Я понятия не имел, что для меня значит Алина, пока ее не стало.
Раньше мы могли разбегаться в разные стороны на недели и месяцы, и даже год. Но я всегда нормально себя чувствовал, потому что знал — она есть, она существует. Да, бухая. Да, в хламину упоротая, раздающая себя мужика направо и налево, но она живая и может в любой момент завалиться ко мне, чтобы просто послать на хер. Наверное, это что-то типа отношения к солнцу — мало кто задумывается о его важности просто потому, что оно всегда есть. А если бы вдруг однажды просто исчезло?
— Хуево дело, раз тебя тянет на дешевую философию, — бормочу себе под нос задеревеневшими губами. Провожу по ним языком, но почти не чувствую.
Кое-как встаю, бреду на кухню — нужно что-то съесть, забросить «дрова в топку», пока она еще поддерживает жизнь в этом деромовом, ни на что не годном теле.
Стальная дверца холодильника настолько отполирована, что в нее можно смотреться как в зеркало. И оттуда на меня смотрит худое тело с отросшими до воротничка волосами и до неприличия щеками. Наверное, еще и синяки под глазами.
— Кощей на минималках. — Провожу ладонью по щетинистому подбородку, хотя зарос уже так, что вместо щетины там почти мягкая бородка.
Фу, блять.
Вызываю водителя и уже через час сижу в кресле барбершопа, где мне возвращают человеческий облик в лучших традициях какой-нибудь «Красотки». А пока парикмахер доводит до идеала мой снова короткий «ежик», каленым железом выжигаю из своего телефона все бабские контакты. Следом удаляю все фотки и даже домашние видео для взрослых. На хер не пойми, зачем их снимал, потому что все равно ни разу не пересматривал. Подчищаю абсолютно все, любой намек на тот образ жизни, который я вел последние месяцы. Последний год, если быть точнее.
Потом отправляюсь в офис и даю задание своей помощнице откопать мне контакты Валери Ван дер Виндт.
— Валерии… Дмитриевны? — уточняет она.
— Да, а что — в этом всратом городе такие фамилии встречаются на каждом углу?
Делаю пометку, что пора подыскивать новую помощницу — ту, которая не будет переспрашивать. Предыдущая, до этой, была просто умницей и прелестью, и была она такой не потому что звезды сошлись, а потому что я поручил поиски и собеседование Валерии. И, конечно, Лори справилась на «отлично». Отличница, мать ее. Промахнулась только в том, что у девчонки была симпатичная мордашка и она закрутила роман с одним из моих менеджеров и залетела. В итоге, я лишился и помощницы, и менеджера (уволил обоих на хер за нарушение служебной дисциплины и не соблюдение субординации). А в качестве замены кадровики нашли вот это тело — кажется, вообще без признаков интеллекта.
— И собери моих дармоедов через полчаса, — говорю по селектору.
— Дмитрий Викторович… эммм… кого?
— Директоров, овца!
Через секунду за дверью раздаются похожи на плач скулящие звуки, но меня это вообще никак не ебет и не трогает. Я видел, что случается с людьми после того, как их дело ударяется об асфальт после двенадцатиэажного полета. Соплями и слезами меня теперь точно не пронять.
Глава вторая: Лори
Глава вторая: Лори
Настоящее
Я сижу на маникюре, и сегодня здесь довольно шумно. Так совпало, что в сборе все мои «подружки по бьюти-процедурам», Красные ногти притащила бутылку дорого шампанского и жутко дорогие печеньки из модного кондитерского ресторана — угощает нас всех по случаю удачной сделки своего мужа, который до этого, по ее же рассказам, всегда «недотягивал».
— Теперь, — она салютует бокалом, пока мастер педикюра занята ее ногами, — все будет совершенно по-другому! Возможно, скоро мне даже придется вас покинуть.
Они с Ботоксной маской обмениваются такими страдающими взглядами, будто пришли в этот мир вместе, держась за руки, а не всего лишь обмениваются сплетнями пару раз в месяц. Лицемерие — оно такое.
Но я тоже подыгрываю общему веселью, потому что здесь у меня тоже своя роль.
