– Ты наивен, – сказал он. – И ты даже не можешь понять, что значит это слово. Ты слышал, чтобы я когда-нибудь говорил о Земле?
– Нет. Но я никогда не думал об этом. Но мы знаем о Земле из видеолент, и…
– Здесь, на Халвмерке, вы не знаете ничего. Эта планета на пороге смерти, концентрационный лагерь на краю небытия. Заселение произошло в результате насильственных миграций или политических ссылок. Неважно, это где-то записано. Это всего лишь сельскохозяйственная машина, обслуживаемая немыми фермерами. Она обязана поставлять продукты на иные планеты с максимальной выгодой и минимальными затратами. Земля… Сейчас это кое-что еще. Элита наверху, пролы на дне, а все, кто между, закреплены на месте, как кнопки на панели. Всем это не по душе, кроме тех, кто наверху, но у них то достаточно могущества, чтобы так длилось веками. Это ловушка. Болото. Без выхода. И это все, что я тебе скажу. Так что оставь кассеты. Я о них позабочусь. И почему только, черт побери, мы должны рисковать собой ради каких-то тривиальных кассет? – с внезапным гневом он стукнул бокалом. – Что-то там происходит, и я не знаю, что именно. Корабли всегда прибывали вовремя. А теперь – нет. И они вообще могут не придти. Но у нас есть кукуруза, и если они придут, она понадобится…
Усталость и спирт потащили его вниз. Он допил последний глоток из бокала и махнул Ли, указывая на дверь. Ли, прежде чем открыть ее, оглянулся.
– Ты мне ничего сегодня не говорил, – сказал он.
– И я не видел этих чертовых кассет. Спокойной ночи.
Ян знал, что прошло три полновесных часа, но казалось, что свет и звонок вытянули его из сна лишь через секунду после того, как голова упала на подушку. Он потер слипающееся веки и почувствовал гадкий вкус во рту. И начался очень длинный день. Пока заваривался чай, он вытряхнул из бутылки пару стимуляторов, взглянул на них и добавил третий. Очень длинный день.
Прежде, чем он допил чай, раздался тяжелый стук в дверь, и он не успел даже встать, как она распахнулась. Один из Тэкенгов – он забыл его имя – сунул голову в проем.
– Все загружено кукурузой. Кроме этой машины, как ты сказал, – на его лице были полосы грязи и пота, и он выглядел не менее усталым, чем Ян.
– Хорошо. Дайте мне десять минут. Можете прорезать люки.
Нелегальные ленты Ли были среди инструментов машины, запечатанные на замок. Вся одежда и личные вещи, которые ему понадобятся, уместились в сумке. Когда он мыл чайный прибор и расставлял по нишам своего кабинета, на потолке вспыхнула красноватая вспышка. Точка превратилась в линию и стала очерчивать в металле круг. Когда он протолкал кровать, стол и кресла через переднюю дверь, круг стал полным, и металлический диск с лязгом упал, глубоко утонув в пластиковом покрытии. Ян бросил сумку через плечо и вышел, заперев за собой дверь.
Его автолавка должна была выезжать последней. Казалось, что работали все. Из ближайшей силосной башни змеился огромный шланг и примыкал к борту машины. Человек наверху закричал и замахал руками, и шланг изогнулся, когда хлынул поток зерна. Шланг забился у человека в руках, и Яна осыпало золотым дождем, прежде чем мужчина навалился всем телом и сумел заставить кукурузу сыпаться в машину в свежепрорезанное отверстие.
Ян стряхнул зерно с плеч. Зерно было длиной со средний палец, сморщенное после вакуумной дегидрации. Чудесная пища, лабораторный продукт, богатый протеином, витаминами, питательными веществами. Его можно переработать в питание для младенцев, в еду для взрослых, и кашу для старцев, и все равно это блюдо будет содержать все необходимые вещества для жизнедеятельности. Совершенная пища. Для экономичных рабов. Одно плохо – то, что ему не свойственен вкус многих других продуктов.
Заскрипел металл – угловые домкраты снимали машину с бетонной подушки. На открывшимся под ней черном пятне уже находились люди, они топали во тьме, выкрикивали ругательства, устанавливали и закрепляли колеса. Все происходило одновременно. Как только резервуар был установлен в надлежащее положение, они взобрались по трапу наверх. С крыши спрыгнули грузчики, и насос остановился. Деятельность была так хорошо скоординирована, что человек, натягивающий пластиковые оболочки на свежепрорезанное отверстие, протестуеще закричал, когда машина тронулась вперед, поднимаясь по мере того, как въезжала на пандус. Когда она оказалась наверху, ее поставили на тормоза, на то время, пока механики копались под ее массивным корпусом, проверяя контакты, которые бездействовали четыре года.
