там детская анимация?
Увидев, что Володя вышел, Игорь поднял палец — мол, минутку, — и приложил его к губам — молчи.
— Ладно, я завтра сам перезвоню туроператору и узнаю. Занимайся своими цветами, не переживай. Пока, зай.
Он нажал кнопку сброса, дождался, когда экран мигнёт — убедился, что вызов точно завершился, — и только потом поднял взгляд на Володю, объясняя:
— Собираемся в отпуск, в Турцию, а такое впечатление, что в космос. Я Лидке предлагал перенести отпуск на следующий год, но она ворчит: «Как так? Сентябрь — это бархатный сезон…» А теперь кипиш подняла — нашла какую-то экскурсию по каким-то горам, но, возят ли на неё из курортного города, не знает. А в деревне связь плохая, она не может дозвониться…
Он что-то ещё говорил. Много — и всё о семье: о том, что Соня, дочка, вряд ли сможет выдержать эту экскурсию, и о том, что в Турции в конце сентября, наверное, идут дожди. Володя вроде бы и слушал, кивал, даже отвечал невпопад, а сам почему-то думал о Лиде. Вспомнил, как однажды она раньше времени вернулась из деревни. Лишь по счастливой случайности, зайдя по дороге домой в магазин, позвонила Игорю — спросить, нужно ли купить молока. Игорь тогда выставил Володю за дверь, не дав толком одеться — он только штаны и успел натянуть. Злился сильно, а застёгивая на ходу рубашку, в дверях подъезда столкнулся с ней: обычной женщиной — загорелой, уставшей, по-своему красивой. Такой же, как на фотографиях в квартире Игоря. Тогда от злости и унижения Володя про себя обругал её: «Дура доверчивая, зачем только позвонила?» Хотел, чтобы она застала их, чтобы узнала правду о муже, наконец. Но потом, остыв, постыдился этих мыслей. Потому что прекрасно понимал, что Лида — едва ли не большая жертва, чем Володя. Даже чем Игорь.
Володе ли не знать, каково это — из осколков собственного разбитого сердца собирать чужое? Склеивать его ложью, от которой самому противно, охранять от боли и бессонных ночей?
«Почему ты больше не хочешь меня? Со мной что-то не так, да? Я набрала три килограмма, из-за этого, да?» — После Светы — ему ли не знать?
Володя оборвал рассказ Игоря. Уселся рядом с ним на кровать и, резко притянув к себе, поцеловал.
— Понял, — промычал ему в губы Игорь, — я надоел тебе своей болтовнёй.
Спустя десяток минут Володя изучал белый потолок номера. Игорь целовал живот и ниже, обдавая горячим дыханием кожу. И ниже — тепло и влажно. Потолок почему-то был интереснее: идеально белая штукатурка без единого изъяна — ни трещинки, ни пылинки.
— Да что с тобой сегодня? — Игорь привстал, нахмурившись, посмотрел на Володю.
Тот качнул головой, уклоняясь от очередного поцелуя.
— Ничего, устал, наверное. — Он поднял с пола галстук, обмотал его вокруг своего запястья, протянул другой конец Игорю. — Давай по-другому. Ты знаешь как.
Володя перевернулся на живот, подогнул под себя колени.
— Ты уверен? — спросил Игорь. — Давно уже не просил…
— Давай, — грубо, приказным тоном, потребовал Володя.
Игорь не стал спорить. Затянул узел на запястье, пропустил галстук через перекладину кровати, обвязав концом второе запястье. Володя дёрнул руками, проверяя, достаточно ли крепко.
Сзади послышалось шуршание. Володя уткнулся лицом в подушку, зажмурился. Да, действительно давно они не практиковали это. Но сейчас показалось, что именно так нужно. Чтобы почувствовать хоть что-то наконец.
Звякнула пряжка ремня, скрипнула кровать, прогибаясь под весом Игоря. Володя не сдержал стона, когда от хлёсткого удара горячая волна боли прошлась по пояснице и ниже. Следом — вторая, по центру спины.
— Сильнее, — прошипел Володя и тут же почувствовал один за другим два обжигающих удара по лопаткам.
Спина горела, он буквально чувствовал полосы, остающиеся от ремня. Но попросил ещё, а потом — ещё. Ритмично. И сильнее.
Володя закусил ткань подушки, заглушая собственные стоны. Боль не дала ничего. Противная и ноющая — просто боль, ни предвкушения, ни вожделения, ни даже страха.
Когда очередной стон сменился криком, Игорь отбросил ремень в сторону. Положил тёплую ладонь на спину, и Володя вздрогнул как от прикосновения раскалённого железа.
— Да что с тобой такое?
— Давай ещё.
— Если продолжим в том же духе, я тебя только покалечу. У тебя что-то случилось?
Володя выдохнул, потёрся влажным лицом о подушку — он и не заметил, что от боли на глазах выступили слёзы.
— Отвяжи меня.
Игорь распутал узлы галстука. Володя сел, подтянул к себе покрывало, накинул на бёдра. Помассировал пальцами виски. Игорь пристально на него смотрел, ожидая ответа, а Володя не хотел говорить. Не Игорю, а просто говорить об этом. Произносить вслух, будто снова подтверждать самому себе, выставлять эту мысль на передний план. Хотелось, наоборот, отгородиться от неё, не думать, не знать.
— Отец умер.
Игорь помолчал полминуты, изучающе разглядывая Володю. Тот мысленно попросил: «Только не говори дежурного “прими соболезнования”, не раздражай», но Игорь лишь спросил:
— Когда?
— В среду. Вчера похоронили.
— Почему сразу не сказал?
Володя покачал головой.
— Не хочу, не готов ещё. Соберусь с мыслями — тогда поговорим. Тем более пока бесполезно. Скорби нет. Ничего нет. То, что от меня требовалось, сделал: устроил похороны, оградил мать от всего этого. А сам ничего не чувствую. Пытаюсь заставить себя, а никак…
— Это нормально, Вов. — Игорь положил руку ему на плечо, сжал. — Я… И что ты собираешься делать дальше? В смысле, многое изменится, фирма была его.
— Нет, Игорь, ничего не изменится. Перееду в его кабинет и… и всё. Список дел, обязанности — всё останется прежним. Я полноценно руковожу фирмой почти год. Я работаю, как работал, и живу, как жил. В работе я давно справляюсь без его советов и помощи. А в жизни… да и в жизни тоже.
Игорь кивнул.
— Спишь как? Плохо?
Володя потёр пальцами переносицу.
— Да, две ночи уже почти не спал. Устаю сильно, а спать не могу.
— Тревожность? Мутит? Тебе снотворное нужно. Я выпишу рецепт.
— Хорошо,