Роль простой девушки с небольшими возможностями, которая слушает все, обо всем и всегда. Как показывает опыт, люди гораздо больше любят тех, кто бескорыстно слушает их ахинею, а если на его лице изредка всплывают признаки заинтересованности — считай, друзья до гроба.
Я опускаю губы в бокал с шампанским, делая вид, что пью, чтобы никого не обижать и тем более не посвящать в тонкости своей пожизненной и добровольной безалкогольной аскезы. И только сейчас обращаю внимание, что Седой парик, точно так же, как и я, только делает вид, что участвует в общем веселье. На самом деле она, обычно бойкая разговорчивая женщина, сегодня на удивление молчалива. Мне кажется, если бы не веселье Красных ногтей, мы бы вообще не услышали от нее не звука.
Ну, всякое в жизни бывает. В моей жизни тоже случаются моменты, когда единственным желанием для доброго волшебника было бы искоренение всех звуков во Вселенной хотя бы на час. И в такие моменты мне точно не нужно ничье участие или попытки забраться ко мне в душу и выразить наигранное сочувствие. А оно именно такое, потому что люди, с которыми вы вместе одной ложкой не сожрали пуд соли, не способны понять ни вашу боль, ни ваше разочарование. На фоне чужой трагедии они разве что искренне порадуются, что их собственная жизнь намного спокойнее и тише.
— И… Теперь…! — Красные ногти говорит так громко и выразительно, что снова становится гвоздем программы.
Наблюдаю за тем, как она, пытаясь быть театрально убедительной, достает из сумки ключ в форме машинки и трясет им над головой под всеобщий восторг.
— У меня теперь новенький красивый дорогой «немец»! — Она ликует и расцеловывает ключ как любимого младенца.
Я салютую бокалом, с удивлением чувствуя что-то вроде радости, сдобренную толикой зависти. Вот уже полгода как почти каждый визит в салон (когда мы пересекаемся, само собой), Красные ногти постоянно жаловалась на машину, хотя ездила на вполне комфортном японце. Да многие женщины сына бы родили ради такой тачки, но для Красных ногтей она была недостаточно хорошо. Или, точнее, достаточно плоха. Можно только представить, в каких количествах она изливала свое горе дома, если даже мы, посторонние люди, были в курсе всех ее «автострастей».
У ее мужа наверняка не осталось выбора, куда и на что потратить заслуженную премию, иначе. С другой стороны — я мысленно пожимаю плечами — разве не в этом суть большинства отношений? Баш на баш, поддавки и прочие формы «взаимовыгодного обмена».
— Она выглядит очень счастливой, — еле слышно говорит Седой парик.
Мы сидим в соседних креслах для педикюра и ее слова вряд ли может услышать кто-то кроме меня.
— Ага.
— Любка тоже так же от счастья прыгала пять лет назад, когда вытрясла из моего Тарасова свою первую тачку.
Ее муж, владелец сети цветочных магазинов, идейным создателем которых была она сама, несколько лет назад развелся с ней ради того, чтобы жениться на гораздо более молодой выскочке — это то немногое, что я смогла узнать из скудных рассказов самой женщины. С ее же слов, они с мужем всегда жили довольно спокойно, потому что с самого начала сошлись на почве взаимной выгоды и поддержки. Что не помешало ей родить ему двоих сыновей, один из трагически погиб еще десять лет назад. И вот, как только они справились и пережила страшную трагедию, муж закрутил буйный роман.
— У него всегда были любовницы, — Седой парик как будто слышит мои мысли и хочет заполнить дыры в своей биографии. — Мне было все равно. Я всегда ему говорила, что он может спать с кем хочет, главное, чтобы не в нашей постели и делать это так, чтобы мне не приходилось краснеть перед подругами за его кобелиные выходки. И еще я всегда просила не забывать, что на первом месте — семья, а не очередная вертихвостка с сумасшедшими запросами. Когда он закрутил роман с Любкой, я не придала этому значения. Где я — а где какая-то там официанточка из забегаловки?
Седой парик запивает горечь шампанским, а я молча слушаю, потому что ее история, во всяком случае пока, мало чем отличается от множества похожих, в которых семья распадается сразу после того, как муж крепко становится на ноги в семейном бизнесе, который придумала и организовала его жена.
