...Мы уезжали с Головной. «Газик» легко забрался на откос, и домики станции остались внизу, как раз на том месте, где раньше пролегало русло Вахша. Я вспомнил, как Селезнев, говоря о задачах сейсмостанции, назвал главные: «Регистрация поведения плотины во время землетрясений и прогнозирование опасных развитии деформаций в будущем». Так что, оказалось, все наоборот — это плотина под защитой станции.
На следующий день я был в Нуреке.
«Плотина Нурекской ГЭС в три раза выше Исаакиевского собора, на 10 метров выше Эйфелевой башни». Эти цифры, взятые из проектных документов (прекрасные данные для будущих гидов!), поражают сами по себе, а если учесть, что построена плотина в «неспокойных» горах, то... Скольким специалистам пришлось поломать головы, чтобы создать наиболее безопасный, простой и точный проект этого гигантского сооружения!
Плотина не видна вся сразу, к тому же насыпана она из буро-красных пород, что и склоны Пулисангинского ущелья. Может быть, поэтому кажется, что между двух гор просто положена третья. Просто... И только забравшись по винтообразной, гудящей под колесами БелАЗов дороге на гребень, видишь весь размах стройки.
Две станции сейсмологов расположены вблизи плотины. Станция «Лангар» входит в состав Единой сейсмической службы наблюдений СССР; гидротехники здесь гости, аппаратура их стоит на станции, так сказать, сотрудничества ради. Заведующий .станцией — Виктор Николаевич Голосов; здесь он с самого начала стройки, а в Средней Азии ленинградец Голосов уже более двадцати лет...
«Лангар» — это тоннели, пробитые в теле скалы, и тяжелые металлические двери; это Глухие каменные мешки-тамбуры, нужные для того, чтобы в подземелье сохранялась постоянная температура — необходимое условие для точной работы приборов; это тревожный красный свет фотографического фонаря, при котором меняют светочувствительную бумагу в записывающих устройствах; это, наконец, расходящиеся под прямым углом штольни, в которых установлено множество аппаратуры. Есть среди приборов и американский «черный ящик», рассчитанный на запись девятибалльного землетрясения. Сейсмологи из США частые гости в Нуреке, и, по существующему соглашению о сотрудничестве, их приборы установлены здесь во многих точках. Американцы имеют большой опыт гидростроительства в сейсмоопасных районах, но такие высокие насыпные плотины они никогда не строили, и работа советских коллег в Нуреке им весьма интересна.
Перед самым зданием станции разложены бухты шлангов, стоят ящики с каким-то оборудованием. Оказывается, москвичи из сейсмической экспедиции Института физики Земли АН СССР налаживают акустическую пушку. Пушка, или, по-научному, пневмоисточник, выглядит мирно, даже бытово, так как сильно напоминает большой газовый баллон для плиты, только окрашенный в желтый, а не в красный цвет. В камеру опущенной в воду пушки закачивается воздух под давлением 120—150 атмосфер, следует «выстрел» — и вот вам имитированное землетрясение. При помощи его можно определить, как влияет наполненное водохранилище на сейсмичность района, так как существует, оказывается, возбуждаемая или наведенная сейсмичность, возникающая при образовании крупных резервуаров воды, таких, как Нурекское озеро.
...Станция Института сейсмостойкого строительства и сейсмологии называется «Сай-Лагерный». Сай — по-таджикски «ущелье», а Лагерный — потому что на этом месте стоял лагерь первой изыскательской экспедиции в Нуреке.
На станции мы задерживаемся минуты две. Надежда Михайловна Александрова, сотрудница института, и я надеваем резиновые сапоги, каски; наш провожатый — старший лаборант Анатолий Александрович Оренбуров, а по молодости просто Толя, берет фонарь, и мы отправляемся под землю, в самую глубь плотины, в бетонную «пробку», заткнувшую русло реки. Там одна из основных «точек» станции, там установлены приборы.
Оставив «газик» у здания ГЭС, мы десять минут спустя входим в тоннель, пробитый в береговой скале. Тоннель громадный — в нем спокойно могут разминуться два БелАЗа. Толя уверенно и как-то незаметно быстро шагает впереди. Так спокойно и даже как бы с некоторой ленцой ходят хорошие ходоки, привыкшие к большим расстояниям.
До «пробки» худо-бедно несколько километров. А пройти по всем подземным лабиринтам Нурека, протянувшимся на добрых сорок километров, — дня не хватит.
