Краем глаза я заметил, что мои пальцы снова тянутся к клавиатуре.
Я немного подождал, но ничего не изменилось. Пришлось встать и выйти из комнаты.
Погруженный в собственные мысли, я спустился вниз и просмотрел утренний выпуск местной газеты, но особой радости мне это не прибавило. Я был в доме один — Фил в лагере, Пима в своем рекламно-проектном бюро, моя собака Феба, судя по всему, поехала вместе с Пимой, а сын Фебы, Монти Пайтон, пребывал в своей любимой позе — лежа на полу в гостиной, устремив нос точно в сторону холодильника, — и ждал. Что интересно, где бы он ни лежал (я проверял несколько раз с компасом в руке, а однажды даже укрепил у него на голове миниатюрный пеленгатор), его черный нос всегда был направлен на источник пищи. По крайней мере, ему не приходилось задумываться о смысле жизни. Товарищ по несчастью из него был никакой — он поймет, что такое житейские неприятности, лишь когда не наполнится вовремя его миска.
В полном расстройстве я даже едва не собрался включить клавиатуру, но что-то мне подсказало: «Сегодня не самый лучший день для удачных слов!». Точнее — это был уже восьмой не самый лучший день.
Этот день должен был либо принести мне нечто неожиданно приятное, либо, по крайней мере, дать возможность разрядиться на ком-то, кто подвернется под руку. Можно было бы выйти на прогулку с Монти, не исключено мне встретилась бы какая-нибудь юная красотка. Это было бы приятно. А если бы она оказалась не слишком юной или не слишком красивой, я мог бы ее разделать под орех, сказав: «Ну и грудь у тебя! Фу! Стыд один! Ведь есть же множество кремов от прыщей!» Она бы смутилась и убежала, а у меня улучшилось бы настроение.
Впрочем — с чего бы?
Я зевнул и, доведенный до отчаяния, взялся со скуки за присланную мне четыре дня назад книгу. Бестселлер. Я мог ее скачать из Сети еще два месяца назад, и кто знает, может быть, я это даже и сделал, а может быть, агент автора сам мне ее прислал; в конце концов, я находился в списке имеющих право на бесплатные файлы, в который включали всех, кто имел хоть какое-то отношение к литературе. Но, проверяя новые поступления, я лишь впадал в еще большее отчаяние. Столько там было хлама… Лишь когда автор был того достоин, когда маньяки-читатели скачивали из Сети больше десяти тысяч экземпляров, появлялись бумажные версии, уже с надписью: «Скачано 18 тысяч экземпляров в течение первых двух недель!» Восемь девяносто девять. Четыре варианта обложки, один красивее другого. Я открыл книгу где-то в середине и немного почитал. Оказалось, что это история некоего овдовевшего плантатора, имевшего взрослого сына и женившегося на разведенной, у которой была дочь. Какое-то время спустя сын и дочь полюбили друг друга и поженились. Падчерица стала одновременно невесткой. Великолепно. Потом у сына родился сын, а у плантатора дочь. Тогда сын сына, то есть внук… Ага, до этого у сына плантатора после женитьбы отца появилась мачеха, а после его женитьбы она же стала тещей. Теперь насчет внука плантатора: как сын сына он внук, как сын невестки… Ну да — тоже внук. Ладно. Читаем дальше. Что касается дочери разведенной — всё просто: ее отчим являлся одновременно и ее свекром. Потом, однако, стало действительно интересно, приходилось несколько раз возвращаться к предыдущим абзацам. Судя по всему, всё шло к тому, чтобы плантатор стал одновременно собственным дедушкой и внучкой.
Я отложил в сторону семейную сагу. Мне стало грустно. Похоже, скоро я услышу от Сэмюэльса, своего агента: «Ты не мог бы, Оуэн, написать что-нибудь столь же простое и душещипательное, а? Вместо того чтобы возмущаться, что этим, мол, занимаются лишь идиоты, а другие идиоты покупают?» От мыслей по поводу того, что я мог бы ответить на ворчание Сэмюэльса, меня оторвал телефонный звонок. Я обрадовался, но не бросился к телефону, а подошел к нему чинно и медленно.
Кхм! Кхм!
— Слушаю?
— Детектив Оуэн Йитс? — Голос был четкий и громкий, но явно старческий, слегка скрипучий. Властный и непреклонный. То ли женский, то ли мужской. — Это вы?
— Да, но…
— У меня есть для вас дело, юноша.
Я благодарно улыбнулся. Монти шевельнул ухом, чувствуя приближающуюся полосу хорошего настроения.
— Я не юноша уже по крайней мере лет двадцать…
— Неважно. У меня проблемы с ворами, и я хочу тебя нанять!
— Я не веду дел, которые…
— В телефонной книге есть твое объявление! — В голосе не то собеседника, не то собеседницы появилась угроза. — Мне обратиться к соответствующим властям с требованием лишить тебя лицензии?
Телефонная книга! Боже мой… Я расчувствовался. Их не издавали уже полтора десятка лет.
— Послушайте… — Черт возьми: сэр? мадам? — Той книге, в которой есть мое объявление, уже…
— Я что, непонятно говорю? Я хочу тебя нанять, и баста! У меня такой принцип — я всегда заглядываю в конец, меня раздражают всякие придурки, поменявшие фамилии на «Аарон» и прочие «ААА». Так что я беру тех, что в конце, пусть тоже заработают.
Ой-ей, какой добрый человек мне звонит!
— Так что я подумала… — Ну наконец-то! Она! — …что найму какого-нибудь честного детектива, который не лезет на первую позицию в разделе «Детективные агентства». — Старушка глубоко вздохнула. Может, ждала моей благодарности? Тронутый до глубины души, я кашлянул и спросил:
— Можете назвать свой адрес? Я постараюсь…
— Ну почему всё всегда должно доставаться этим жадинам на «Аа» или «А»… Простите?
— Я сказал, что приеду к вам сегодня во второй половине дня и…
— Почему во второй? Джозеф уже за вами едет. Он должен вот-вот постучать к вам в дверь. Жду.
Ту-ту-ту-ту-ту!
Я положил трубку и тряхнул головой, веря, что подобные маленькие сотрясения мозга помогают отделить воображаемое от действительного. Поскольку в моих ушах все еще отдавался пронзительный голос, я вынужден был признать, что это произошло на самом деле. Я впал в легкую панику. Блокнот? Блокнот — да, он всегда должен быть у детектива при себе. Авторучка. Оружие? Нет, это всего лишь кража. Может быть, у нее украли… Что, во имя всего святого, крали полвека назад? Белье из сада? Собаку? Горшки с цветами и коврики из-под двери?
Кто-то нажал на кнопку звонка у калитки. Я глубоко вздохнул, словно перед побитием рекорда по нырянию без акваланга, и открыл дверь. У калитки стоял обтянутый кожей скелет в фуражке. Никаких сомнений — Джозеф.
— Да?
— Мистер Оуэн Йитс? — Он изысканным жестом отдал честь. Я начал лихорадочно размышлять, не будет ли слишком большой бестактностью, если я извинюсь перед ним, зайду в дом и немного потренируюсь перед зеркалом в отдании чести. Если бы я так отдал честь Эзре М. П.?! Лишь величайшим усилием воли мне удалось сдержаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
