– Надо уничтожать бугры, вытаптывающие наши посевы! – хрипел он, падая в кресло рядом с Яном. Ян не ответил. Даже если бы в этом была нужда, чего на самом деле не было, уничтожать туземные виды было невозможно. Он не обращал внимания на Чана, гневно бормотавшего что-то себе под нос, и вывел дроссель на максимум. Нужно было добраться до места происшествия как можно быстрее.
Бугры могут быть опасными, если с ними неправильно обходиться. Большинство фермеров мало что о них знали, а остерегались еще меньше.
Поля плыли под ними, как волнистая, желтая с зелеными крапинками скатерть. Сбор урожая подходил к концу, поэтому кукурузные поля уже не расстилались гладко к горизонту, а были изрезаны огромными пастями уборочных машин. Только небо было неизменно – огромный котел с чем-то немыслимо-серым от горизонта к горизонту.
– Четыре года с того дня, как он в последний раз видел солнце, – подумал Ян. – Четыре бесконечных и неизменных года. Люди здесь, похоже, не замечали этого, но со временем однообразный сумрак становился невыносимым, и тогда остается лишь зеленая склянка с таблетками.
– Туда, вниз! – пронзительно закричал Чан Тэкенг, указывая крючковатым пальцем. – Вон на тот участок.
Ян не взглянул на него. Сияющий золотистый корпус жатки был под ним, полураскрытый распластавшейся массой бугра. Большой, шесть-семь тонн по меньшей мере. Обычно лишь небольшие особи проникали на ферму. Вокруг громоздились грузовики и тракторы; облако пыли показывало путь другой машины. Ян сделал круг, не обращая внимания на приказы Чана немедленно опуститься. Когда он, наконец, посадил аппарат в сотне метров от хищника, маленького человека уже начал бить озноб. Ян был совершенно равнодушен – пострадали ведь только члены семьи Тэкенг, это им нанесен ущерб.
Вокруг распластавшегося хищника собралась небольшая толпа; люди указывали друг другу и возбужденно переговаривались. У некоторых женщин были в корзинах бутылки охлажденного пива; они расставляли стаканы. Царила атмосфера праздника, желанный перерыв в монотонной скуке их жизни. Люди восхищенно следили, как молодой человек со сварочным аппаратом подносил горелку все ближе к спадающему занавесу коричневой плоти. Бугор покрылся рябью, когда его коснулось пламя; над горелой плотью поднялись сальные щупальца зловонного дыма.
– Выключи горелку и убирайся отсюда, – сказал Ян.
Человек вяло обернулся к Яну; челюсть его отвисла. Но он не выключил горелку, даже не убрал. Между линией волос на его лбу и бровями почти не было чистого пространства, и он выглядел неполноценным. Семья Тэкенг была очень маленькая и выродившаяся.
– Чан, – подозвал Ян главу семьи, и тот, сопя, рысью приблизился. – Убери эту горелку, пока не дошло до беды.
Чан взвизгнул от гнева и сопроводил эту ремарку резким пинком. Молодой человек исчез вместе с горелкой.
У Яна за поясом была пара тяжелых перчаток, и он вытащил их.
– Мне понадобится помощь, – сказал он. – Возьмите лопаты и помогите мне приподнять край этой штуки. Но не касайтесь ее снизу. Она выделяет кислоту, способную прожечь в человеке дыру.
С усилием край был приподнят, и Ян нагнулся, чтобы заглянуть снизу. Плоть была белой и твердой, влажной от кислоты… Он обнаружил одну из многих прыжковых ног, которые имели размеры и форму, грубо приближающиеся к человеческим.
На ноге был кусок плоти, и когда Ян потянул за него, нога втянулась. Но она не могла противодействовать длительному усилию, и он вытащил ее на достаточную длину, чтобы определить направление, в котором согнуто острое колено. Когда он отпустил ногу, она медленно вернулась на место.
– Ладно, пусть лежит, – он отошел и начертил метку на земле, затем повернулся и взглянул вдоль нее. – Уберите отсюда трактора, – сказал он. – Разведите их направо и налево, на расстояние, равное тому, на котором находится вертолет, не ближе. Если она прыгнет снова, то может опуститься на них. После прижигания это вполне возможно.
После этих слов наступило некоторое замешательство, но оно прекратилось, когда Чан повторил приказ во всю силу легких. Ян вытер перчатки о стебли и забрался на капот жатки. Громкий стрекот известил о прибытии Большого Кресла. Большой вертолет, крупнейший на планете, появился и завис над головой. Ян снял с пояса радио и отдал распоряжение в отверстие микрофона. В днище вертолета открылся квадратный люк, и из него медленно вывалился подвесной трос. Потоки воздуха от роторов ударили Яна, пока он осторожно подтягивал трос, затем завел крючья под край бугра. Если существо и почувствовало острую сталь в своем теле, оно ничем этого не выдавало. Когда крючья зацепились вполне удовлетворительно, Ян сделал рукой круг над головой, и Большое Кресло стало медленно подниматься.
