Дмитрий Быков
Последнее время
стихи, поэмы, баллады
I
Арион
Кипит, как осенью в Крыму,Прибоя сборная солянка.Певец очухался. К немуСпешит босая поселянка:«Как ваше имя?» Смотрит онИ отвечает: Арион.
Он помнит спутанно, вчерне,Как эпилептик после корчей:Их было много на челне,Рулем рулил какой-то кормчий,Который вроде был умен…А впрочем, нет. Не то бы он
Избегнул страшного конца,Погнавши с самого началаСладкоголосого певцаПинками на фиг от причалаВо глубину сибирских руд:Певцов с собою не берут.
Измлада певчий АрионЛюбезен отчему Зевесу.Ему показывает онВсегда одну и ту же пьесу:Певец поднимется с камней —И все закрутится по ней:
Под кровлю, словно на корму,Вползет он, чертыхнувшись дважды,И поселянка даст емуВ порядке утешенья жаждыСперва себя, потом кокос —И все помчится под откос.
Зачем ты, дерзкий Аквилон,На тихий брег летишь стрелою?Затем, что мерзкий АрионНа солнце сушит под скалоюТрусы, носки et ceteraВ надежде славы и добра.
«Смотри, смотри, как я могу!Сейчас, как воин после пьянки,Я буду пальмы гнуть в дугу,Разрушу домик поселянкиВ припадке ярости слепой —А ты, певец, проснись и пой!
Не слушай ложного стыда,Не бойся пенного кипенья.Все это лучшая средаДля созерцания и пенья:Ты втайне этого хотел —Не то бы я не налетел.
С тех пор, как в мир вошел распад,Он стал единственным сюжетом.Певцы, когда они не спят,Поют единственно об этом,Как ветр в расщелине кривойВсегда рождает только вой.
О этот заговор со злом!В тебе, как в древнем изваянье,Змеится трещина, разлом,Сквозное певчее зиянье,И потому ты даже рад,Когда свергаешься во ад.
Ты резонируешь с любойНапастью: буря, бунт, разлука…Когда б не стонущий пробой,Не издавал бы ты ни звука:В натурах цельных есть уют,Но монолиты не поют.
Смотри, смотри, как свет и тьмаВедут свои единоборства,Сметают толпы, мнут дома…Ты только, главное, не бойся:На море иль на берегу —Но я тебя оберегу.
Высоких зрелищ зритель ты.Их оценить рожден один ты.Могу понять твои мечтыПро домик, садик, гиацинты —Но Вечный жид принадлежитИ никуда не убежит».
Кыш, поселянка! Хватит чувств.Отставить ахи и вопросы,Я тут за лето подлечусь,Поправлюсь, выпью все кокосыИ плот построю к сентябрю.Беги, кому я говорю!
2005 год
Вариации-1
1. До
Ясно помню большой кинозал,Где собрали нас, бледных и вялых,—О, как часто я после бывалПо работе в таких кинозалах!И ведущий с лицом как пятноГоворил — как в застойные годыПредставлял бы в музее кино«Амаркорд» или «Призрак свободы».Вот, сказал он, смотрите. (В дымуШли солдаты по белому полю,После били куранты…) «КомуНе понравится — я не неволю».
Что там было еще? Не совру,Не припомню. Какие-то залпы,Пары, споры на скудном пиру…Я не знаю, что сам показал бы,Пробегаясь по нынешним днямС чувством нежности и отвращенья,Представляя безликим тенямПредстоящее им воплощенье.
Что я им показал бы? Бои?Толпы беженцев? Толпы повстанцев?Или лучшие миги свои —Тайных встреч и опять-таки танцев,Или нищих в московском метро,Иль вояку с куском арматуры,Или школьников, пьющих ситроЛетним вечером в парке культуры?Помню смутную душу свою,Что, вселяясь в орущего кроху,В метерлинковском детском раюПо себе выбирала эпоху,И уверенность в бурной судьбе,И еще пятерых или боле,Этот век приглядевших себеПо охоте, что пуще неволи.
