Она в тайне от всех заказала повторный аудит, который выявил минимум трехкратное завышение запасов на месторождении, лицензию на которое они приобрели два года назад. Финансисты готовились к повторному размещению акций и пытались натянуть сову на глобус в расчете на очень щедрые бонусы. Конечно, рано или поздно обман бы вскрылся, последовали бы увольнения, и потеря репутации на рынке. Но, по ее расчетам в случае успеха размер бонусов был бы таким, что топам финансового департамента можно было бы обойтись без работы до конца жизни. «Надо будет переговорить с кадрами, — Анна сделала мысленную пометку, — я слишком доверилась им в вопросе мотивации персонала». План финансистов имел все шансы на успешную реализацию: она была слишком увлечена судебным процессом в Высоком суде Лондона. Миноритарии наняли одну из лучших юридических фирм Туманного Альбиона, и сражаться с ними было очень увлекательно. Но из-за ковидной заразы все биржевые планы пришлось отложить минимум на год. Теперь на них давили условия лицензионных соглашений: нужно было начинать добычу и запускать горно-обогатительный комбинат, но с производством что-то не заладилось. Финалисты обвиняли подрядчиков и геологов. Акционер был склонен им доверять. Эта задержка и бесконечная переписка с руганью и угрозами между финансовым департаментом и производственниками привлекли ее внимание. И Анна почуяла ложь.
Менее опытный управленец, получив на руки безусловные доказательства нечистоплотности, мог вывалить их на акционера прямо во время ближайшего совещания, наслаждаясь победой и смятением оппонентов. Но она поступила гораздо мудрее. Дала полчаса на ознакомление топам финдепа. Мысленно она улыбалась, представляя себе, как они бегают сейчас у себя, в загородных домах, хватаясь за трубки, пытаясь устроить внутренний конференц-звонок, чтобы разработать хоть какую-то стратегию реагирования. Все департаменты, кроме производства и юридического, продолжали сидеть на удаленке, и это давало ей преимущество.
Раздался звонок, которого она ждала. Она подняла трубку, не выводя разговор на громкую связь.
— Аня, что за ерунду ты сейчас выслала? — Звонил Акционер; он находился совсем рядом, в своем офисе. Переболев ковидом еще в апреле, после возвращения из Англии, он регулярно проверял статус своего иммунитета, и не особо боялся заразиться повторно. При этом он очень ценил сотрудников, которые вынуждены отказаться от удаленки, — зайди, пожалуйста, обсудим!
Людмила, помощник шефа, приветливо ей улыбнулась, и кивнула на полуоткрытую дверь кабинета. Анна улыбнулась в ответ.
Кабинет был оборудован еще в те давние времена, когда шеф увлекался минимализмом. Там не было ничего, кроме прозрачного стола на стальных полированных ножках, стульев из прозрачного пластика, да пары бетонных книжных полок, которые сливались с серыми стенами. Предпочтения шефа успели измениться: в новом лондонском офисе у него был классический кабинет, однако по каким-то причинам здесь, в Москве, все оставалось по-прежнему.
— Привет, — шеф поднялся из-за стола, и протянул было ей руку для пожатия, но потом стушевался, и опустил ладонь, — старые привычки, — пробормотал он, — как нас эта зараза перевоспитывает, а? Ну, рассказывай, как мы докатились до такой жизни.
— Искушение, шеф, — она ответила, занимая место на другом конце стола, — мы допустили ошибку, создали уровень искушения, который оказался слишком большим.
— Блин. Ну взрослые люди же все! Ежику ясно, что на таких позициях искушения будут! И что теперь? Чуть больше ответственности — и все?
— Выходит так, шеф, — согласилась Анна.
— Но вот ты, например, — шеф буравил ее взглядом льдистых серых глаз, — на тебя доносили уже раз десять. И каждый раз в результате страдали доносчики. Что это значит, а?
— Что, шеф? — Она попыталась изобразить искреннюю заинтересованность, но не смогла (да и не захотела) сдержать озорную улыбку.
— Это значит, что ты или дофига умная, или реально никогда не пыталась меня кинуть. А, может, и то и другое сразу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, шеф.
