Утром он во дворе всегда прыгает. Днём тоже прыгает. Вечером прыгает. Всё тренируется. Через скамейку прыгает.
— Ну, как, — говорит, — хорошо получается?
— Замечательно, — говорю.
— А ну, — говорит, — смотри, как я сейчас…
— Я так не могу, — говорю.
— И я не мог. Всё тренировка! Уроки вот не успеваю делать, а так всё в порядке. Видишь, как прыгаю! А по бревну я последний по счёту. Зачем мне тренироваться?
Я удивился и говорю:
— Как же так?! Значит, больше надо ходить по бревну. А он говорит:
— Раз там последний по счёту, пусть и буду последним. Зато по прыжкам я первый! Я марку держу!
— Какую ещё такую марку?
— Спортивную, — говорит. — А ты думал какую?
— А зачем держать, — говорю, — эту марку?
— Ты, — говорит, — ничего не знаешь. Марку нужно держать. Вот и всё.
Мне совсем не было это понятно. По–моему, он ошибается. Ему надо ходить по бревну, а не марку держать. Я так думаю.
Про звёздочку
— Видал? — Вовка распахнул пальто. На груди у него была красная звёздочка. — Я теперь октябрёнок. По–октябрятски жить буду!
Вовка сиял от счастья.
— Как это по–октябрятски жить?
— Эх, ты! Нужно знать октябрятские правила. Ведь я будущий пионер. Понятно? Это значит весело жить, трудиться, помогать старшим. Быть честным.
— А ещё что?
— …хорошо учиться, любить школу, быть дружным.
— А ещё?
...петь, рисовать...А если я не хочу петь?Не хочешь, не пой, пожалуйста, вот чудак!А мне можно по-октябрятски жить?Видишь ли, — сказал Вовка, — как сказать... Я думаю, что, конечно, можно. Вот, например, я подмёл пол сегодня. И ты вполне можешь это сделать.Конечно, могу.Ну вот, — продолжал спокойно Вовка,— ты можешь, конечно, это сделать. Но ты можешь этого и не делать. А мне нельзя. Я — октябрёнок!
Я завидовал Вовке.
Он такой счастливый. Ещё бы! У него звёздочка. Он октябрёнок. Он настоящий школьник. У него заботы, обязанности. А я могу ничего не делать...
Мне было так грустно!
— Ну, мне пора, — сказал Вовка, — дела не ждут.
Совсем другим человеком стал!
Про сложное дело
Я заболел. Я по двору без шапки бегал. Уже зима. Разве можно зимой без шапки бегать? А «я бегал. Вот и простудился.
Ко мне пришёл Вовка. Раньше он только дразнился, а теперь даже к больному приходит. Мы с _ним стали беседовать.
Вовка любит беседовать. И я тоже люблю беседовать. Поэтому мы и беседуем.
— Ты только не кашляй, — говорит Вовка. — Старайся не кашлять. Ладно?
— Я стараюсь, — говорю, — а всё равно кашляется.
— Значит, плохо стараешься, — говорит.
— Да нет, я хорошо стараюсь. Как только хочется кашлянуть, я вовсю щёки надую, и сперва не кашляется, а потом всё равно кашляется.
— Давай про дела говорить, — сказал Вовка. —Дела ведь бывают разные. Есть дела сложные, есть ерундовые. Вот в старших классах опыты делают. Делать опыты — очень важно. Тогда всё на свете поймёшь и всё будешь знать.
— Неужели всё? — удивился я.
— Почти что всё.
— А ты видел опыт когда–нибудь?
— Конечно, видел. В шестом классе опыт делали. Я в приоткрытую дверь смотрел. Вот это был опыт! Там жужжала машина с большим колесом. Вот так — жжж! А вокруг летят искры.
— И всё?
— Ну конечно, всё. А чего же ещё? Этот опыт для важного дела. Он не просто так. Ты не поймёшь. Это всё очень сложно. Так Шурик сказал. Он шестиклассник. Он–то знает. У них там опыты делают, тысячи!
— Вот бы нам сложным делом заняться!
— Тебе ещё рано.
— А тебе?
— И мне рановато.
— Значит, нам двоим рано?
— Почти что двоим. Только я октябрёнок. Мне не так рано.
— А мне?
— И тебе, — сказал Вовка. — Скорей поправляйся.
В дверях Вовка махнул на прощание рукой и подмигнул.
Вот это друг!
Про то у кем мы будем
Ура! Я выздоровел.
Очень уж мне надоело болеть. Лежишь, в потолок глядишь… День глядишь, два глядишь… Никогда теперь простужаться не буду.
Мы вышли с Вовкой во двор. Вовка мне говорит:
— Хорошо, что ты выздоровел.
— Я давно хотел выздороветь, но никак не мог.
— Ну, теперь–то ты выздоровел.
— Теперь–то я выздоровел. Когда я лежал, я о будущем думал. Я хотел быть милиционером. А сейчас опытником хочу быть.
— Как это опытником?
