(Эти случаи доставили мнѣ два новыхъ эпитета: «Твэнъ, грязный взяточникъ» и «Твэнъ, отвратительный подкупщикъ правосудія»).
Въ то же время крикъ «объ отвѣтѣ» на всѣ ужасныя предъявленныя ко мнѣ обвиненія сталъ пастолько силенъ, что редакторъ и вожаки моей партіи увѣряли, что дальнѣйшее молчаніе равнялось бы моей политической гибели. Какъ бы въ подкрѣпленіе такихъ рѣреній на слѣдующихъ же дняхъ появилось въ газетахъ воззваніе:
«Взгляните на этого человѣка!» Кандидатъ независимыхъ все еще соблюдаетъ. Потому, конечно, что ему нечего отвѣчать. Всѣ предъявленныя къ нему обвиненія вполнѣ доказаны и могутъ быть еще и еще разъ подтверждены его собстваннымъ настоящимъ молчаніемъ, такъ что отнынѣ онъ изобличенъ на вѣки. Независимые! взгляните же на вашего кандидата! Взгляните на этого позорнаго клятвопреступника! На этого Монтанскаго вора! На этого клеветника усопшихъ! Полюбуйтесь вашимъ барахтающимся въ грязи Delirium Tremens! Вашимъ подлымъ взяточникомъ! Вашимъ отвратительнымъ подкупщикомъ правосудія! Разсмотрите, оцѣните его вполнѣ, и тогда скажите: можете-ли вы подать голоса за такого субъекта, который, благодаря мерзкимъ преступленіямъ, заслужилъ этотъ прискорбный рядъ титуловъ и не осмѣливается даже открыть ротъ, чтобы опровергнуть хоть одинъ изъ нихъ?!?!
Очевидно, отмалчиваясь, не было никакой возможности развязаться и потому, глубоко удрученный, я рѣшилъ, наконецъ, «отвѣтить» на всю эту кучу безпричинныхъ обвиненій и скверной озлобленной лжи. Но не успѣлъ я еще окончить моего «отвѣта», какъ на слѣдующее утро Листокъ преподнесъ новую совсѣмъ свѣженькую мерзость, серьезно обвиняя меня въ томъ, будто я сжегъ больницу для умалишенныхъ со всѣми ея обитателями, потому что она загораживала видъ въ даль изъ моей квартиры. Это повергло меня въ родъ паническаго ужаса. Затѣмъ появилось обвиненіе, что я отравилъ моего дядю, дабы завладѣть его имуществомъ, при чемъ предъявлялось энергическое требованіе вскрыть его гробъ. Это довело меня почти до границъ сумасшествія. Когда же, вслѣдъ за симъ, я былъ обвиненъ, что, какъ попечитель воспитательнаго дома, кормилъ питомцевъ пищей, предварительно разжеванной нѣсколькими моими беззубыми, дряхлыми и больными родственниками, — у меня подкосились ноги и я потерялъ сознаніе. Въ заключеніе, въ качествѣ почтеннаго и достойнаго увѣнчанія всѣхъ этихъ постыдныхъ нападокъ, воздвигнутыхъ на меня изъ-за партійной ненависти, были откомандированы девять штукъ маленькихъ, еле двигающихся ребятишекъ, всевозможныхъ цвѣтовъ и оттѣнковъ, которые, во время одного изъ митинговъ, бросились на ораторскую трибуну и уцѣпились за мои ноги съ криками: «Папа, папа!»
На этомъ все кончилось. Я опустилъ мой флагъ и сдался. Претензія баллотироваться на губернаторскую должность въ штатѣ Нью-Іоркъ оказалась для меня непосильной; я снялъ свою кандидатуру и съ сердечнымъ прискорбіемъ подписалъ мое заявленіе избирателямъ такъ:
«Преданный вамъ, когда-то порядочный человѣкъ, а нынѣ — У. К., М. В., П. М., D. Tr., Г. В., и О. П. П. [2] — Маркъ Твэнъ.
1896
Примечания
1
Извѣстныя предмѣстья Нью-Іорка, заселенныя преимущественно «темными личностями».
2
Т.-е.: Уличенный клятвопреступникъ, Монтанскій воръ, поругатель мертвыхъ, Delirium Tremens, грязный взяточникъ, и отвратительный подкупщикъ правосудія.
