Вульф скривился, всем своим видом показывая, как ему, при его стойком отвращении к работе, невыносимы уговоры, да еще когда счет в банке исчисляется пятизначной цифрой. Пытаясь остановить жестом ладони поток слов посетительницы, он увещевал:
– Но я же говорю вам, я сейчас слишком занят…
Она не обратила на его слова ни малейшего внимания.
– Я пришла к вам вместо Нийи, потому что у нее сегодня очень ответственный урок, а нам с ней необходимо сохранить работу. Но, конечно, вам нужно встретиться с ней самой, так что вы должны отправиться в школу Милтана – он как раз сегодня назначил там встречу, чтобы разобраться с происшедшим. Право же, сущая нелепица, какую только можно вообразить, – предположить, что Нийя способна залезть кому-то в карман и украсть бриллианты, – но будет просто ужасно, если все кончится так, как говорит Милтан, – если бриллианты не будут возвращены… впрочем, подождите… я же должна вам рассказать…
Я открыл рот от изумления. Обычно, когда в одиннадцать утра Вульф приходит в кабинет после того, как два часа провел в оранжерее на ногах, он усаживается в кресло перед подносом с пивом, которое приносит Фриц, слушая мои мелкие колкости, и сдвинуть его с места в это время совершенно невозможно. Но сейчас он поднимался с кресла; и поднялся, заметьте! С неясным бормотаньем, которое можно было принять и за извинение, и за проклятие, не взглянув ни на нее, ни на меня, он прошествовал вон из кабинета через дверь, ведущую в прихожую. Мы проводили его глазами, после чего чужестранка повернулась ко мне я в первый раз увидел, что глаза ее широко раскрылись.
– Он что, заболел? – резко спросила она.
Я покачал головой и пояснил:
– Обычная выходка в его стиле, хотя вам может показаться, что это какое-то заболевание. Правда, ничего определенного в его недомогании не найти – вроде там сотрясения мозга или коклюша. Однажды, когда в том кресле, где вы сейчас сидите, находился один уважаемый юрист… что, Фриц?
Дверь, которую закрыл за собой Вульф, открылась снова, и на пороге возник Фриц Бреннер. Судя по его лицу, он был сбит с толку.
– Пожалуйста, Арчи, выйди на минутку на кухню.
Я поднялся и, извинившись, вышел. В кухне на большом покрытом клеенкой столе были разложены заготовки для обеда, но, ясное дело, Вульфом не завладело внезапное любопытство к приготовлению пищи. Он стоял за холодильником, с лицом, описать которое я не берусь, и резко приказал мне, едва я вошел:
– Выпроводи ее!
– Господи! – Я решил, что могу позволить себе немного его подначить. – Она же пообещала заплатить в разумных пределах, разве нет? Такая девушка растопила бы сердце даже крокодилу! Если вы по ее глазам прочли, что ее подруга Нийя и в самом деле стибрила те стекляшки, вы могли бы, по крайней мере…
– Арчи. – Едва ли не впервые я видел Вульфа настолько раскипятившимся. – Я всего один раз в жизни удирал со всех ног, от одной особы – дамы из Черногории. Это случилось много лет назад, но каждый мой нерв помнит все, как сейчас. Я не желаю и не берусь описывать свое состояние, когда эта черногорка нежным голосом проблеяла «Hvala Bogu». Выпроводи ее!
– Но ведь не…
– Арчи!
Я понял, что дело безнадежно, хотя понятия не имел, в самом ли деле он ударился в панику или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в кабинет, остановился перед черногоркой.
– Мистер Вульф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он слишком занят.
Она слегка откинула голову, чтобы посмотреть на меня. Дыхание ее участилось, а рот приоткрылся.
– Как не сможет – он должен! – Она вскочила, и я отступил на шаг под ее сверкающим взглядом. – Мы же из Черногории! Она… моя подруга… она… – Негодование душило ее.
– Я все сказал, – непреклонно оборвал я. – Он не хочет за это браться. Иногда мне удается его переубедить, но всему есть предел. Кстати, что означает «Hvala Bogu»?
Она уставилась на меня.
