Мать Иззи родом из Южного Уэльса, а отец (он умер пару лет назад) из Польши. Мои родители приехали из Тринидада. Мы с Иззи оба родились в Англии. Так что ты у нас будешь (внимание, барабанная дробь!) англо-поляко-тринидадо-валлийцем! И кожа у тебя, вполне возможно, окажется цвета кофе с молоком.
Если бы я не умолил твою мамочку сменить после замужества фамилию, ты теперь носил бы гордое имя: Зародыш Левандовски-Хардинг. Или: Зародыш Хардинг-Левандовски. Согласись, длинновато.
Ладно, будем считать, что познакомились. Добро пожаловать в нашу семью.
Будь как дома.
Всего тебе наилучшего,
Дейв Хардинг (твой безмерно гордый отец).
Дальше
Иззи звонит мне с работы, чтобы поделиться хорошей новостью. Она только что была в нашей поликлинике, и врач подтвердил, что она беременна. Беременна уже шесть недель, если считать от последней менструации. От этой новости я совершенно съезжаю с катушек. Ни о чем не могу думать, кроме одного: скоро я стану отцом! Всю следующую неделю мы с Иззи только об этом думаем, только об этом и говорим.
Утром в понедельник, на работе
— Здравствуйте, журнал «Femme», у телефона Иззи Хардинг.
— Привет, это я, — отвечаю я.
— Что стряслось?
— Что значит «что стряслось»? Ничего не стряслось. Просто захотелось поболтать.
— Видишь ли, сейчас десять минут одиннадцатого, — говорит Иззи. — Еще не было случая, чтобы ты позвонил мне в такое время. Хотя, не скрою, иногда мне этого очень хотелось. А ты говорил: «Ну что ты, десять минут одиннадцатого — это слишком рано!»
— Это был я прежний. А я новый может звонить тебе на работу в любое время.
— Ну выкладывай! — бодро отзывается Иззи.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Уверена?
— Точно так же, как всегда. А ты?
Я смеюсь.
— Ну не я же… хм…
Я подозрительно оглядываюсь кругом и решаю не произносить заветного слова вслух. Пусть Иззи сама догадается.
— Слушай, на что это похоже? — вздыхает Иззи. — И недели не прошло, а мы уже на ушах стоим! К тому времени, когда… ну, когда это случится, мы друг друга с ума сведем. Давай заключим договор: некоторое время этой темы не касаемся. Вообще.
— Ладно. Только, пока договор еще не действует, хочу тебя кое о чем спросить.
— О чем же?
— Как назовем?
— Как назовем?!
— Ну да. Кто из певцов или киноактеров сейчас у тебя в фаворе?
— Дейв, пожалуйста, скажи, что шутишь!
— Не могу. Я серьезен, как никогда.
Она смеется.
— Если… ну, ты меня понимаешь… — продолжаю я, — пусть будет Леви. А если… ну, ты понимаешь — пусть будет Лоис.
Иззи хохочет так, что мне приходится отодвинуть трубку от уха.
— До меня, кажется, дошло, — говорит она наконец, все еще смеясь. — Леви — в честь твоих любимых джинсов, а Лоис — в честь подружки Супермена, правильно?
— Вот и неправильно, — отвечаю я, хотя она попала в самую точку. — Просто имена красивые.
— Ну ладно, — говорит она. — Неважно. — И, приглушив голос до степени конспиративного шепота: — Плод моего чрева имя Леви носить не будет — это я тебе гарантирую!
— Хорошо, какие будут предложения? — отвечаю я, не трудясь изображать святую невинность. Оба мы прекрасно понимаем, что не я один об этом думаю.
— Подожди секундочку, — отвечает она.
Я слышу, как кто-то спрашивает, скоро ли будет готова распечатка обложки.
— Вот и я, — говорит Иззи несколько секунд спустя. — Знаешь что?
— Что?
Голос ее звенит радостью:
— Я так же с ума схожу, как и ты. И самое странное: мне это ужасно нравится! Конечно, мы с тобой… ну, наверно, и в самом деле не стоит так переживать, но… понимаешь, Дейв, это ведь от нас не зависит, согласен?
— Согласен. Не думать об этом нельзя. А вот не болтать можно. Ладно, вернемся к вопросу об именах.
— Для начала, — говорит Иззи, — я перебрала и отбросила то, что первым пришло в голову. Те имена, которые мечтала носить сама, когда мне было лет десять, — знаешь, все эти Молли, Полли, Хлои, Поппи, Люси из слезливых девчоночьих книжек о частных школах. Стала перебирать другие — и вдруг обнаружила, что к любому имени можно подобрать какую-нибудь обидную дразнилку. Значит, «Джонни-макаронни», — тут она снова фыркает, — «Лиззи-слиззи» и «Росс-нос-не-дорос» отпадают. А потом поняла, что глупо выбирать имя по принципу «чтобы его нельзя было переделать»… Короче говоря, вот мой выбор: мальчик — Максвелл, девочка — Джасмин. Жду встречных предложений.
— Максвелл и Джасмин — хорошие имена, — говорю я. — Но и Леви с Лоис совсем недурны. А выбирать все-таки придется, если только…
— Что?..
— Если у нас не близнецы, — говорю я шепотом.
Вечером в четверг, на кухне
— Дейв, ты серьезно предложил не разговаривать о том, о чем мы решили больше не говорить? Пять минут девятого: мы на кухне. Один стол застелен субботним «Гардианом», и повсюду земля — Иззи высаживает в ящик на окне купленные сегодня гиацинты и фиалки. В раковине огромная куча компоста: как раз сейчас Иззи сует туда руки.
— Совершенно серьезно, — отвечаю я. — Так лучше. А то мы и вправду сбрендим.
— Значит, вообще об этом не говорить? Ни словечка?
— Вот именно.
— А если скажем хоть слово, наш договор рухнет и потеряет силу?
— То есть? Если кто-нибудь из нас спросит: «Не хочешь ли поговорить о нашем будущем малыше?» Да, тогда договор рухнет и потеряет силу.
— Но ты только что это сказал! — отвечает она и извлекает из раковины руки, покрытые густым слоем жирной плодородной грязи.
— Что сказал? — невинно интересуюсь я, будто и в самом деле ничего не понимаю.
— Слово, которое мы договорились не произносить. На тему, которую договорились не обсуждать.
— Вот черт, а ведь верно! — Молчание. — Ну, раз так… Не хочешь ли поговорить о нашем будущем малыше?
В пятницу после полудня, на рабочих местах, по телефону
— Леви, — говорю я.
— Максвелл, — отвечает Иззи. — Вторая попытка?
— Дейв, — говорю я.
— Ну ладно, — говорит она. — Теперь моя очередь. Болдуин.
— Слишком уж похоже на «болвана», — отвечаю я. — А для девочки?
— По-прежнему Джасмин, — говорит Иззи.
— А у меня — по-прежнему Лоис, — говорю я. — Вторая попытка?
— Адель, — говорит она.
— Иззи, — отвечаю я.
— Как мило с твоей стороны! — говорит она.
— А я вообще очень милый, — скромно отвечаю я.
В субботу утром, у моих родителей (Стритхем, южный Лондон)