Пока Ян спал, поезда были составлены. Всего в третий раз Ян видел великую миграцию, и все время впечатление оставалось, как в первый раз. Коренные халвмеркцы принимали их, как должное, хотя очередная перемена в жизни и вызывала у них возбуждение. Движение так же возбуждающе действовало и на Яна, оттого, видимо, что он привык к разнообразию и к новизне, путешествуя по Земле. Здесь же любое бегство от скуки и однообразия повседневной жизни было облегчением. Отчасти благодаря этой неожиданной перемене смог он начать принимать этот иной физический мир. Несколько дней назад это был процветающий город, окруженный фермами, которые простирались за горизонт и далее. Сейчас все изменилось. Транспорт и механизмы были заперты в массивные силосные башни, двери которых задраены. Куполообразные надувные дома, стационарные, тоже совершенно изменились. Никаких опор на Землю – они были поставлены на ряды надежных колес и формировали стройные линии, вместе со зданиями ферм, которые теперь тоже были на колесах. Там, где был город, оставались отныне одни лишь фундаменты, словно постройки стерло вдруг неожиданным взрывом.
На широком Центральном Пути стоял двойной ряд поездов. Здания, которые выглядели такими непохожими друг на друга, будучи домами и лавками с навесами, лестницами и клумбами, сейчас были сведены к единой форме и размеру. Машины в большом поезде были соединены вместе и однообразны. По двенадцать машин в поезде, и каждый поезд ведет движитель. Невиданный движитель.
Большой. Поначалу Яну трудно было поверить, что энергоподвод таких размеров может перемещаться. Но энергозаводами они были до тех пор, пока стояли в стороне от Дороги. В стационарном положении их атомные генераторы вырабатывали всю энергию, в которой только нуждались город и фермы. Но заводы всегда были готовы превратиться в движители.
Больше. В десять раз крупнее самого большого тягача, который Ян когда-либо видел до своего появления на этой планете. Он шлепнул ладонью по одной из покрышек, проходя мимо – вершина протекторов была так высоко над головой, что он мог бы дотянуться. Крепежные гайки шириной с обеденную тарелку. Два управляющих колеса позади. Позади передних колес находились рангоуты жилого отсека. Пятнадцать их, приваренных к золотистому металлу борта этого чудовища. Впереди – батареи прожекторов, таких мощных, что ослепить человека даже издали, если этот дурак будет стоять и пялиться на них. Мерцание стекла наверху, где отсек водителя. Вне видимости, наверху, закреплены рядами трубы и шланги, охлаждающие атомные двигатели. Энергии двигателей достаточно, чтобы осветить небольшой город. Он не смог удержаться – постучал, проходя, по твердому металлу.
Возле ведущего поезда его дожидался Иван Семенов.
– Ты сам поведешь движитель? – спросил он.
– Это твоя работа, Иван, и очень ответственная. В кресле движителя сидеть Поездному Мастеру.
Губы Ивана чуть изогнулись.
– Какие бы титулы нам не давали, Ян, – я думаю, мы знаем, кто из нас на самом деле Поездной Мастер на этот раз. Так говорят люди. Теперь, когда дело сделано, они думают, что ты был прав. Они знают, кто сейчас во главе. А у Хейна мало друзей. Он лежит в постели, держится за руку, хнычет и не разговаривает ни с кем. Люди проходят мимо его машины и смеются.
– Мне жаль, что пришлось это сделать. Но я по-прежнему считаю, что иначе было нельзя.
– Пожалуй, ты прав. В любом случае, они знают, кто руководитель. Веди первый движитель.
Он повернулся на каблуках и пошел прочь, прежде чем Ян успел ответить.
Первый движитель. Ему предстояло взвалить на себя большую ответственность. Но уже пришло возбуждение. Не просто вести эту махину – но вести ее очень быстро. Яну пришлось улыбнуться про себя. Он быстрее пошел вдоль поездов, к первому поезду. К первому движителю.
Толстая дверь двигательного отсека была открыта, и он увидел инженера, нагнувшегося над приборами смазочного контроля.
– Прервись ненадолго, – сказал он, просовывая свою сумку в дверной проем. Не дожидаясь ответа, он схватился за скобы и забрался внутрь. Слева от него была пустая Дорога, окруженная опустевшими фермами, и все дальше, все дальше расстилалась Дорога перед ним по мере того, как он поднимался в кабину. А позади был двойной ряд поездов, неподвижных и ожидающих. Помощник водителя сидел в своем кресле и просматривал списки. В примыкающем отсеке, возле расположенной у стены аппаратуры, находился офицер связи.