– Это значит «Слава Богу». Если я его увижу, скажите ему…
– Не стоило вам говорить этих слов. Они напомнили ему Черногорию. А у Вульфа на нее аллергия. Простите, мисс Лофхен, но ничего не получится. Я его знаю от «А» до «У». «У» означает «упрямый как осел».
– Но он… Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему…
Оказалось, что она тоже довольно упряма – чтобы выставить ее, мне понадобилось не меньше пяти минут – мне вовсе не хотелось вести себя грубо; в конце концов, я ничего тогда не имел против черногорских барышень, если не считать их немыслимого произношения. Наконец я закрыл за ней дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:
– Думаю, опасность миновала. Идите за мной, не отставая, а если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за вами черти гонятся.
Неразборчивая воркотня Вульфа мне в спину напомнила, что с ним лучше сглаживать острые углы, а потому, когда он спустя пару минут вернулся в кабинет и вновь утвердился в своем кресле, я и не заикнулся, чтобы объяснить свою точку зрения. Вульф пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я проверял накладные от Хена и делал еще кое-какую рутинную работу. Чуть позже Вульф попросил меня приоткрыть окно, и я понял, что скандалист уже немножко поостыл.
Напрасно мы – или кто-то из нас – думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вульфом в кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в полпервого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о посетителе, который назвался Шталем, а про род своих занятий сказал лишь, что он служит в Федеральном бюро расследований.
Я длинно присвистнул и осторожно воскликнул:
– Ого!
Вульф слегка приоткрыл глаза и кивнул, и Фриц пошел приглашать посетителя.
Нам еще не приходилось сталкиваться в работе с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий, широкоплечий, с умными глазами, пожалуй, только подбородок подкачал, да и ботинки не мешало бы вычистить. Он еще раз представился, пожал руки мне и Вульфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно открыл его и улыбнулся Вульфу сдержанно, но дружески.
– Вот, пожалуйста, мое удостоверение, – произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно солидный страховой агент.
Вульф взглянул на предложенный документ, кивнул и указал на кресло.
– Чем обязан, сэр?
Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.
– Простите за беспокойство, мистер Вульф, но работа есть работа. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в силу, который требует, чтобы лица, которые являются в стране представителями зарубежных ведомств, регистрировались в госдепартаменте.
– Да, знаком, хотя и не очень подробно. Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.
– Значит, вы о нем знаете?
– Знаю.
– Вы зарегистрировались, как там сказано?
– Нет. Я же не агент иностранного ведомства.
Фзбээровец закинул ногу на ногу.
– Закон действует по отношению к представителям иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.
– Именно так я и понял.
– Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы – гражданин Соединенных Штатов?
– Да. Я здесь родился.
– Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?
– Да, очень короткое время, еще в молодости. Но тогда я был не здесь, а за границей. Потом я оставил ту службу.
– И служили в черногорской армии?
– Да, но несколько позже, хотя тоже в юности. Тогда я верил в то, что всех людей, которые неправы или жестоки, следует убивать, и я убил кое-кого сам. Тогда, в 1916 году, я чуть не умер от голода.
Фэбээровец, казалось, был поражен:
– Извините, не понял.
– Я сказал – чуть не умер от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались голыми когтями против пулеметов. Я был почти мертвец, ведь человек не может жить, питаясь сухой травой. Но я все же выжил. Снова мне довелось поесть, только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я прошагал шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. Когда война кончилась, я вернулся на Балканы, развеял там еще одну иллюзию и эмигрировал в Америку.
– Hvala Bogu, – весело вставил я.
Шталь ошарашенно вскинул голову.
– Простите? Вы черногорец?
– Да нет. Почти. Я из Огайо. Огайец чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.
Вульф не удостоил меня вниманием и продолжил:
– Мистер Шталь, я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом, кто бы там ни вздумал интересоваться, чем я занимался. Но вы для меня – не кто попало. Естественно, вы ведь представитель ФБР. В сущности, вы – сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет и кое-что обо мне разузнать. Я же так глубоко благодарен своей стране за любезность, от которой она до сих пор ухитрялась воздерживаться… Кстати, вы не откажетесь от стаканчика американского пива?