Следуя его указаниям, пилот дал натяжение тросу, затем стал осторожно выбирать его. Крючья вошли глубоко, и бугор задрожал, кожа его пошла рябью. Это было неудачным моментом. Если бы бугор сейчас прыгнул, он мог повредить вертолет. Но край поднимался все выше и выше, пока влажное белое подбрюшье не оказалось в двух метрах над землей. Больше всего это напоминало скатерть, которую берут за край и выворачивают наизнанку. Плавно и медленно бугор перекатывался, пока не лег на спину, открыв огромное брюхо – блестящую белую плоть.
Через мгновенье вид изменился, когда тысячи ног выстрелили вдруг в воздух – словно внезапно вырос лес бледных членов. Несколько секунд они стояли совершенно прямо, затем медленно опустились.
– Теперь он безвреден, – сказал Ян. – Со спины ему не перевернуться.
– И ты его сейчас убьешь, – тепло сказал Чан Тэкенг.
Ян придержал раздражение в голосе.
– Нет, нам не следует делать этого. Я не думаю, что тебе так уж необходимо на поле семь тонн гнилого мяса. Оставим его здесь. Более важна жатка. – Он отдал по радио на Большое Кресло команду к посадке, затем снял с бугра подъемный трос.
На вертолете был мешок с содой, припасенной как раз на такой случай. Всегда приходилось учитывать проблему, с которой теперь столкнулся Ян. Он вновь забрался на жатку и начал разбрасывать пригоршнями соду на лужи кислоты. Не было заметно, чтобы кислота что-нибудь заметно повредила – хуже, если она протекла в механизм. Нужно было немедленно начать снимать кожухи. Многие кожухи были погнуты, а некоторые колеса сорваны. Работа предстояла большая. С помощью трактора он потащил жатку на добрых двести метров от бугра. Под критическими взглядами и еще более критическими комментариями Чана Тэкенга он велел Большому Креслу развернуть и перевернуть бугор.
– Оставить этого страшного зверя здесь? Убить его! Зарыть его! Сейчас он снова прыгнет и всех нас убьет!
– Не убьет, – сказал Ян. – Он может двигаться только в одном направлении, вы же видели это, когда ноги были подняты. Когда он вновь прыгнет, то окажется уже на целине.
– Но вы же не можете знать точно…
– Достаточно точно. Я не могу нацелить его, как винтовку, вот что вы хотите сказать. Но когда он прыгнет, он уйдет отсюда.
Словно в подтверждение этих слов бугор прыгнул. У него не было логики и не было эмоций. Но он обладал сложным набором химических триггеров. Все они были приведены в действие грубым обращением, явным колебаниям тяготения, ожогом и потерей части тела. Послышался глухой стук, когда ноги одновременно пнули землю. Некоторые из женщин взвизгнули, а Чан Тэкенг захлебнулся воздухом и оступился.
Огромная туша с тонким ревом неслась в воздухе. Она миновала поле и область сенсорных лучей и тяжело упало на песок. Над ней поднялось густое облако пыли.
Ян вынул из вертолета ящик с инструментами и принялся за ремонт жатки, радуясь, что может забыться в работе. Как только он сделал это, когда остался один, мысли его мгновенно вернулись к кораблям. Он устал думать о них и говорить о них, но не мог их забыть. Никто не мог их забыть.
2
– Я не хочу говорить о кораблях, – сказала Элзбета Махрова. – О них сейчас говорят все.
Она сидела на скамье общественного пути, очень близко к Яну, так что ее бедро было прижато к его бедру во всю длину. Он мог чувствовать тепло ее тела сквозь тонкую материю одежды и ткань своего костюма. Он стиснул руки еще крепче, так что жилы на них вздулись, став похожими на струны. Так было всегда, стоило ему к ней приблизиться, все время, пока он был здесь.
Краешком глаза он взглянул на нее: гладкая загорелая кожа рук, черные волосы до плеч, глаза большие и темные, грудь…
– Корабли очень важны, – сказал он, с усилием отводя от нее взгляд, без интереса глядя на толстостенный склад по ту сторону движущейся дороги. – Они уже опаздывают на шесть недель, а мы уже на четыре недели задерживаемся с выходом. Сегодня нужно что-то решить. Ты спрашивала еще раз Хрэдил о нашей женитьбе?
– Да, – сказала Элзбета, повернувшись к нему и взяв его руку, хотя их могли видеть и прохожие. – Она отказалась меня слушать. Я должна выйти за кого-нибудь из семьи Семеновых, или я вообще не выйду замуж. Таков закон.
