(Июль — август 2000 года)
Вот так так!
Время подходит к полудню. Я работаю. Звонит телефон.
— Дейв Хардинг, — говорю я в трубку. — Журнал «Громкий звук».
— Это я.
Иззи, моя жена. Звонит из офиса.
— Привет. Как жизнь молодая?
— Нормально. Ты что сейчас делаешь?
— Ничего такого, что не может подождать.
— А-а…
— А что?
Молчание.
— Что такое?
Молчание.
— Иззи, что случилось?
Молчание прерывается.
— Я, кажется, беременна, — говорит она и начинает всхлипывать в трубку.
Меня заело
— Беременна? — повторяю я.
— Кажется, да.
— Тебе так кажется?
— Я еще не проверялась… Хочу, чтобы ты был рядом. Но у меня задержка. Очень большая. Достаточно, чтобы заподозрить самое худшее.
— Почему же ты мне не сказала?
— Ну, знаешь… надеялась, что все обойдется, — отвечает она.
— Я тебя люблю, — говорю я.
— Но это же ужасно! — говорит она.
— Я тебя люблю, — отвечаю я.
— Это конец всему! — говорит она.
— Я тебя люблю, — отвечаю я.
— Что же нам теперь делать? — говорит она.
— Не знаю, — отвечаю я. — Но я тебя люблю.
Привет, малыш
Одни зачинают своего первенца под жарким солнцем Карибского пляжа. Другие — ветреной ночью на берегу озера Онтарио. Третьи — в собственной спальне, при свечах, под ненавязчивую мелодию Барри Уайта. А мы с Иззи? У нас это случилось на севере Лондона, в дождливую ночь со вторника на среду в прошлом июне. Мы пытаемся вспомнить, как же это было, и не можем удержаться от смеха — в тот день Иззи как раз заканчивала статью об угасании сексуального желания среди пар, которым больше тридцати, и мы легли в постель, чтобы опровергнуть выкладки ее коллеги.
Я, как и она, зарабатываю на жизнь публикациями в журналах и точно могу сказать: тому, что там пишут, верить не стоит. Журналисты вовсе не мудрецы, владеющие ответами на все животрепещущие вопросы. По окончании рабочего дня они становятся такими же людьми, как и все прочие. Приятные и неприятные сюрпризы, которыми так богата жизнь, точно так же застают нас врасплох (разница лишь в том, что на страницах журнала мы никогда этого не признаем). Короче говоря, сейчас мы ждем ребенка — и это для нас полная неожиданность.
Что же теперь делать?
Злюсь ли я на свою работу?
Ни капельки.
Ну, может, на Иззи?
Тоже нет.
Хотя бы на самого себя?
Ничего подобного.
Если не бояться шаблонных фраз, то я готов прыгать от радости.
Я в восторге.
Вне себя от счастья.
Лучшей новости для меня и быть не может.
Ошибка
Иззи рыдает в трубку, потому что не хочет детей… пока. Не то чтобы она вообще не любила детишек — у нас полно знакомых с детьми, и Иззи вечно воркует над их младенцами, ходит за компанию с мамашами в магазины «Ваш малыш» и вешает на холодильник фотографии симпатичных карапузов. Она и сама не против завести ребенка… только как-нибудь потом.
— Ну, может быть, года через два-три, — говорила она в двадцать восемь, когда забеременели первые наши знакомые.
— Я пока не готова, — говорила она в двадцать девять, когда это поветрие охватило всех вокруг: коллеги, подруги, кузины, соседки рожали одна за другой.
— Может быть, вообще не стоит? — говорила она в тридцать, узнав, что лучшая подруга ее детства беременна уже в четвертый раз.
Не стану лукавить: и на публике, и с глазу на глаз я ее поддерживал. «Не тот у нас образ жизни, — говорил я друзьям, когда заходила речь о детях. — Мы — и вдруг с ребенком? Вы что, издеваетесь?!» И мы с Иззи принимались наперебой прикалываться на тему своих скудных педагогических талантов. Постепенно у нас образовались излюбленные шутки, повторяемые вновь и вновь.
Она: Нет, детей нам иметь нельзя. Представляешь, что за родители из нас получатся?
Я: Вместо молочка станем поить нашего крошку «Будвайзером».
Она: Будем забывать младенца в автобусах.
Я: И в супермаркетах!
Она: Только представь: ребенок с нашими генами! Что за урод из него получится?
Я: От тебя он унаследует уши лопухами.
Она: А от тебя — ступни как у обезьяны.
Я: Нет, ты только подумай — лопоухий и с обезьяньими лапами! Бутылочку он будет хватать ногами…
Она: Еще не забывай, что мы оба близорукие. Значит, он будет не только лопоухий и с обезьяньими лапами, но еще и очкарик.
Я: Еще у тебя в детстве была астма. А у меня — аллергия на все на свете: пенициллин, пыльцу, кальмаров…
Она (глубоко вздохнув): Лопоухий очкастый астматик с обезьяньими лапами и аллергией на пенициллин, пыльцу и кальмаров?! Кошмар!
Я: Да, лучше уж совсем не жить, чем так… (Пауза.) Нам и вдвоем неплохо, верно?
Она: Да, нам и вдвоем неплохо.
Даже когда давление среды стало невыносимо и знакомые пары все мозги нам проели своей мантрой: «Ах, почему вы не заведете ребенка? Это придает жизни такой смысл… такие новые краски…» — я поддерживал Иззи. Потому что люблю ее. А она — меня. И хочу, чтобы она была счастлива, и неважно, что мы в жизни выберем. Но в глубине души я мечтал о детях. И не хотел ждать. По совести, если бы мы начали размножаться, едва познакомившись, и не останавливались, пока не поседеем и не утратим репродуктивные способности, ничего иного я бы и не желал. Но я держал свои желания при себе, чтобы на нее не давить. Рано или поздно, говорил я себе, она передумает — а пока надо набраться терпения. Я набрался терпения, и мы занимались всем, чем положено заниматься супружеской паре: обставляли кухню, красили стены, отдыхали в разных экзотических местах, — словом, изображали из себя образцовую современную семью, которой какие-то там дети на фиг не нужны. У нас, как в песне, было все — и прямо сейчас. Но, честное слово, я бы все это отдал за охапку вонючих пеленок и младенца в придачу.
Дети
— Какой возьмем? — спрашиваю я.
Четверть седьмого. Мы с Иззи стоим в огромном универмаге «Бутс» на Оксфорд-стрит и глазеем на длинный ряд коробочек, в которых я ровно ничего не смыслю. Как-то до сих пор не приходилось иметь дело с тестами на беременность. Я даже не знал, в каком отделе их искать. «Женская гигиена»? Рядом с шампунями? Или между замороженными сандвичами и холодильниками с кока-колой? По иронии судьбы, они оказались в одном ряду с контрацептивами, в отделе с саркастическим названием «Планирование семьи».
