Перевод Алексея Круглова
Альфред Теннисон (1809–1892)
Приветствие герцогу и герцогине Эдинбургским (в честь их бракосочетания 23 января 1874 года)[4]
Сын повелителя, с чьей волей дерзкойМы в спор вступали, тот, чье слово — рокДля подданных, кто цепь с раба совлёк, —Вручает принцу свой цветок имперский,Александрóвну.Расцвесть отныне русскому бутонуВ земле Британской, как в краю родном!Семьей сменив семью, и домом — дом,Явилась к нам державной нареченнойМари-Александрóвна.
Златые вести по степям летят,Татары внемлют твоему приказу,Хребты Ирана и гряды Кавказа,И сумрачные пальмы Инда чтятАлександрóвну.Моря, что мы делили испокон,Пустыни Африки, утесы Кента,Туземцы островного континента,Леса Канады вторят в унисон:Мари-Александрóвна!
Империи познали много зол:Так Англия сдалась мечу норманна,Твоя отчизна покорилась хану;Днесь новый Гарольд взводит на престолАлександрóвну.В извечной круговерти перемен,Как щепки в море, нации и троны,Однако ведомо сердцам влюбленным:Одна Любовь — бессмертный сюзерен,Мари-Александрóвна!
В краю мужей суровых, вдалекеОт родины ты обрела супруга.Державы улыбаются друг другу,С любимым ты стоишь рука в руке,Александрóвна!И Запад осчастливишь ты стократ:Ты славилась деяньями благими,Твое в лачугах восславляли имя,И здесь, Мари, его благословят,Мари-Александрóвна!
Ужель вновь вспыхнут ненависть и страх?Или с приходом царственной принцессыПроглянет синь небес сквозь туч завесу,Надежда оживет в людских сердцах,Александрóвна?Пускай союз ваш крепнет год от года,Душа в душе пусть обретет покой;И как бы ни вращался шар земной,Пусть мир связует ваши два народа,Альфред-Александрóвна!
Перевод Светланы Лихачевой
Данте Габриэль Россетти (1828–1882)
Царь Александр II (13 марта 1881 г.)
Он сорока мильонам крепостных,Имевшим прежде лишь клочок землиРазмером с гроб, дал пашен, чтоб моглиОни кормиться; ныне вопли ихНесутся ввысь: «Прибежище благих!Пока слезами мы не изошли,Виновникам те казни ниспошли,Что царь отверг во имя малых сих».
Он удержал свирепствовавший кнут;Впервые рядом с жертвою своей,В крови лежащей, мертвым пал злодей.Растерзан тот, кто всем дал равный суд,И Бога, вопреки делам иуд,Он ныне просит за своих людей.
Перевод Валентины Сергеевой
Эндрю Лэнг (1844–1912)
Полковник Бернаби[5]
Ты смерть искал в полях и облаках,Ей страшен был в азарте боевом;Как царственно земле свой отдал прах,Сражен в песках кочевника копьем!
Тебе бы, скажет Англия, не в томБою ничтожном пасть, а лютый страхВнушать врагам в афганских злых горах,Где близкой битвы нарастает гром.
Ты встал бы, как Аякс у кораблей,Остановил, собрал бегущих прочь,Прикрыл щитом надёжнее скалы,
Чтоб кровью тёк Гельменд среди полей,И в свой промозглый край, где правит ночь,Теряя перья, унеслись Орлы.
Перевод Алексея Круглова
Женский лирический портрет
Джон Китс (1795–1821)
Акростих: Джорджина Августа Китс[6]
Друг нежный, я в заглавных буквах дамЖизнь всем твоим блестящим именам.От сна очнувшись, дивный АполлонРешит, чтоб впредь я блюл его закон,Душой к тебе лишь и к стихам влеком.Ждет эмпирей того, кому знакомИз всех даров — не виртуозный слог,Не золотой Поэзии чертог,А братская любовь, что греет нас.
Антропофаги (Мавра дивный сказ),Волшебный пояс, что носил Улисс,Горят сияньем Муз, но первый приз —Удел не их; в честь Девяти сестерСияя, снищет лавровый уборТворенье не тщеславного пера,А скромный дар тебе, моя сестра.
