а могла просто пожать плечами.
Присланные наборы много дней или даже недель лежали нераспечатанными на кухонной стойке. Они стали частью интерьера, как и растущие стопки книг и журналов, которые копятся до тех пор, пока мы не отвозим их в местную библиотеку. По утрам мы готовили кофе, наливали сок, жарили яичницу. Мы ужинали за кухонным столом. Мы кормили собаку, что-то записывали, составляли списки на доске покупок. Мы разбирали почту, выносили мусор. И все это время наборы оставались запечатанными в своих зелено-белых коробочках с причудливой графикой в виде трехлистного клевера: «РОДОСЛОВНАЯ: ИССЛЕДОВАНИЕ ДНК ДОПОЛНИТ ВАШУ ИСТОРИЮ».
Наконец как-то вечером Майкл распечатал обе коробочки и протянул мне пластиковую пробирку.
— Плюй, — сказал он.
Я почувствовала себя несколько глупо и даже унизительно, но все же наклонилась над пробиркой. Зачем я вообще это делала? В голове бродили разные мысли: не повлияют ли на результат только что съеденная мной баранья отбивная, бокал вина или остатки губной помады? Как только нужное количество слюны собрано, я снова принялась убирать со стола обеденную посуду. Майкл обернул этикетки вокруг обеих пробирок и запаковал их в специальные пакеты, присланные организацией Ancestry.com.
Прошло два месяца, я почти не думала об исследовании ДНК. С головой ушла в правку своей новой книги. Наш сын как раз начал выбирать университет. Майкл работал над новым кинопроектом. Я напрочь забыла об исследовании, пока однажды на почту не пришло электронное письмо с результатами. Результаты нас озадачили. Озадачили — это мягко сказано, но в тот момент я почувствовала себя именно так. Из письма Ancestry.com следовало, что в моей ДНК пятьдесят два процента от восточноевропейских евреев-ашкеназов. Остальное составляла сборная солянка от французов, ирландцев, англичан и немцев. Странно, но мне было не с чем сравнивать результаты. Я не встревожилась. Результаты меня не смутили, хотя процент и показался уж очень низким, если принять во внимание, что все мои предки были евреями из Восточной Европы. Я решила, что разумное объяснение подобному наверняка существует и связано с переселениями народов и войнами за много поколений до меня. Мою уверенность подкрепляло знание о собственном происхождении.
В ящике под телевизором у меня хранится несколько копий документального фильма «Образ перед глазами»[5] о жизни польского местечка до войны. В нем есть архивные кадры, снятые моим дедом во время поездки в 1931 году в Городок, на родину его семьи. Дед, к тому времени владелец преуспевающей ткацкой фабрики, взял с собой в поездку моего прадеда. Фильм еще и потому так мощно действует на современного зрителя, что он понимает, какая судьба вскоре ждет этих мужчин c раздвоенными бородами, женщин в скромной темной одежде, детей, окруживших американских гостей. В чьих-то — дедовских — руках подрагивает камера, а обреченные жители местечка танцуют, их круг все шире. Кадр сменяется, звук стихает — зернистое черно-белое изображение: мои дед и прадед молятся на могиле прапрадеда. Я буквально слышу модуляции их голосов — голосов, которые я никогда не знала, но которые пробирают до костей своей музыкой — дед и прадед читают поминальный кадиш. Дед утирает слезы.
За год до бар-мицвы сына я показала ему эту часть фильма. «Видишь?» Я поставила запись на паузу: на экране застыло изображение старого могильного камня с надписью на иврите. «Вот откуда мы произошли. На этом месте захоронен твой прапрапрадед». Мне было крайне важно, чтобы Джейкоб знал о своем генеалогическом родстве, о той земле, откуда он родом, чтобы ему передались истоки этой духовности и сохранилась связь. Конечно, несколько лет спустя надгробие сровняют с землей. Но в тот момент, запечатленный моими предками на века, я связывала их со своим мальчиком, а его — с ними. Сын не знал моего отца, но я могла по крайней мере предоставить Джейкобу что-то, формирующее воспоминание о нем, то, с чем росла сама: чувство семьи. Он единственный ребенок единственного ребенка, но это было огромной и богатой частью его наследия, которого у него не отнять. Мы смотрели, как мужчины на экране раскачиваются в знакомом ритме, в танце, который я знаю всю свою жизнь.
Вот почему те пятьдесят два процента показались мне довольно странными, только и всего, незначительные и безобидные, как и сами нераспечатанные зелено-белые коробочки. Я решила разобраться во всем, сравнив свою ДНК с результатами Сюзи. И теперь, накануне поездки на Западное побережье, я и мой муж опустились на обитую тканью с гобеленовым рисунком кушетку в моем кабинете. Мы сидели бок о бок, прижавшись друг к другу, и смотрели в экран ноутбука. Позже он расскажет мне, что уже знал то, о чем у меня даже и мысли не было. На стене за нашими спинами висел черно-белый портрет моей бабушки по отцу: расчесанные на прямой пробор и туго собранные на затылке волосы, прямой и спокойный взгляд.
Сравнительный анализ набора M440247 и A765211:
Крупнейший участок = 14,9 сМ[6]
Всего участков > 7cM = 29,6 сМ
Расчетное количество поколений до БОП = 4,5
Для сравнительного анализа было использовано 653 629
ОНП[7]
Сравнение сделано за 0,04538 секунды
— Что это значит? — Я говорила каким-то не своим голосом.
— Вы не сестры.
— Не сводные сестры?
— Вообще не сестры.
— Откуда ты знаешь?
Майкл указал на строку, где рассчитано количество поколений до нашего ближайшего общего предка:
— Вот здесь.
Числа, обозначения, незнакомые термины на экране — непонятный для меня язык. Эти 0,04538 секунды — доля секунды — перевернули мою жизнь. Теперь и навсегда будет «время до». Список вещей. Подготовка к обычной поездке. Портрет бабушки в золоченой раме. В голове прокручивались расчеты. Если Сюзи не была мне сводной сестрой — не была вообще сестрой, — это могло означать одно из двух: или мой отец не был ее отцом, или мой отец не был моим отцом.
3
Детское фото отца цвета сепии висит у нас перед входом в гостиную, я хожу мимо него по десять раз в день. Он позирует в пальтишке с рисунком в елочку и котелке, белых гольфах и ботинках, с озорным видом держа трость. У него круглые глаза и шаловливая улыбка. Он был старшим сыном в семье, одержимой увековечиванием себя, семье, осознающей свое историческое наследие. По всему нашему дому то тут, то там развешаны фотографии дедушек и бабушек, двоюродных дедушек, двоюродных бабушек, даже дальних родственников из