Глава 2
1
У меня был в городе дружок,Послушник монаха Питирима:Волоса он подрезал в кружокИ мечтал о катакомбах Рима.В длинной рясе, бледный и худой,Он, таясь, лепил «богов» из глиныИ талант свой называл бедой,Искушеньем — замысел орлиный.Но стихи (тогда явился Блок)Завладели робостью монашей,И, ревнуя иноческий срок,Опускал он взоры перед Клашей.
2
Когда он лепил — пальцыБлуждали по глине, как смычки по струнaм,И в маленьком зальце —Как в замке казалось нам.Казалось, монах оттуда,Где прожил огромно лет,Принес золотое чудо:Улыбку, печаль, привет.И в глине (в унылом тесте,Как в грубо кошмарных снах)Рыдал о светлой невестеХудой молодой монах.И в комнате, тихой очень,Такой голубой сейчас,Размерен, суров и точен,Шел творчески строгий час.Кончал. Вытирал монашекО мокрую ткань ладонь,А там, на доске для шашек,Сверкал голубой огонь.И, в сердце взглянувши чисто, —О, как этот взор звучал! —Отрок с руками артистаКлал уставной начал.
3
И когда трезвонили к вечерне,Руку он мне торопливо тряс.Но была походка всё невeрнейПод полами вздрагивавших ряс.Послушник в конической скуфейкеУходил и там, в монастыре,Принимал свечу от скромной швейкиПеред Спасом в старом серебре.А потом в своей убогой келье,Лишь старик уснет, угомонясь,Он вступал в высокое ущелье,Как в свой замок следовавший князь.Музыка, плывущие напевыЗаскользивших в памяти стиховИ светящий властный образ ДевыВ остриях утонченных грехов.Разговор о городе-гиганте,О свободе смелых и простыхИ мечты о радостном талантеВ ореоле радуг золотых.
Глава 3
1
Теперь всё это давний случай,Десятилетье протекло, —Где ты теперь, жива ли, Кло?Но образ твой из струн созвучий,Как лунный диск над дымной тучей,Встает, светя в мое стекло.Ты так мила. Любила Блока,Мечтала вдаль, грустя светло,И ты не Клавдия, ты Кло,Ты прилетела издалёка,Где паруса под визгом блокаСрывают пены белой клок.О радость — целовать без думы,Любить, жалеть, жестоко взять,Что будет муж, отец и зять,Что будет сонный и угрюмыйВ гросбухах вычеты и суммыВ итогах бисером вязать.Мой сладкий Кло, смешной котенок,Каких не знали мы затей.(Теперь… ты мать своих детей!)Твой аромат был сладко тонок,Он шел от юбок, от гребенок,От острых, в крапинках, ногтей.Те память дни приносит близко,Иду в былое, в тайный лаз.Ведь счастье только для пролаз,А ты, мой сон, не одалиска,Ты — Клаша, Клаша-гимназистка,И перешла в последний класс.
Глава 4
1
Когда наметало снeгаПочти до самых сеней,Как сладко лететь с разбегаС горы под прыжки саней.Как облако, паром мерин,Лишь слышен тяжелый храп,Но рaзмах его умеренПод сенью сосновых лап.У леса, где встали сани,Где выше звезды слеза,Вновь просят уста касанийИ взоров хотят глаза.И смех твой прекрасен, детка,В вечерний хрустальный час,И сыплет, качаясь, веткаСвой розовый снег на нас.И к городу снова мчаться,И чувствовать тонкий плен,Коленями вновь касатьсяСогретых твоих колен.А колокол, словно било,Гудит, хрустали дробя…И надо же, надо было,Чтоб он полюбил тебя!
2
Что поделать, Кло — простая барышня,А ее папаша — казначей.От реки, где ива и боярышник,Не уходит далеко ручей.А монашек, Васенька-ваятель,Как его мы звали меж собой,Знал уже, ее послал Создатель,Называя девушку — Судьбой.Что ж, любовь для сильных путь веселый,Хорошо, когда любовь проста,Но есть странной жизни новоселы,Их любовь — страдания Христа.Девушке не умной и не глупойЭта страсть была как острие,Быть любимой свято — слишком скупоРадовало, бедную, ее.А монашек был уже безумен,Он пугал избранницу свою…Почему тогда отец игуменНе швырнул его в епитимью!
3
Когда в голубое окноЛучи наклоненные влитыИ стелет лучи полотноНа своды и темные плиты,Когда, зажигая фонарь,Безумие хмурое бредитИ вновь посылает звонарьТяжелые возгласы меди, —Монашек покинул кроватьИ петлю швырнул на стропило.Душа не могла оторватьТот образ, который любила.И черная ряса егоПод трупа фарфоровым взглядомВисела печально, мертвоНа гвоздике рядом.
4
Прекрасный, смешной и больной,Святой — говорили иные,Он крылья пронес надо мнойИ канул в поля ледяные.Что девушка? Разве онаИсточник щемящих событий.Над кем тяготеет луна —Вовек не уйдут от судьбы те…Великий обманов исток,Сквозных отражений светило,А сердце глядит на восток,Пока его смерть не смутила.И умер. И город потрясСвоей исступленной кончиной.Под шорох влекущихся рясБыл брошен без пенья и чина.
