1997 год
Кольцо
Я дыра, я пустое место, щель, зиянье, дупло, труха,Тили-тили-тесто, невеста в ожидании жениха,След, который в песке оттиснут, знак, впечатанный в известняк,Тот же выжженный ствол (фрейдистов просят не возбуждаться так).
Все устроенные иначе протыкают меня рукой.Я не ставлю себе задачи и не знаю, кто я такой.Я дыра, я пространство между тьмой и светом, ночью и днем,Заполняющее одежду — предоставленный мне объем.Лом, оставшийся от прожекта на штыки его перелить.Дом, который построил некто, позабыв его населить.
Я дыра, пустота, пространство, безграничья соблазн и блуд,Потому что мои пристрастья ограничены списком блюд,Я дыра, пустота, истома, тень, которая льнет к углам,Притяженье бездны и дома вечно рвет меня пополам,Обе правды во мне валетом, я не зол и не милосерд,Я всеядный, амбивалентный полый черт без примет и черт,Обезличенный до предела, не вершащий видимых дел,Ощущающий свое тело лишь в присутствии прочих тел;Ямка, выбитая в твердыне, шарик воздуха в толще льда,Находящий повод к гордыне в том, что стоит только стыда.
Я дыра, пролом в бастионе, дырка в бублике, дверь в стенеИль глазок в двери (не с того ли столько публики внемлет мне?),Я просвет, что в тучах оставил ураган, разгоняя мрак,Я — кружок, который протаял мальчик, жмущий к стеклу пятак,Я дыра, пустота, ненужность, образ бренности и тщеты,Но, попавши в мою окружность, вещь меняет свои черты.
Не имеющий ясной цели, называющий всех на вы,Остающийся на постели оттиск тела и головы,Я — дыра, пустота, никем не установленное лицо,Надпись, выдолбленная в камне, на Господнем пальце кольцо.
1995 год
«Оторвется ли вешалка у пальто…»
Оторвется ли вешалка у пальто,Засквозит ли дырка в кармане правом,Превратится ли в сущее решетоМой бюджет, что был искони дырявым,—
Все спешу латать, исправлять, чинить,Подшивать подкладку, кроить заплатку,Хоть и кое-как, на живую нить,Вопреки всемирному беспорядку.
Ибо он не дремлет, хоть спишь, хоть ешь,Ненасытной молью таится в шубе,Выжидает, рвется в любую брешь,Будь то щель в полу или дырка в зубе.
По ночам мигает в дверном глазке —То очнется лампочка, то потухнет,—Не побрезгует и дырой в носке(От которой, собственно, все и рухнет).
Торопясь, подлатываю ее,Заменяю лампочку, чтоб сияла,Защищаю скудное бытие,Подтыкаю тонкое одеяло.
Но и сам порою кажусь себеНе учтенной в плане дырой в кармане,Промежутком, брешью в чужой судьбе,А не твердым камнем в Господней длани.
Непорядка признак, распада знак,Я соблазн для слабых, гроза для грозных,Сквозь меня течет мировой сквозняк,Неуютный хлад, деструктивный воздух.
Оттого скудеет день ото дняЖизнь моя, клонясь к своему убытку.Это мир подлатывает меня,Но пока еще на живую нитку.
1996 год
«Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ…»
Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.Умение строить куры, искусство уличных драк —Все выше литературы. Я правда думаю так.
Покупка вина, картошки, авоська, рубли, безменВажнее спящих в обложке банальностей и подмен.Уменье свободно плавать в пахучей густой вознеВажнее уменья плавить слова на бледном огне.
Жизнь выше любой удачи в познании ремесла,Поскольку она богаче названия и числа.Жизнь выше паскудной страсти ее загонять в строку,Как целое больше части, кипящей в своем соку.
Искусство — род сухофрукта, ужатый вес и объем,Потребный только тому, кто не видел фрукта живьем.Страдальцу, увы, не внове забвенья искать в труде,Но что до бессмертия в слове — бессмертия нет нигде.
И ежели в нашей братье найдется один из ста,Который пошлет проклятье войне пера и листаИ выскочит вон из круга в разомкнутый мир живой —Его обниму, как друга, к плечу припав головой.
Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и адВ огне веселых пожарищ, а я побреду назад,Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет —Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.
1996 год
Послание к юноше
«Пусть так. Я прав.»
