— Ну, надо же, а я-то подумал, это у тебя в варенье весь потолок. И пахнет так вкусно, ну прямо как апельсиновое варенье, а это клей, значит. Я за всю свою жизнь такого варенья, да к тому же на потолке никогда не видел.
Старик диджей Дрозд и, правда в молодости многое успел повидать, он был настоящим популярным диск жокеем, играл на крупных площадках и в дорогих ночных клубах, и даже на частных вечеринках у богачей. Конечно, это было давно и не так выгодно, чтобы хватило на беззаботную старость. Век диджея короток: сегодня ты моден и молод, и тысячи танцовщиков кричат тебе на танцполе «давай-давай», а завтра техно вдруг выйдет из моды, и все клубы заполонит однообразный хаус, и все, карьера твоя закончилась, шоу-бизнес тебя съел без остатка. Так было и с Дроздом, мода на его сеты прошла. Лишенный средств к существованию, Дрозд голодал, жил, где придется, одевался в секонд-хенде.
Беда не может длиться вечно — Дрозду несказанно повезло, и он устроился на работу на местную чайную фабрику. Долгие 40 лет он ежедневно работал в упаковочном цеху, его функция была в том, чтобы прикалывать к чайному пакетику ниточку с маленькой цветной бумажкой на конце. Так он и состарился в безвестности и нищете.
Жил Дрозд в крошечной комнатке под лестницей, в муниципальном доме № 29 на улице Дворовой в Автозаводском районе. Пенсии едва хватало, чтобы оплатить коммунальные платежи. По выходным он выносил на улицу свои старые вертушки да пару колонок и шел по дворам. Он играл немодное теперь техно, и пожилые женщины, видя этого старого, согнутого под тяжестью пластинок человека, из жалости выносили старику-диджею кусочки ненужной еды и мелкие монеты. И вот недавно диджейские пульты Дрозда сгорели. Купить новые было не на что, папаша Дрозд все чаще стал прикладываться к бутылке, подросли долги за квартиру. В общем, опять началась черная полоса. Да он и в гости-то к Шубу зашел, чтобы попить у друга бесплатного чая, может, даже с дармовым сухариком.
— Слыхал я, слыхал про то, что сгорели у тебя вертушки, беда, братец, беда, но я могу тебе кое-чем помочь, дружище, — прошептал Мудрый Шуб. — Вот оно, смотри — отличное полено апельсинового дерева!
— И пошто оно мне, Шуб? У меня и камина-то нет, а вместо камина граффити нарисовано на куске старого картона, что весит для красоты на грязной стене.
— Да я тебе сейчас все объясню, это дерево ценное, из него что хочешь, вырежи и на рынок неси скорее, и там за фигурку из такой ароматной древесины сразу тебе дадут две, а-то и три тыщи долларов! Вот, а на вырученные от продажи деньги отремонтируешь свои вертушки, купишь пульт микшерный и опять будешь ходить по дворам, техно свое играть.
— Я вырежу из этого полена фигурку сидящей кошки — вдохновенно сказал Дрозд, — кошки они всем нравятся, тем более, из такого ароматного апельсинового дерева!
— А я тебе про что талдычу, главное, нож хорошенько наточи и пей поменьше.
После этих слов из кучи, в которой лежал кусок дерева, раздался задорный голосок: «Ай да молодец, косматая голова, нашел дурр-р-рака, кому полешко отдать!»
Старик Дрозд завертел головой и даже приподнял с глаз свои темные очки:
— Чей это голос?
Шуб, не отвечая, проворно подцепил полено из кучи и тут же сунул в руки удивленному Дрозду.
— Вот бери и иди быстрей выпиливай, а мне еще работать нужно, вон какой беспорядок.
В момент, когда Шуб передавал полено Дрозду, оно неведомым образом выпрыгнуло из рук и со всего маху ударило по лбу пожилого диджея. У того аж стекляшка из одного очка выпала.
— Ты что это дерешься? С дуба рухнул?
— Это не я, друг, — пытался было оправдаться Шуб, а полено опять скакнуло, подпрыгнуло вверх и опять треснуло папашу Дрозда по чайнику.
— Ну, брат, вот тебе — Дрозд с размаху залепил пощечину Шубу.
Который в долгу не остался и отвесил сдачу. Старики сплелись в комок и, мутузя друг друга, повалились в кучу мусора.
А хихикающее полено выплясывало на трехногом покосившемся столе кренделя и, хохоча, подначивало и передразнивало дерущихся: «Давай-давай, в ухо ему наподдай, Дрозд-Дрозд, за волосы его, за волосы, под дых бей, ха-ха-ха, хи-хи-хи». Дерущиеся старики в пылу борьбы не слышали звонкий голосок апельсинового полена.
