Тогда они, хоть ничего и не видели, принялись изо всех сил орудовать мечами и услышали, как несколько отрубленных голов упали и покатились по скале. Однако же когда убитые троввы рухнули, из взрыхленной земли тотчас же выбрались новые, а за ними еще и еще, и они все лезли и лезли на скалу, клацая зубами и протягивая тощие лапы.
Воины мало-помалу отступали вверх по склону, не переставая сражаться. По бокам скала была крутая, как отвесный утес, однако же троввы лезли и на эти склоны. Герой Гест, что стоял с краю, подступил слишком близко к обрыву. Троввы ухватили его за лодыжку и сдернули вниз, в бурлящее полчище. Больше его никто не видел.
К тому времени оставшиеся десять воинов устали, и большинство из них были ранены. Они отступили почти что к самому краю скалы. За спиной у них росли сосны, и герои знали, что еще немного — и их ждет обрыв и поле внизу. Однако же троввы все напирали и напирали, разевая пасти, размахивая когтистыми руками, урча от голода.
— Вот теперь, — сказал Свейн, — неплохо бы нам сюда немного света, хотя бы затем, чтобы мы могли проснуться и начать сражаться по-настоящему. А то я все это время дремал, и отдых пошел мне на пользу!
И не успел он это сказать, как луна наконец вышла из-за туч и ярко осветила все происходящее. Это случилось как бы в ответ на просьбу Свейна, вот почему мы, люди его рода, и по сей день носим черное с серебром.
И в ослепительном лунном свете сделалось видно все вокруг: огромная скала, вздымающаяся над полем, ее склон, черный от тел троввов, само поле, бесчисленные дыры и ямы, откуда лезли все новые враги, и вершина скалы, где, всего шагах в десяти от обрыва, стояли насмерть десятеро героев.
— Друзья мои, — сказал тогда Свейн, — теперь середина лета. Ночь не будет длиться вечно.
И с этими словами все десятеро издали могучий боевой клич и радостно удвоили усилия, и ни один из них не сделал больше ни шага в сторону обрыва.
Наступил рассвет. Над морем взошло солнце. Когда стало светло, люди из соседнего Дома, что всю ночь лежали в своих постелях без сна, дрожа от страха, отперли ворота и решились выйти в поля. Теперь сделалось очень тихо.
Они шли через поле, пробираясь между дырами и ямами, и, подойдя к подножию скалы, увидели, что там, точно мякина на току, навалены трупы троввов.
Тут люди посмотрели наверх, и показалось им, что высоко на скале стоят плечом к плечу двенадцать воинов. Однако лучи утреннего солнца светили так ярко, что разглядеть было трудно. Люди торопливо полезли наверх и нашли на самой вершине десять трупов воинов. Те лежали рядом, плечом к плечу, глядя незрячими глазами, и руки их, сжимавшие мечи, еще не успели остынуть.
Вот так-то! Вот тебе история, все как было. С того самого дня ни один тровв не решился проникнуть в долину, хотя они по-прежнему следят за нами голодными глазами сверху, с утесов.
А теперь дай-ка мне эля. Что-то в горле совсем пересохло.
Часть первая
Глава 1
Свейн был еще младенцем, когда пришел в эту долину вместе с поселенцами. Они так много времени провели в горах, что солнце и снег сожгли их лица дочерна. И когда они наконец спустились в чудесные зеленые леса, то остановились отдохнуть на тихой поляне. Малыш Свейн сидел в траве и смотрел по сторонам. И что же он видел? Видел он небо, деревья и спящих родителей. А еще он увидел большую черную змею, которая выползла из-за бревна и обнажила ядовитые зубы, готовясь вонзить их в горло его матери. И что же он сделал? Он протянул свои короткие пухлые ручонки и ухватил змею за хвост. Когда родители проснулись, они увидели улыбающегося Свейна, а в кулачке у него — придушенную змею, которая болталась, как веревка.
Отец Свейна сказал:
— Это явное знамение. Наш сын вырастет героем. Когда станет достаточно взрослым, он получит мой меч и серебряный пояс, и с ними он никогда не будет знать поражений.
Мать Свейна сказала:
— Эта долина будет принадлежать ему. Давай построим здесь усадьбу. Это место сулит нам удачу.
Так и сделали. Прочие поселенцы рассеялись по долине, но наш Дом, первый и самый могущественный, был построен прямо здесь.
Халли Свейнссон родился вскоре после полудня, в день зимнего солнцестояния, когда над Домом Свейна нависали снежные тучи и подножий гор было не видно. В самый час его рождения на старые троввские стены намело столько снегу, что кусок кладки не выдержал и рухнул. Одни говорили, что это сулит мальчику много хорошего, другие говорили — что много дурного. Человек, чьих свиней завалило камнями, на этот счет ничего не говорил, но потребовал возмещения от родителей младенца. На следующий год он вынес это дело на суд Собрания, однако жалоба была отвергнута как недоказанная.
Когда Халли стал чуть постарше, Катла, его нянька, рассказала ему, что он родился в особенный день. Она хмыкала и присвистывала носом, объясняя, чем это чревато.
— Середина зимы — день опасный, — говорила она, подтыкая под него одеяло. — Детишкам, что народились в это время, открыто немало темных тайн, им ведомо колдовство, они слышат зов луны. Смотри же не прислушивайся к этой стороне своей натуры, а не то непременно погубишь и себя, и тех, кого любишь. Ну а кроме этого, милый Халли, тебе тревожиться не о чем. Спи спокойно.
Невзирая на то что за стенами бушевала метель, отец Халли, как только младенцу обрезали пуповину, взял у повитухи кровь и послед и отправился на гору. Отморозив по пути три пальца, он поднялся к каменным курганам и выбросил дар за камни, на поживу троввам. Угощение, видать, пришлось им по вкусу, потому что ребенок с самого начала жадно брал грудь. Он рос толстым и крепким и за всю зиму ни разу не заболел черной трясучкой. Это был первый из детей Астрид, кто выжил с тех пор, как тремя годами раньше родилась Гудню, и в Доме было немало радости по этому поводу.
По весне родители Халли устроили пир, чтобы отпраздновать появление нового потомка Свейна. Колыбельку выставили на возвышении в чертоге, и люди по очереди подходили к ней, чтобы выразить свое уважение. Арнкель и Астрид вместе сидели на Сиденьях Закона и принимали дары: шкуры, ткани, резные игрушки и маринованные овощи, а маленькая Гудню стояла рядом с матерью, напряженно вытянувшись, и ее белокурые волосы были тщательно заплетены в драконий хвост. Старший брат Халли, Лейв, наследник Дома и всех его земель, не обращал внимания на происходящее: он возился с собаками под столом, отнимая у них объедки.
Подходя к колыбельке, все наперебой расхваливали малыша, но по углам зала, где Эйольв и слуги выставили бочонки с пивом и густо клубился дым фонарей, шли другие разговоры:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
