— Обожаем! — грянуло пиршество, словно по знаку Зевса, а, может быть, и впрямь по его непроизнесенному повелению.
— Обожаете… — потупился Аид. — То-то у меня только единственно в Элиде и всего один храм, всего один… И тот открывается один раз в году.
— Зато какое событие. Так ли было бы, если бы храм открывался каждый день? Подумай… — образумливал его Зевс.
— И притом — какое важнейшее заведение для людей твоя преисподняя, — вставил свое и Аполлон.
Остальные боги отмалчивались.
Аид на Аполлона даже не посмотрел и ответил Зевсу.
— Я ду-ма-ю, — прогудел он не без угрозы, — ох, как я думаю…
— И есть где, — примирительно подсказал Зевс.
— Где… где, — не унимался господин преисподней, — сунули меня в кладовку для циклопов.
— Так не мы же ее создавали в конечном счете, — продолжал внушать ему владыка бессмертных, — а те, кто до нас распорядился. К тому же, хороша кладовка, ни края ей, ни конца.
— То-то вы набиваете ее своей рухлядью, — желая разбередить чувства своих родственников, да побольнее, заявил Аид.
Но тут же получил в ответ.
— Так у тебя своей нет, — не выдержал кто-то, намекая на то, что Аид бесплоден.
— Цыц! — прикрикнул Зевс, не давая разъяриться Аиду. — Будто не знаешь, для чего мы приспособили твое царство. Ты же хранишь величайшую тайну, важнейшую для богов… Двери от хранилища тайны, — поправился он.
— Хороша тайна, — не согласился Аид, — когда никто, может быть, кроме Гестии, о том, что это за тайна, не ведает.
— Ты понимаешь, чего ты спьяну заставляешь касаться? — начал распаляться и Зевс. — Да еще при них.
Зевс, естественно, имел в виду всех присутствующих здесь богов.
— Почему же не знать, — упирался Аид, — куда от меня эти тени деваются, стоит лишь зазеваться?
— Молчи! — теперь Зевс просто-таки гаркнул на владыку преисподней, но тут же остановил себя и изобразил примирительную усмешку. — Узнай из них кто-нибудь тайну, непременно людям проболтаются. И в лучшем гранате найдется гнилое зерно… Мнительный ты какой-то, брат, — закончил он.
— Мнительный, — проворчал Аид, — ходишь-бродишь среди этих беспамятных.
— Так верни им память, они же начнут живым рассказывать, — рассмеялся Зевс. — Рассказывать, о чем только ты про них знаешь… Потом, — Зевс опять посерьезнел, — тебя мать всех богов Гея посещает, ты ближе всех к ней, к Гее.
— Вы-то все о ней забыли, о матери всех и всего, — злорадно встрепенулся Аид, — нет вас…
— Так у нас же здесь дети, — вставил опять кто-то из богов.
— У вас и там дети, — охотно откликнулся Аид, — однако никто из вас в преисподнюю сунуться не желает… Здесь вам хорошо, эфирные крысы, — снова разъярился владыка преисподней. — Вы и землю всю поделили, а мне ни кусочка, ни рощицы…
— И все же ты мнительный, — продолжал укорять его Зевс. — Думаешь, мне жаль тебе дать что-нибудь. Однако приди в себя, погляди на этих, — он обвел взором присмиревших пирующих. — У них и впрямь все переделено. Они готовы перегрызться из-за лишней понюшки воскурений. Возьми сейчас, отними что-нибудь, все стронется с места. И что будет? Война богов будет. Этого ты хочешь?
— Вот и оставайся с ними, брат, — вконец разошелся Аид, в котором бунтовало еще земное, мутное зеленоватое пойло, — а я вечность тут не был и потом ни ногой…
И он исчез, провалился в свое темное царство.
Помолчали.
— Что-то в словах Аида есть, — вздохнул Гефест.
— Что это за «что-то», — пренебрежительно передразнил его царь богов. — Прирос к своей наковальне и совсем уж не по-божески, а по-человечески рассуждаешь.
— Я скажу прямо, как бог, — вскинулся Арес, вскочив со своего места. — Земли снова делить, и правда, к войне… Хотя я, — бог сражений выпятил грудь колесом, — был бы тут не последним… Я о другом…
— А о чем это ты о другом можешь? — прямо в лицо улыбнулась ему Афина.
— О многом… — наступал бог войны. — И верно говорил Аид, что вы меня не умнее. Я, правда, сам это всегда знал. Разговоры разговаривать — это еще не все.
— Ну, так в чем дело? — Афина готова была рассмеяться.
— В том, что земли землями, а храмы храмами, — продолжал Арес с неприсущей ему последовательностью. — У одних богов повсюду есть свои святилища, а у других… Что мне, скажем, Локры, лоскутик земли. А у меня там не только храм Ареса, но и еще храмы кое-кому имеются.