— Ну разные опыты делать.
— А я художником буду. Я портрет Пушкина нарисовал. Цветными карандашами. Я, правда, не Пушкина рисовал, а просто так, кто получится. А у меня получился Пушкин. Мама спросила: «Это Пушкин?» Я удивился и говорю: «Ага, Пушкин». Потом к нам гости пришли. И всем очень понравилось. Говорят, настоящий Пушкин. Точь–в-точь получился. Я теперь буду всегда рисовать. Раз у меня талант есть.
— А ты себя можешь нарисовать?
— Себя я не пробовал рисовать. Но, наверно, смогу. Раз Пушкина смог, то себя нарисую. Пушкина ведь рисовать труднее. Я себя каждый день в зеркало вижу.
— И меня сможешь нарисовать?
— И тебя смогу. Тебя–то я и без зеркала вижу.
Долго мы так с ним беседовали. Вдруг видим: идёт по двору Шуркин папа; он капитан теплохода. Папа Шурика плавал в разные страны.
Он побывал везде на свете. Он даже в Африке был. Где река Лимпопо.
Мы долго глядели вслед капитану.
Потом Вовка сказал:
— Пожалуй, я капитаном буду.
Я подумал и говорю:
— И я, пожалуй, капитаном буду.
Про большую лопату
Вовка мне постучал в окно. Значит, дело есть.
Я надел шапку и вышел. У Вовки в классе — урок труда. Они там стругают палочки. По этим палочкам в первом классе считают.
А в старших классах лопаты делают, чтобы снег разгребать. И Вовка хотел лопату сделать. А учитель Пётр Ильич сказал: «Не сумеешь, малыш». — «Я не малыш», — ответил Вовка. «А кто же ты?» — спросил Пётр Ильич. «Я октябрёнок». Пётр Ильич сказал: «Неужели?» Вовка тогда показал ему звёздочку. Пётр Ильич удивился и говорит: «Ну, тогда ты всё можешь!»
Так вот Вовка решил лопату сделать, а меня взять в помощники.
Я немедленно согласился.
Палку мы с Вовкой сразу достали. Пошли фанеру искать. Ко всем соседям ходили. У всех фанеру спрашивали. Любопытные все. Спрашивают, для чего нам фанера. А потом говорят: «У нас нет фанеры, а то с удовольствием дали бы».
Дядя Миша нам вынес заржавленный примус. Он думал^ нужен металлолом.
— Давай примус возьмём, — сказал я.
Вовка сказал:
— Нам примус тоже нужен. Но сейчас нам очень фанера нужна. А за примусом мы в другой раз зайдём.
Тётя Поля чуть–чуть приоткрыла дверь и закричала:
— Фанеры нет! Лома нет! Макулатуры тоже нет!
Фанеры не было ни у кого.
К вечеру мы на чердак забрались. Там кусок фанеры нашли, как раз для лопаты.
Вовка от радости стал плясать и петь песню:
Мы сделаем лопату!Прекрасную лопату!Чудесную лопату!Отличную лопату!
Потом он кончил петь и сказал:
— Эх! Будет лопата! Мы ведь вдвоём её будем делать. Она у нас выйдет вдвое лучше!
Начали мы мастерить лопату. Лопата, конечно, — простая вещь. Но сделать её оказалось трудно.
Стали мы гвозди в фанеру вбивать. Один гвоздь вбили — мало. Фанера на палке крутится. Второй гвоздь стали вбивать — фанера треснула.
— Пропало всё, — сказал я.
А Вовка сказал:
— Я придумал. Давай вытащим гвозди. Перевернём фанеру и снова прибьём.
Мы так и сделали. Я дышать перестал, когда гвозди вбивали. Я всегда не дышу, когда какое–нибудь ответственное дело делаю. Мне казалось: а вдруг опять лопнет. Но все хорошо обошлось. Только я себе палец ушиб. И Вовка — два пальца.
Огромная получилась лопата. Выше меня и Вовки.
— Мы её будем вдвоём нести, — говорит Вовка. — Я впереди, ты сзади.
— Нет, уж лучше ты сзади иди, — говорю.
— Не хочу я сзади, — говорит Вовка.
— Что ж, по–твоему, я должен сзади плестись?
— А я должен сзади плестись?
Я подумал и так решил: по–моему, всё равно, впереди идти или сзади. По–моему, это одно и то же.
— Пожалуйста, — говорю, — шагай себе впереди. Мне не жалко.
— А мне, думаешь, жалко? — говорит Вовка. — Пожалуйста, где хочешь шагай. Мне всё равно.
— Напрасно мы из–за этого спорим, — говорю. — Из–за этого спорить совсем не стоит. Тем более, что мы можем оба идти впереди.
— Тогда мы всю дорогу закроем, — говорит Вовка.
— Люди поймут нас, — говорю.
Понесли мы лопату с песней.
Один прохожий сказал:
— Ого! Это лопата! В жизни не видел таких лопат! Ему очень понравилась наша лопата. Иначе он не сказал