Глава 5
1
Бедная нахмуренная Кло.Все кричали: вот его убийца.От людских упреков, как стекло,Может наше сердце раздробиться.Прячась днем, а вечером у насТы рыдала, детски сжавши руки.Сколько дней не ведала ты сна,Сколько дней проплакала от муки.Эта смерть тебя приподнялаИ качнула в сторону иную,И прошила страшная иглаВ детском сердце полосу стальную.Жизнь прошла — годами затекла —И в песке безмолвия зарыта,Но сегодня память извлеклаЭтот хлам угаснувшего быта.Снова в сердце стойкий холодок,И опять — измученный, неправый —Я влюблен в старинный городок,Снежный, синеватый и лукавый.Слушаю призыв монастыря,Силуэты вижу в желтых окнах,И алеет зимняя заряВ облаках на розовых волокнах…
[2]
ДЕКАБРИСТЫ
Поэма
1
Вы помните призыв Карамзина:«Чувствительность, ищи для сердца пищи!»А до него великая война,Восстанье на Урале и Радищев.Помещики сквозь полнокровный сплинВ своем рабе почувствовали брата.Гвардеец, слабовольный дворянин,Влюбленный в Робеспьера и Марата.Так карты жизни путает судьба,Так рвет поток весной ложбину шлюза..Событий огнекрылая трубаИ золотая Пушкинская муза!
2
На Западе багрово-золотомТяжелой тучи выгибались плечи.Над городом, построенным Петром,Лиловой дымью расплескался вечер.Шла оттепель. Напоминало мартСырых и влажных сумерек раздумье.А над дворцом опущенный штандартКричал о том, что император умер.Тринадцатое истекало. СонОкутал улиц темные овраги,И стиснутый в казармах гарнизонНаутро приготовился к присяге.
3
Рылеев, лихорадивший всю ночь,Из тьмы рассвета дрожек стук услыша,Поцеловав проснувшуюся дочь,Перекрестив жену, — сутуло вышел.У Трубецких в натопленной людскойШептались девки: «Поднят до рассвета,С семьей простившись, младший ТрубецкойПотребовал палаш и пистолеты…»Светало. Плохо спавший НиколайУ зеркала серебряного брилсяИ голосом, напоминавшим лай,Кричал на адъютанта и сердился.
4
Он император. Новая грозаВзойдет на звонкий мрамор пьедестала.И выпуклые наглые глазаВпервые нынче словно из металла.А там, в приемной, комкая плюмаж,Шептал гонец с лицом белей бумаги,Что возмущен гвардейский экипажИ дерзко отказался от присяги.Забегали, предчувствуя бедуЗа годы угнетенья и разврата,И в голосах: «Мятежники идут!»Из двери вышел бледный император.
5
Чиновница, не снявшая чепца,За мужем побежала за ворота,Ведь мимо оснеженного крыльцаМятежным шагом проходила рота.Лабазник закрестился, на двореГостином зашушукался с собратом.И строилось декабрьское карэНа площади перед пустым сенатом.Уже дрожит восторгом мятежаМастеровщина… Не победа ль это?Каховский, нервничая и дрожа,Три раза выстрелил из пистолета.
6
Еще бы миг — и не было б царя,Плетей и крепостного лихолетья,И ты, четырнадцатое декабря,Иначе бы построило столетье.Уже рвануло вихрями борьбыВ народ бесправный, к силам непочатым,Но цепи исторической судьбыНе по плечу мечтательным барчатам.Уже гудел и рос поток людской,Уже насильник, труся, прятал спину,Но даже ты, диктатор Трубецкой,Товарищей на площади покинул!
7
И в этот миг, когда глаза горятИ каждый раб становится солдатомИ рвется в бой, — они… они стоят!Стоят и ждут перед пустым сенатом!И чувствует поднявший меч борьбы,Что будет бой мечты его суровей,Что вздыбят степь могильные горбы,Что станут реки красными от крови.И сколько близких канет под топор,И сколько трупов закачают рощи,И потому он опускает взорИ, как предатель, покидает площадь.
8
Они стоят. И их враги стоят.Но громыхает тяжко батарея,И офицер, в жерло забив снаряд,Глядит на императора…— Скорее,Скорей в штыки! Они — один исход,Иль правы растопчинские остроты:«В Париже прет в дворяне санкюлот,У нас дворяне лезут в санкюлоты».И император понял: «Дураки!»И, ощущая злость нечеловечью,Он крикнул батарее (передкиУже давно отъехали): «Картечью!»
9
И пушки отскочили. На летуПодхвачены, накатывались снова,И били в человечью густоту,И, отлетая, рявкали сурово.И это всё…Зловеще тишинаБесправия сгущалась год от году.И ты, порабощенная страна,Не получила от дворян свободу.В аллее дней, блестящ и одинок,День отгорел бесславно и тревожно.И, салютуя деспоту, клинокТы, дворянин, покорно бросил в ножны.
10
И виселицы встали. Но не зряМонарх-палач на площади их строил;От них до грозных пушек ОктябряОдна тропа… И слава вам, герои!Явились вы, опередивши час,И деспот вас обрек на смерть и пытку,Но чуждый вам и победивший классПриветствует отважную попытку.По сумрачному, злому рубежуСверкнул декабрь ракетою огнистой,И, столько лет взывая к мятежу,Стране как лозунг было: «Декабристы!»
1925