Р.-М.Рильке
Мечтая о надежности семьи,Забыв о юных бреднях, детских сплетнях,Любимейшие девушки моиВыходят замуж за сорокалетних.Они звонят меня предупредить —Уже почти как друга или брата,—Они с улыбкой просят заходить,Но радуются как-то виновато.
Есть выбор: дом-гора и дом-дыра,Нора, где скрип пера и плачут дети.Что я могу вам дать? А вам пора.Написан Вертер. Не держу. Идите.
Пусть так. Он прав. Ты с ним. Вы есть. Нас нет.Прощай. Я буду тени незаметней.Когда-нибудь мне будет сорок лет.Я встречусь со своей двадцатилетней.Я встречу взгляд ее бездонных глаз.Она не отведет их. Так и выйдет.И юноша, родившийся сейчас,—О наш удел! — меня возненавидит.
Прости меня, о юноша! Прости!Не шляйся по Москве, не бей бутылок,Сумей зажать отчаянье в горстиИ не бросай проклятий ей в затылок —Все таковы они! Пусть так. Я прав.Их дело — глотку драть в семейных ссорах,А наш удел — закусывать рукавИ выжидать, пока нам будет сорок.
О юноша! Найди довольно силНе закоснеть в презрении и злобе,Простить ее, как я ее простил,И двинуть дальше, захромав на обе,—Уйти из дома в каплющую тьмуВ уже ненужной новенькой «аляске»И написать послание тому,Кто дрыгает ножонками в коляске.
1989 год
«Юность смотрит в телескоп…»
Н.С.
Юность смотрит в телескоп.Ей смешон разбор детальный.Бьет восторженный ознобОт тотальности фатальной.И поскольку бытиёПостигается впервые,То проблемы у нееБольшей частью мировые,Так что как ни назови —Получается в итогеВсе о дружбе и любви,Одиночестве и Боге.Юность пробует паритьИ от этого чумеет,Любит много говорить,Потому что не умеет.
Зрелость смотрит в микроскоп.Мимо Бога, мимо черта,Ибо это — между строк.В окуляре — мелочовка:Со стиральным порошком,Черным хлебом, черствым бытом,И не кистью, а мелком,Не гуашью, а графитом.Побеждая тяжесть век,Приопущенных устало,Зрелость смотрит снизу вверх,Словно из полуподвала,—И вмещает свой итог,Взгляд прицельный, микроскопный,—В беглый штрих, короткий вздохИ в хорей четырехстопный.
1990 год
Мост
«И все поют стихи БулатаНа этом береге высоком…»
Ю.Мориц
На одном берегу Окуджаву поютИ любуются вешним закатом,На другом берегу подзатыльник даютИ охотно ругаются матом.
На одном берегу сочиняют стихи,По заоблачным высям витают,—На другом берегу совершают грехиИ совсем ничего не читают.
На другом берегу зашибают деньгуИ бахвалятся друг перед другом,И поют, и кричат, а на том берегуНаблюдают с брезгливым испугом.
Я стою, упираясь руками в бока,В берега упираясь ногами,Я стою. Берега разделяет река,Я как мост меж ее берегами.
Я как мост меж двумя берегами враговИ не знаю труда окаянней.Я считаю, что нет никаких берегов,А один островок в океане.
Так стою, невозможное соединя,И во мне несовместное слито,Потому что с рожденья пугали меняНеприязненным словом «элита»,
Потому что я с детства боялся всего,Потому что мне сил не хватало,Потому что на том берегу большинство,А на этом — отчаянно мало.
Первый берег всегда от второго вдали,И увы — это факт непреложный.Первый берег корят за отрыв от земли —Той, заречной, противоположной.
И когда меня вовсе уверили в том(А теперь понимаю, что лгали) —Я шагнул через реку убогим мостомИ застыл над ее берегами.
И все дальше и дальше мои берега,И стоять мне недолго, пожалуй,И во мне непредвиденно видят врагаТе, что пели со мной Окуджаву.
Одного я и вовсе понять не могуИ со страху в лице изменяюсь:Что с презреньем глядят на чужом берегу,Как шатаюсь я, как наклоняюсь,
Как руками машу, и сгибаюсь в дугу,И держусь на последнем пределе,—А когда я стоял на своем берегу,Так почти с уваженьем глядели.
1986 год