— Ладно, — он махнул ладонью, — считай, похвалил. Давай теперь думать, что делать будем. Увольнять этих гавриков?
— Не получится пока, шеф, — Анна вздохнула, — акции просядут, а нам сейчас это вообще не надо — готовим залог под новый кредит.
— И что мне теперь, терпеть, улыбаться, и глядеть им в глаза на каждом совещании? Зная, как они меня кинуть пытались?
— Лишаем годового бонуса, и заставляем рвать задницу над новым планом. Пускай отрабатывают в надежде на прощение, почти забесплатно, — Анна хищно улыбнулась, — а после годового собрания, следующей весной, выкидываем на помойку. Как раз за это время кого-нибудь достойного присмотрим.
Шеф прищурился, почесал бритую голову, потрогал густую бороду.
— Страшный вы человек, Анна Александровна, — наконец, сказал он, глядя ей в глаза и улыбаясь.
— А я не человек, — пожала плечами Анна, — я — акула. Потому меня и держите в своем аквариуме.
Шеф рассмеялся.
— Верно, верно, — сказал он, и добавил, — ну что, время? Успеешь дойти до кабинета до начала совещания?
— Без проблем, шеф, — она поднялась, кивнула, и вышла из кабинета, гордо подняв голову.
На совещании ей говорить почти не пришлось. Шеф бушевал. С неприкрытой радостью он изливал всю накопившуюся за время болезни и карантина ярость. Удивительно, но за полчаса финансисты даже умудрились построить что-то вроде линии защиты. Ссылались на старые геологические данные, еще советских времен, полученные от государства в нагрузку к лицензии. Шеф построил разговор так, чтобы у горе-мошенников сложилось полное впечатление, что эта их защита сработала, и только поэтому они остаются в компании, заслуживать прощение. Без годовых бонусов, разумеется.
Перед тем, как отрубить видеосвязь, она мило улыбнулась коллегам, и мельком взглянула на каждого. Финдир: уверен в себе, улыбается. Сидит где-то возле своего дома (на веранде?) на заднем плане носятся дети. Наверно думает, что сумел вывернуться из хитрой ловушки. Его зам: у себя в кабинете. Серьезен. Улыбки нет и следа. Хмурится, и глядит на нее. Что-то чует? Анне всегда казалось, что зам умнее начальника, и скрывает свои истинные способности. Надо присмотреться внимательнее. На стене его кабинета — большой семейный портрет, зам, его жена, и двое детишек. Глава департамента: сидит где-то в потемках, что за помещение — не разобрать. Выражение лица — тоже. Похоже, одета в домашний халат. Но на заднем плане тоже шум, характерный для дома, полного жильцов: смех, детские крики…
Анна вышла из конференции, и вздохнула. Осмотрела свой рабочий кабинет. Добротная дорогая мебель светлых тонов, огромный книжный шкаф (и все книги она действительно прочитала!), стеллаж с подарками от коллег и друзей: тут и странные скульптуры, и квадрокоптеры, и таинственные маски, привезенные кем-то из Африки. Стена с ее дипломами и сертификатами (тут было чем гордиться). Пара картин на стенах. Современные художники. Работы она подбирала сама, когда увлекалась искусством. На одной — просто цветные пятна и мазки. Они вызывали у нее какие-то глубокие ассоциации: глядя на них, ей чудился запах моря, солнечное утро на отдаленных островах, много теплой воды. На другой — средневековый замок на скале, на фоне грозового неба. Среди полыхающих молний — стремительный силуэт дракона. А на вершине самой высокой башни — едва различимая женская фигурка в белом. Коллеги, которые хоть малость разбирались в искусстве, бывали удивлены и озадачены таким сочетанием: серьезная работа и пошлая коммерческая картинка.
«Неужели это и есть я? — Подумала Анна, словно посмотрев на себя со стороны, — пошлые знаки внимания, да непроявленные мечты…»
Она боялась признаться самой себе, что вид чужих счастливых семейств действовал на нее все более тягостно. Анна не хотела становиться желчным мизантропом, и где-то в глубине души все еще наивно верила в то, что у нее еще есть шанс на нормальную семью и настоящие чувства. Но, конечно, ее острый ум не давал этой вере сколько-нибудь шансов.