Измотавшись порядочно и обессилив от драки, старики уселись друг напротив друга. Тяжело дыша, они сначала с ненавистью смотрели друг на друга, однако минуты через три ненависть улетучилась, они вспомнили, что они друзья, причем самые лучшие, и бросились обнимать друг друга. «Прости меня, Шуб» — «И ты меня, Дрозд, прости, сам не знаю, что на меня нашло». Помирились старики. Встали с пола и отряхнулись.
Дрозд поблагодарил друга за хорошую идею и, сунув теперь безмолвное полено под мышку, поковылял к себе в коморку на Дворовой 29. Ему не терпелось приступить к работе.
3. Старый Диджей выпиливает очумелую девочку и попадает в отделение полиции
К резьбе Дрозд приступил глубоко заполночь. Он так вдохновился идеей вырезать из полена большую сидящую кошку, что готовиться к работе стал издалека. Сначала он тщательно подмел свою коморку веником из свежих веток березы. Затем влажной тряпкой старательно вытер пыль со всех плоскостей и предметов комнаты. Хотя вытирать там было почти нечего, собственно, предметов в коморке папаши Дрозда было раз, два и обчелся: покосившаяся старая панцирная кровать, безобразная совковая тумбочка, небольшой трельяж со всяким хламом да пара табуреток. Орудуя тряпкой, он не забыл протереть главное украшение своего дома — большое граффити, нарисованное на куске гофрированного картона. Граффити висело на единственной прямой стене комнаты, на нем было нарисована обстановка богатого дома: камин с горящими дровами, плазменная панель, висящая над камином и прочие богаческие излишества и причиндалы, о которых Дрозд мог только мечтать.
Пока пожилой диджей хозяйничал в коморке, он не раз ловил себя на мысли, что буквально пропитался апельсиновым ароматом. Ему чудилось, что у него дома, вероятно, где-то спрятаны большие спелые апельсины и стоит ему открыть тумбочку или заглянуть под кровать, как он увидит огромную кучу этих ярких сочных плодов.
Наточив пять удобных ножей для резьбы по дереву, Дрозд поставил два табурета напротив картонной картины и принялся за работу (на один табурет он сел сам, а другой использовал вместо стола).
Для начала он намеревался сделать уменьшенный макет сидящей кошки из маленького кусочка дерева. Он долго вертел полено, из которого торчал длинный сук и примеривался, высматривая место, где ему удобнее оттяпать небольшой кусочек дерева. Полено было невесомым, пахло апельсинами и легко поддавалось ножу. Сам старик объяснил себе это тем, что дерево это экзотическое да к тому же хорошо высушенное, поэтому и резать его одно удовольствие.
— Ну, поехали, — бодро сказал Дрозд и оттяпал небольшой кусочек дерева.
«Бугхра-бугхра, бугхра-бугхра, хратина-р-ратина, хратина-р-ратина», — заливались хором лягушки. Эти лягушки были не получившимися макетами сидящей кошки. Как вы помните, Дрозд, прежде чем делать из полена большую кошку, хотел вырезать совсем маленькую, ну потренироваться, что ли. Да, вот только маленькие кошки не получались, а получались какие-то лупоглазые лягушки. Стоило ему подрезать кошке глаза, как они становились круглыми и на выкате и, сиганув с его рук на пол, появлялась вовсе не кошка, а самая натуральная жабка. Жабки прыгали по всей коморке и зычно квакали, причем половина из них квакала «бугхра-бугхра» или даже вроде «бура-бурра», а другая половина, словно передразниваясь, пела «ратина-ратина».
Дрозд так был увлечен работой, что ничему не удивлялся — ни лягушкам, ни тому, что они оживали.
Он только усерднее продолжал резать, еще более концентрируясь на своем нелегком деле. Когда полено уменьшилось на треть, комната была просто наводнена прыгающими квакушами, которые горланили на всю квартиру «бура-бурра, ратина-ратина».
— Да что же это такое, — рассерженно прокричал Дрозд, — ну-ка, заткнитесь уже!
Лягушки будто поняли слова старого диджея и на секунду замерли и замолчали, но потом опять запрыгали, не забывая выквакивать забавные странные слова.
Дрозд лихорадочно думал о том, что, может, он слегка перебрал вина, ведь пока он чистил коморку и готовился к работе, он не забывал прикладываться к фляге с портвешком — да там, правда, и вина-то было на два больших глотка, от такого крохотного количества лягушки из дерева не оживают.
Выдохнув сомнения, он с усердием взялся за ножи, оставшаяся большая часть полена идеально подходила для большой фигурки сидящей кошки. Тянуть больше было нельзя.
Получалось здорово! Вот голова на тонкой изящной шее, вот покатые плечики показались из массива полена. Ручки, ножки, попка. Стружка будто сама появлялась из-под ножа, закручивалась смешными кудряшками, беззвучно падала на пол. Очень сильно пахло свежими апельсинами, а в воздухе блистали микроскопические искорки. Натуральное волшебство. Дрозд закусил от сосредоточенности нижнюю губу. Он мастерил самое важное — лицо. Раз глазик, два глазик…
