Вот отчего ей пришлось вчера вечером шпионить за ним.
…И она почти не удивилась, когда поняла: после работы он действительно кого-то поджидает.
Петр даже не заметил, что она была совсем рядом…
– Анна! – Петр вышел из машины. – Ты домой?
– Да …в общем-то нет. Кое-куда хотела еще зайти…
– А я вот задержался после дежурства, пришлось с лоботрясами студентами заниматься. Тут смотрю – ты выходишь. Может, подвезти? Кстати… Как раз хотел тебе рассказать – я ведь недавно у своих был в Израиле. Видел ТВОЕГО Илью! Если тебе, конечно, интересно…
Женщина, которую Петр назвал Анной, остановилась. Едва уловимая печать смятения, тенью скользнув по ее лицу, изменила его лишь на мгновение. Пожалуй, Петр, как и любой другой мужчина, ничего не заметил, подумала Елена. Но для того, кто знал, кто отчетливо помнил вкус горечи любви, мгновений несказанного счастья, невысказанных желаний и надежд – для того не разглядеть этого было невозможно… И Елена подобралась еще ближе: теперь она могла слышать каждое их слово и смогла рассмотреть лицо женщины. Да, пожалуй, та была …даже красива: правильные черты лица, большие голубые глаза, длинные густые каштановые волосы, отливающие на солнце мягким золотом, ниспадают на плечи волнами. О такой роскоши Елена могла лишь мечтать! На секунду она прямо-таки почувствовала прикосновение своих жидковатых прядей к плечам. И все же… Странно, но сейчас, при взгляде на эту женщину, ревности Елена не испытывала. Может быть… некую неосознанную симпатию? Возникло странное ощущение: Анна не несет для нее никакой опасности. Отчего? Из-за того ли, что прозвучало имя другого мужчины? Или оттого, что при упоминании этого имени во взгляде женщины вспыхнул свет, который невозможно было спутать ни с чем?
– Анна, вы с Ильей как-нибудь общаетесь с тех пор, как он уехал? – Елена видела: пытаясь выглядеть равнодушным, Петр вдруг странно напрягся. Словно гончая, берущая след. Жестким испытующим взглядом впился он в лицо женщины.
– Нет… А что?
– Ну не виделись, понятно. Но по интернету —то переписываетесь? Или как-нибудь еще?
– Да нет.
– Что, совсем связь потеряли? Никаких адресов, общих знакомых? Никаких сведений о его жизни? У вас ведь вроде любовь была… – и лицо Петра исказила отвратительная ухмылка.
Елена увидела – лицо Анны мгновенно застыло. Она молчала, но продолжала оставаться на месте, не в силах сопротивляться некоей неодолимой силе, которая помимо воли удерживала ее здесь. Кажется, и Петр тоже это заметил.
– Ну так как? Подвезти тебя? – и уже откровенно продолжая ухмыляться, Петр демонстративно распахнул дверцу машины.
Помедлив, Анна села в машину. Елена видела, как плотоядно осклабившись, Петр захлопнул дверцу своей ловушки.
Узнать бы кто такая эта Анна…
И Елена не смогла себе отказать – подчиняясь охватившему ее порыву, подхватила такси и попросила поехать за «той» машиной…
Елена поднялась, оделась. Уже надевая плащ в прихожей, подумала – вновь ей приходится уходить. Уходить в никуда, в неизвестность, как бывало не раз. Все повторяется… Она оглянулась – и взгляд остановился на картине, единственном настоящем украшении этого дома.
Картина была отдана Петру самим художником в качестве расплаты за некую услугу. Пейзаж Петру не нравился абсолютно: толща жирной серо-коричневой осенней грязи, наполняя весь передний план картины, словно вываливалась на зрителя, а одинокая тощая березка на заднем плане лишь усиливала ощущение невыразимой тоски, исходящей от картины в целом. Большего Петр не видел и частенько издевался над художником, совсем не замечая, как написано небо. А было достаточно даже небольшого пространства, отданного ему над всей грязью этой дороги, уходящей куда-то вдаль, где светлело рассветное небо, пронизанное мягкими, по-настоящему живыми лучами восходящего солнца. Оно словно отодвигало толщу беспросветной грязи и темноты, и как ей казалось, дарило манящее ощущение надежды, пусть даже очень далекой, почти несбыточной.
Однажды она попыталась возражать Петру, защищая художника, ей захотелось поговорить с художником самой, заглянуть ему в глаза. Но Петр лишь расхохотался – какое небо, какие несбыточные надежды? И сообщил – художник этот, будучи абсолютно одинок, в очередной раз крепко напился да и умер в своей мастерской, и вообще: много пил, а ценился больше за рубежом, нежели здесь, на своей родине.