Как возвещает третье из имен,Им наш с тобой, сестра, союз скреплен:Тебе сулит оно как добрый знакСынков, и дочек, и без счету благ.
Перевод Светланы Лихачевой
Альфред Теннисон
Кэт
Не позабыть мне злых гримас,Волос, как смоль, и черных глазТой, чей смешок колюч и дик,Как дятла дробь в тиши, — и васНе пощадит ее язык —Кэт скажет правду напрямик.
Тот язычок неукротим,А голосок звенит струной;Как пламя, бьется в сердце жар.Нрав пышет кипятком крутым,И ум искрится озорной,Острее сабли янычар.
Пряма как луч, чиста как лед,Придирчив вкус ее и строг.Где друга Кэт себе найдет,Сверкающая, как клинок?
Кэт говорит, что нет мужчин,Кэт презирает звон монет,Не верит клятвам и стихам,Ей скучен мой любовный бред.
Будь доблестный я паладин,Увитый лаврами побед,Кумир солдат и светских дам —Я дал бы рыцарский обетИ ринулся в смертельный бой,С пути сметая вражий клин,За нежный взгляд ее один —И был бы в хрониках воспет.Кэт нужен рыцарь и герой,
Но нет героев, век не тот.Где пару Кэт себе найдет?
Перевод Алексея Круглова
Данте Габриэль Россетти
Видение Фьяметты[7]
Стоит Фьяметта, в пелене тоски,Под яблоней; вокруг кипит весна.И сыплются цветы, когда онаОтводит ветвь движением руки.Срываются, как слезы, лепестки,Взлетает птица, меж ветвей видна,Душа предощущением полна:Жизнь — вянет; смерть крадется воровски.
В летящий шелк красавица одета,И ангела вдруг замечаем мыУ края яркой солнечной каймы.Надежда воплощенная, Фьяметта,Являет знак Господнего обета.Се — свет души на фоне смертной тьмы.
Перевод Валентины Сергеевой
Норман Маккейг (1910–1996)
Тетя Джулия
Тетя Джулия говорила по-гэльскиочень громко и очень быстро.Я не мог ей ответить,просто не понимал.
Ходила в мужских башмаках,а чаще была босиком.Помню ее ступню,сильную, в глине и торфе,над легкой педалью прялки,пока она правой рукой, как волшебник,тянула из воздуха пряжу.
У нее был один этот дом,где по ночам я лежалв непроглядной, незыблемойтьме кровати,слушая добрых друзей-сверчков.
Казалось, она была всем: ведрамии водой, льющейся в них.Она была ветром с дождем,что обрушивался на дом;теплыми яйцами, черными юбками,копилкой-чайникомс трехпенсовиком на дне.
Тетя Джулия говорила по-гэльскиочень громко и очень быстро.И когда я хотя бы чуть-чутьначал его понимать, она уже молчалежала в сплошной чернотепесчаной могилы в Ласкентире.
Но до сих пор я слышу — зовет меняголосом чайкисквозь километрыторфяников и болот,и злится, все злится на то,что так много вопросовдо сих пор без ответов.
Перевод Анастасии Строкиной
Джордж Бейкер (1913–1991)
Моей матери
Быть ближе, дороже и дальше — никто не может.Помню ее, как сейчас, у окна — похожаНа континент огромный с Везувием смеха,Цыпленок в руке, джин — за глотком глоток.Ирландка, раблезианка, взрывная, но нежная все же,Бездомным собакам, раненым птицам поможет.Она — словно танец, и ты в этом танце — помеха,Как за военным оркестром бегущий щенок.
И хоть артобстрел, хоть бомбежка — ей все равно,Не бросит она свой джин, не побежит в подвал.Высится над столом, как гора, — за годом год.Лишь вере одной этот камень сдвинуть дано.Всей верой ее, всей любовью моей Господь указал,Что возноситься ей из исхода — в восход.
Перевод Анастасии Строкиной