кивнула. Золь, прихрамывая, устремился вперёд, к административным зданиями, на ходу набирая кому-то, и Оля побежала за ним. У входа профессор глянул в телефон, озабоченно оглянулся на бывшую студентку и проговорил:
– Придётся подняться в информаторий. Все ведомости пока там, в бумажном варианте.
Оля кивнула. Взлетая на верхушку Синего сектора в дрожащем, узком лифте, она насмешливо размышляла, правда ли хочет узнать результат раньше времени. Размышляла, хочет ли вообще попасть в команду «Острия».
– Захватывающий вид, правда?
Двери лифта раздвинулись, и они оказались у бескрайнего окна в холле информатория. Отсюда, с крайнего корпуса, открывался вид на всю территорию «Заслона»: огромные ангары, оранжереи, тепловые установки, жилые постройки и административные здания. И, конечно, цеха – даже днём увешанные гроздьями огней, сияющие, устремлённые в небо.
И «Хвоя». Сверкающая ослепительная «Хвоя» с громадным ковшом, детище проектов «Остриё» и «Сол».
– Я пойду посмотрю ваши результаты, а вы наслаждайтесь.
Оля не была уверена, что услышала эти слова. Прошептала:
– Правда.
Оглянулась и заметила, что Золь исчез. Вернулась к стеклу и словно слилась с этим дышащим небом, с хрупкими галереями труб, со стальной зеленоватой обшивкой «Хвои», отражающей все виды радиации.
Она не знала, минута прошла или час, когда за спиной раздались шаги, и знакомый голос радостно сообщил:
– Оленька! Поздравляю! Вы в числе вторых дублёров команды «Острия»!
«Вы в числе вторых дублёров… команды “Острия”»… В числе дублёров… «Острия»…
Она подняла руки и прижала ладони к лицу. В «Проданном смехе» она читала, что жесты плачущего и смеющегося человека очень похожи. Она и сама не понимала, смеётся сейчас или плачет.
Когда, вечность или мгновение спустя, зазвонил телефон, Оля поднесла его к уху на автомате, даже не посмотрев на номер.
– Олька! Олька, я прошёл! Меня взяли в «Сол», Олька!
Она опустила глаза и взглядом нашла среди зданий учебный корпус. Из дверей как раз выходили люди – крохотные точки на серой осенней траве. Среди них особняком стояли пятеро – было нетрудно догадаться, что это пять членов экипажа, пять новых, действующих, отобранных среди тысяч, лучших из лучших инженеров проекта «Сол».
Синий корпус «Заслона». Март 2053-го
На панели перемигивались огни – пока зелёные, но уже с угрожающей, золотой прожилкой.
– Ну… пора, наверно? – неловко спросила Оля, вставая из-за стола.
Она ненавидела прощания – с тех пор, как на Гевесту улетала семья Алины Белозёровой, с тех пор, как они с курсом провожали на Нептунию Ирму – жену профессора Золя, уезжавшую исправлять его ошибки, улетавшую, может быть, навсегда. Оля ненавидела прощания и сделала всё, чтобы оказаться на борту «Хвои». Получилось только попасть в число дублёров «Острия». Но это всё равно было лучше и ближе, чем оставаться в неведении во время всего «Сола», узнавать новости из сети, не иметь прямой связи. А так она будет в курсе всего, так у неё будет право на пакет почты раз в неделю, и целых девятнадцать часов после запуска «Хвоя» будет доступна прямому зову Земли…
«Это всё самоутешение, Оля, – сказал ей на это Золь. – Можно придумать что угодно, чтобы оправдать себя и утешить. И поверить в это. Иногда это оказывается ложью, иногда ложью во спасение, а иногда – сущей правдой». Тогда, услышав это, Оля замотала головой, отчаянно отшатнулась, желая отстраниться от страшных слов. А теперь, глядя на Игоря, с холодной усмешкой думала, что профессор прав. Слишком прав.
– Ещё нет, – мягко отозвался Игорь, расслабленный предполётным транквилизатором. Точность на старте требовалась только команде навигаторов и командиру, обязанности инженеров начинались за пределами Солнечной системы, и перед стартом экипажу давали транквилизатор – для упрощения расставаний.
А вот сотрудникам «Острия» транквилизаторы не полагались – тем более дублёрам основного состава. Зато им всё-таки выдали значки – похожие на монетки, выпуклые, как старинные линзы, с тончайшим мерцающим напылением абдрамона и изумрудной иглой внутри.
Вертя значок в руках, Оля спросила:
– Я знаю кого-нибудь из экипажа?
– М-м… Сомневаюсь. Разве что Нату.
– Нату?
– Наташу Карецкову. Помнишь? Она училась тремя курсами младше.
– А… смутно.
– У вас ещё будет время познакомиться, – засмеялся Игорь, потягиваясь. Лампочки на панели стремительно желтели, мигая рыжими всполохами. – А вот теперь, пожалуй, пора.
Он встал, протянул руку Оле.
– До скорого?
Оля доверчиво, беззащитно улыбнулась. Безжалостно попросила:
– Не ври, пожалуйста. Ты же знаешь, что не скоро.
Игорь сжал её ладонь своими, осторожно прижал к губам.
– Всё это кончится быстрее, чем думаешь. Оглянуться не успеешь, как «Хвоя» прилетит домой с кусочком солнца. А ещё я тебе привезу какого-нибудь солнечного кофе, обязательно. Чтобы дома было, что выпить, кроме чая.
Оля натянуто улыбнулась. Огоньки вспыхнули горячим блеском. Что-то полыхнуло, до предела накалилось внутри.
– Ладно, Олька. Мне ещё нужно попрощаться с мамой. Милая моя…
Она стояла, по-прежнему беспомощно, беззащитно улыбаясь.
– Ну милая моя… Не смотри так, пожалуйста…
В уголках глаз скопились слёзы, но Оля решила, что, если вытирать их, обязательно появятся новые, а ей не хотелось плакать. Но слёзы копились, лицо Игоря смазывалось, и что-то солёное, скатываясь по щекам, щипало искусанные губы. Оля мотнула головой и вырвала руку.
– Иди уже!
– Иду.
Синий сектор «Заслона». Апрель 2053-го
«Оленька, – через две недели после старта «Хвои» написал ей Золь. – Как продвигается ваша работа в «Острие»? Впрочем, не буду лукавить, знаю, что никак, что вторых дублёров пока даже не подпускают к проекту.
Я вам предлагаю вот что. У вас светлая голова, и я помню ваши прекрасные эссе по биобезопасности, по экологической дестабилизации. Как вы смотрите на то, чтобы присоединиться к моей группе? Формально вам даже не придётся переустраиваться: я прикреплён к Зелёному сектору «Заслона», нам выделили оранжерею, чтобы работать над созданием биома – если придёте, сможете воплотить свои институтские проекты. Тема вашей дипломной, если не ошибаюсь, была про мутации плодовых культур в условиях низкой температуры? Это очень актуально сегодня – если наработки будут успешны, я уверен, их получится внедрить и на Луне, и даже в рамках «Сола».
Оленька, я понимаю вашу тоску и хандру сейчас, но работа – лучшее средство от скорби. А на «Острие» – буду честен – работать вам не дадут ещё долго, вы всё-таки ещё слишком юны. Да и кто знает, сколько займёт полёт до Солнца, – может быть, «Хвоя» обернётся быстрей, чем планировалось, и до вторых дублёров дело не дойдёт вовсе. Присылайте резюме, Оленька. Жду».
«Профессор Золь, здравствуйте!
Спасибо вам огромное за