Сворачиваем в уходящий полого вниз тоннель поменьше, затем в еще меньший, похожий на тоннель метро. Здесь постоянно дует легкий сквознячок, лучше всякой вентиляции выдувающий выхлопные газы грузовиков и перекальную гарь электросварочных аппаратов.
Стены сочатся влагой, под ногами хлюпают лужи и ручейки. Это фильтрационная вода, под потолком и на протянутых вдоль стен кабелях она вырастила бугристые известковые сталактиты, матово отсвечивающие в желтоватом пламени редких фонарей. Мы проходим мимо насосного отделения, где тяжело гудят пампы, день и ночь откачивающие воду, и останавливаемся перед дверью в этакий белый кубик, поставленный у стенки тоннеля. Это и есть «точка».
Толя открывает дверь — внутри «кубик» такой же свежепобеленный, как и снаружи, посреди — прямоугольный постамент, это монолитная частичка громадной бетонной «пробки», запечатавшей старое русло Вахша. На постаменте тускло отсвечивают серебром приборы.
— Толя, давай помогу! — говорит Надежда Михайловна и начинает отвинчивать защитный корпус осциллографа.
— Ноль сильно ушел?
— Есть малость. Сейчас подтяну. А на этом?
— Здесь порядок.
Быстро, в четыре руки, они проверяют все аппараты. Главное — скорректировать точку отсчета: сейсмология любит точность. Толя гасит свет — сменить светочувствительную бумагу в кассете. Становятся особенно отчетливо слышны журчание воды и далекое натужное гудение помп. Темнота включает воображение: над нами, за скорлупкой тоннеля, трехсотметровая толща плотины, по ней с горизонта на горизонт ползут многотонные БелАЗы, а рядом с ними фигурки людей, таких же маленьких, как мы, потерянные в бетонных внутренностях Нурека. Но вспыхивает свет, и я снова вижу улыбающееся смуглое лицо Толи и Надежду Михайловну в шлеме, лихо набекрень надетом на красную вязаную шапочку.
— Все, порядок, пошли!
Похоже, что Толя Оренбуров знает каждый уголок подземных лабиринтов Нурека. И действительно, многие тоннели при нем закладывались, расширялись и закрывались. До того как прийти в сейсмологию, Толя работал электрослесарем на здании ГЭС, потом монтажником, устанавливал КИА — контрольно-измерительную аппаратуру в теле плотины, в ее бетонном основании. Поэтому и чувствует он себя уверенно, свободно среди всех бесконечных строительных и транспортных тоннелей, патерн, вентиляционных колодцев, камер и штолен.
Создание инженерно-сейсмической службы на Нуреке еще не завершено. Но пройдет время — и сейсмологи смогут улавливать каждый вдох и выдох, каждое движение этого огромного организма, выросшего на горных берегах Вахта.
Вечером в гостях у Толи в его двухкомнатной квартире, расположенной в центре города Нурека, я услышал, как он попал в эти края. Его жена Тамара сидела рядом на диване, вязала что-то пушистое и внимательно следила, чтобы у мужчин тарелки были полны и не кончалось в стаканах домашнее шипучее вино, приготовленное хозяином из дикого винограда, которого много в окрестных горах. Толю она называла ласково и строго — «муж».
— Сюда меня друг сманил, — рассказывал Толя. — Я после армии домой в Донбасс вернулся, работал, как и отец, на шахте, а друг мой на Красноярскую ГЭС подался. Ну и написал мне, давай, мол, на Нурек махнем, там ударная комсомольская стройка, на всю страну знаменита. И я поехал. Сначала на строительстве работал, а потом как-то раз позвали к себе сейсмологи — проводку на станции помочь сделать. Разговорились... Как узнали они, что я электротехнику знаю и радиодело, фотографией увлекаюсь, стали к себе звать. У нас на «Сай-Лагерном» все надо уметь самому делать, не звать же каждый раз специалистов из Душанбе. А потом понравилось мне это дело, в Нурекский вечерний энергостроительный техникум поступил на гидротехническое отделение, как раз по профилю. Женился, дочка родилась, квартиру нам дали...
— Прижились мы здесь, — говорит Тамара. — В прошлом году поехали в отпуск к моим родным на Кубань, так недели через три домой, в Нурек, потянуло.
— Стройка идет к концу, — продолжает Толя. — Я кончаю техникум, жена — вечернюю школу, можно было бы отсюда уехать. Раньше я думал: гидротехники только на больших стройках нужны, а сейчас, оказывается, любому крупному совхозу гидротехник нужен — везде мелиорация, везде гидротехнические сооружения. Мне бы, чтобы река или море километрах в пятидесяти были, чтобы рыбалка, охота...