— Рассказывай, рассказывай, — сдержанно поощрил его Зевс, — чего хочешь-то?
— У меня тоже по всей земле поклонники есть, — отвечал бог войны без запинки. — Они имеют право на алтари.
Боги оторопели: уж не вещает ли устами этого вояки некто другой.
— Вот и поставь себе повсюду храмы, нам не жаль для родственника места, примем по-соседски, — нашлась первой Афина, — де́ла-то…
— Почему я сам? — еще больше заволновался Арес. — Вам — люди ставят, а я — должен сам себе?
— Детей-то земных ты повсюду настрогал, — вставил сразу протрезвевший Дионис, чтобы разрядить обстановку.
И это у него получилось: пиршество развеселилось. Однако дротик Ареса угодил в цель. Отовсюду слышалось:
— Куда ни повернись, всюду храм Аполлона или Диониса… Даже пещеры все заняты… Скоро реки отбирать станут.
— Всё олимпийцы, — заключила Эос.
— Что олимпийцы? — вскинулся Зевс. — В свою силу надо быть, в свое значение… Я, например, — повел он бровями, — пусть бы у меня и ни одного храма не было, если спущу с неба цепь, всех вас перетяну, сколько бы вас за нее ни уцепилось.
— А если другой какой бог цепь на небе приладит, — заметил искусник Гефест, — перетянут ли его…
Пирующие вслушивались, но никто из них не решался занять место трудяги Гефеста.
— Надо быть самим собой, — грянул властитель вселенной.
— Вот и сам ты заговорил по-человечески.
Эту реплику позволила себе Гера. Зевс глянул на жену, помолчал, подумав, и бросил с благодушной усмешкой, неожиданной сейчас, казалось бы, при его обычно не сразу затихающей вспыльчивости.
— С вами заговоришь…
— Давайте лучше о девках, — предложил Гермес.
Это послужило знаком, чтобы пиршество богов, как и всякое застолье, в свой срок распалось и из всеобщего столпотворения превратилось в мозаику, где всякая часть пребывает со всеми, но существует и сама по себе.
Зевс сосредоточенно, настороженно держался происходящего. Все улавливал. Уловил и беседу трех богинь — Эвриномы, Эос и Фетиды. Но не потому, что рассуждения этих трех девственниц касались проблем, далеких от скромности, а судьба при этом уготовила Фетиде родить сына, превосходящего по мощи отца своего. Истинно боги могут совершать в одну и ту же единицу времени по несколько дел сразу. Но потому — чт развертывания полотна будущей правдивой истории болтовня трех подгулявших богинь станет основой.
— Кстати, о нас, невинных девушках… — к Фетиде обратилась Эос, — присмотрела ты себе кого-нибудь, наконец?
— Да, — ответила Фетида, потупившись.
— Верно, он какой-нибудь особенный, — принялась тормошить ее и Эвринома. — Надо же — столько времени выбирать!
— Особенный, как Аргус, — прыснула Эос, — только не многоглазый, а усыпанный членами… будто многоножка.
— И все богини готовы слететься к нему, — поддержала ее Эвринома, — как пчелы к цветкам..
— А ну вас, — отмахнулась Фетида.
— Нет, ты рассказывай, — не отступала Эос. — И когда же ты его углядела?
— Я играла с волнами моря и видела, как аргонавты отправлялись в Колхиду, — призналась Фетида.
— О мешок вселенной, набитый богами, — воскликнула Эос, — когда ж это было!.. И до сих пор… Он же так в старика успеет превратиться. Это ведь смертный? — уточнила она.
— Это Пелей, — вздохнула Фетида.
— Конечно, Пелею дарована долгая жизнь, — вставила свое Эвринома, тоже насмешливо.
— Ты еще скажи, что и к старому плугу можно приделать новую ручку… Вот что, подруга, — обратилась Эос к Фетиде, — сказано — сделано.
— И скорее. — Эвринома тоже советовала серьезно. — Пока твоя Гера не догадалась.
— Эта блюстительница нравов не поймет. — Эос метнула недовольный взгляд в сторону Геры. — Хотела бы я послушать, до каких небес она способна закатить скандал, когда с ее питомицей все совершиться.
Невероятно, Зевс никак не реагировал на крамольность и непристойность речей богинь. Внял им, и только. Еще и оттого, что сам владыка бессмертных, как и болтушки-богини, тоже поглядывал на землю. Сейчас взор его блуждал в окрестностях Спарты. Он приглядывал местечко в Лаконике. Ничего же не стоит богу ко многим своим занятиям, творимым одновременно, добавить еще одно. Хотя — даже богам, если специально не сосредотачиваться, трудно определить, какое из них наиважнейшее. В смысле самых дальних последствий. Порой же, и сосредоточившись, этого не угадаешь.