И поэтому, раз уж тогдаМы, помявшись, сменили квартируИ сказали дрожащее «да»Невозможному этому миру,—Я считаю, что надо и впредь,Бесполезные слезы размазав,Выбирать и упрямо терпетьБез побегов, обид и отказов.Быть — не быть? Разумеется, быть,Проклиная окрестную пустошь.Полюбить — отпустить? Полюбить,Даже зная, что после отпустишь,Потому что мы молвили «да»Всем грядущим обидам и ранам,Покидая уже навсегдаТемный зал с мельтешащим экраном,Где фигуры без лиц и имен —Полутени, получеловеки —Ждут каких-нибудь лучших временИ, боюсь, не дождутся вовеки.
2. После
Так и вижу подобье класса,Форму несколько не по мне,Холодок рассветного часа,Облетающий клен в окне,
Потому что сентябрь на старте(Что поделаешь, я готов).Сплошь букеты на каждой парте —Где набрали столько цветов?Примечаю, справиться силясьС тайной ревностью дохляка:Изменились, поизносились,Хоть и вытянулись слегка.Вид примерных сынков и дочек —Кто с косичкой, кто на пробор.На доске — учительский почерк:Сочиненье «Как я провелЛето».
Что мне сказать про лето?Оглянусь — и передо мнойОкеан зеленого цвета,Хрусткий, лиственный, травяной,Дух крапивы, чертополоха,Город, душный от тополей…Что ж, неплохо провел, неплохо.Но они, видать, веселей.Вон Петров какой загорелый —На Канары летал, пострел.Вон Чернов какой обгорелый —Не иначе, в танке горел.А чего я видал такогоИ о чем теперь расскажу —Кроме Крыма, да Чепелева,Да соседки по этажу?И спросить бы, в порядке бреда,Так ли я его проводил,Не учителя, так соседа —Да сижу, как всегда, один.Все, что было, забыл у входа,Ничего не припас в горсти…Это странное время годаТрудно правильно провести.
Впрочем, стану еще жалеть я!У меня еще есть слова.Были усики и соцветья,Корни, стебли, вода, трава,Горечь хмеля и медуницы,Костяника, лесной орех,Свадьбы, похороны, больницы —Все как надо. Все как у всех.Дважды спасся от пистолета.Занимал чужие дома.Значит, все это было лето.Даже, значит, когда зима.
Значит, дальше — сплошная глина,Вместо целого — град дробей,Безысходная дисциплина —Все безличнее, все грубей.А заснешь — и тебе приснится,Осязаема и близка,Менделеевская таблицаКамня, грунта, воды, песка.
1995, 2001 гг.
«Мой дух скудеет…»
Мой дух скудеет. Осталось тело лишь,Но за него и гроша не дашь.Зато я понял, что ты делаешь:Ты делаешь карандаш.
Как в студенческом пересказе,Где сюжет неприлично гол,Ты обрываешь ветки и связиИ оставляешь ствол.
Он дико смотрится в роще,На сквозняке, в сосняке,Зато его прощеДержать в руке.
И вот, когда я покинуВсе, из чего расту,Ты выдолбишь сердцевинуИ впустишь пустоту,
Чтоб душа моя не мешалаРазбирать письмена твои,—Это что касается жалаМудрой змеи.
Что до угля, тем пачеПылающего огнем,—Это не входит в твои задачи.Что тебе в нем?
Ты более сдержан,Рисовка тебе претит.У тебя приготовлен стержень —Графит.
Он черен — и к твоему трудуПригоден в самый раз.Ты мог его закалить в аду,И это бы стал алмаз —
Ледяная нежить,Прямизна и стать…Но алмазами режут,А ты намерен писать.
И когда после всех мученийЯ забыл слова на родном —Ты, как всякий истинный гений,Пишешь сам, о себе одном.
Ломая, переворачивая,Затачивая, чиня,Стачивая, растрачиваяИ грея в руке меня.
1997 год
