяча тридцать третьем фамилию поменял, чтобы как раз за немцев нас не принимали. Как в воду глядел.
— Это точно, — пробормотал несколько сбитый с толку Бранделиус.
— А всё почему? — Авдотий поднял палец и хитро посмотрел на посетителя. Но ответить ему не дал: — Потому что дедушка умный был, хоть и не маг и в будущее смотреть не мог.
— Ты в него уродился?
— Я ещё и маг, — напомнил Меркель.
— А насчёт ума?
— Обидеть хотите?
— Ни в коем случае! — Бранделиус выставил перед собой ладони. — Просто пошутил. Если обидел — извини.
— Я и сам пошутить люблю, — пробурчал Авдотий. Помолчал и добавил: — А что насчёт ума, то не глупее деда.
— Я уже извинился, — напомнил гость, дав себе слово больше не задевать обидчивого собеседника.
Офис «Потомственного шамана Западно-Сибирского Орднунга, Постигающего Истину Верхнего Мира в двенадцатом колене» располагался на самой окраине Уфы, в потрёпанном, требующем хотя бы штукатурки, а на деле — капитального ремонта Доме культуры, оставшемся ещё с имперских времен. На первом этаже, справа от входа, три комнаты подряд с одной входной дверью. Дверь тяжёлая, металлическая, отделанная чёрным дерматином, порванным в двух местах и украшенным краткой надписью (или признанием?) «Козёл!». На всех окнах — решётки. Комнаты шамана оказались большими, светлыми, с высокими потолками, но обшарпанными, также требующими ремонта (лучше — капитального) и скудно обставленными. Старая деревянная вешалка, конторский письменный стол из обшитого пластиком ДСП, два книжных шкафа и стая разномастных сидячих мест: кресла, стулья и диван.