Елена шагнула к картине и сняла ее со стены: Петр ведь как-то сказал – картина не имеет ценности ни для него, ни вообще. Она поискала, во что ее можно завернуть, и, обнаружив в прихожей большой целлофановый пакет, стала опускать в него полотно. Из-за обратной поверхности картины вдруг выскользнула какая-то бумага… Елена наклонилась – на полу белел чуть помятый вскрытый конверт. Она чуть помедлила…
***
«Как же много произошло всего с тех пор, как увезена я была мужем моим в Иерусалим» – я подошла к источнику и опустила руки в прозрачные воды его. Солнечные лучи до самого дна пронизывали их прохладу, и в ладонях я словно держала танцующее солнце, зачерпнув воды. «Как люблю я течение вод, омывающих тело и душу. Люблю разглядывать разноцветные камешки, выстилающие дно источников и рек, словно узоры на одеждах праздничных. Напоминают они мне о разных событиях жизни моей. Словно радостью окрашены, когда красны они, то печалью, когда черны, то чистотой и белизной поражают как дни, в которые душа полна надеждой.» Я склонилась над источником и увидела легкие морщинки на лице своем: «А ранее не было их, но не было еще и многого другого, чем жила во все дни душа моя».
И зачерпнула я ладонями прозрачную драгоценность вод, и омыла лицо мое, и обратив взгляд к небу, благодарила Бога за жизнь мою и за все дни мои, и за все, что испытала я. И не видела я более следов усталости на лице своем, отражающемся в источнике, видела лишь ярко голубые глаза мои, и улыбались они отражению своему и моего ребенка, который вскарабкался мне на руки…
…Стемнело. Вокруг костров были зажжены огни, и дозоры поставлены. И люди насыщались у костров. Я же, глядя на огонь, вспоминала многое, и вспоминала мать свою:
– Невия, расскажи же мне, как встретился Исаия тебе? – мать перед свадьбой пристала ко мне с вопросами и не оставляла до тех пор, пока не отвечала я.
– Ты же знаешь, бывает со мной такое, когда «видеть» я могу, что в жизни «после» будет. Говорит Бог наш Яхве со мной. Об Исаие я не говорила тебе ранее, но знала: будет так. Выходила я из вод Иордановых, омыв тело мое, и поднималась на берег, и брала одежды свои, а Исаия застал меня. Зачем он был в землях наших тогда, не ведомо мне. И взоры его были наполнены страстью, и не мог он после ни еды принять, ни питья, и спрашивал подруг моих: «Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная как луна, светлая как солнце?», – и отправился он к отцу моему… «Видела» я то ранее, знала, что будет так, но не ведала в каком из дней, потому не могла уберечься… А раз видела я то, что должно случиться, значит хочет Бог этого, значит быть посему и стану я женой Исаии и не оставлю его во все дни мои, – так отвечала я матери своей.
Но душа моя была не с ним. Пока тело мое ему принадлежало, мысли мои были с любимым, о котором не знал никто, ни родители мои, ни подруги. И встречались мы, когда могли в садах, скрываясь от глаз чужих, пока еще не было Исаии. И хотели мы быть вместе, но не было у него даров родителям моим, и сколько ни молилась я, ничего тогда Бог не отвечал на молитвы мои, и надежды мои таяли, как роса на цветах. Исаия же явился как солнце, которое затмило для родителей моих все, ведь царского рода он, и пророчествует, и советник царя он, и дом свой богатый у него в Иерусалиме. Померкло все тогда для меня, и роса надежды моей высохла вместе с несчастным сердцем моим…
…И после свадьбы страсть моя к оставленному теперь навсегда любимому сжигала меня изнутри. Казалось мне, тело мое живет отдельно, оставаясь здесь потому лишь, что хочет этого Яхве, а сердце мое сожжено и выплакано давно. И душа моя как бесприютная одинокая птица в небе не может обрести покоя, и некуда ей вернуться, опуститься, сложив свои усталые крылья.
Иногда по целым дням я ничего не чувствую, выполняю лишь обязанности мои, и удается мне это вполне, так, что муж ни о чем не ведает и не спрашивает меня. Часто отдаю я помощь свою людям в чем могу, а иногда помогаю женщинам при родах, как научилась на земле своей, и это занимает меня. Но стоит мне остаться одной, как сиротливая душа моя напоминает о себе, и плачут ангелы вместе со мной о любви моей, и нет ответа у них на мои вопросы. И продолжаю я жизнь свою с одной лишь надеждой, что когда-нибудь произойдет чудо и оставит меня печаль моя…
