В Дубровниках Андрей остановился у рынка и перебежал на другую сторону, к киоску - не терпелось купить газеты. Возвращаясь, он увидел какую-то местную даму - по-летнему в соломенной шляпке с цветочками и в черных до локтей перчатках, - которая величественно топталась около мотоцикла и что-то выговаривала Тимофею, зло блестя золотыми зубами. Андрей услышал, как тот возмущенно оправдывался:
- Мадам, какие курочки, какие яички? Не видите, что ли, мое положение?
Дама, заметив подходившего милиционера, всполошилась, подхватила с дороги набитые сумки и, стуча каблуками, скрылась в воротах рынка.
- Клиентура? - поинтересовался Андрей.
- Что вы, Андрей Сергеич, как можно? Дама сердца, нежный предмет душевного влечения. Прошу вас, не делайте дальнейших вопросов - это бестактно. И бесполезно.
Андрей подогнал мотоцикл к райотделу, выключил двигатель.
- Все, приехали. Вылезай.
Дружок приподнялся, стал неверными руками торопливо отстегивать фартук, сломал ноготь - и вдруг по-настоящему заплакал. Андрей растерялся.
- Ты что, Тимофей? Ушибся?
Дружок сорвал с головы грязную кепку, уткнулся в нее лицом.
- Вот, дожил, люди добрые. Вот, доигрался, маменька родная.
- Ну ладно тебе, хватит, - попросил Андрей. - Люди кругом.
- Сейчас, Сергеич, справлюсь. Ослабел от водки - чуть что, на слезу тянет.
"Лечить его надо", - с жалостью подумал Андрей.
- А, черт с тобой! Поехали обратно! Сходи вон к колонке, умойся. На кого похож!
Тимофей так же быстро успокоился, только по-детски хлюпал носом:
- Нет, не отпускай меня, участковый, - все равно сорвусь, не выдержу. Я понимаю, ты не со зла, для моей же пользы. Пойдем сдаваться...
Фамилия у него была хорошая - Великий. Да к тому же и звали его Петром Алексеевичем. Знакомясь, он так и представлялся: "Петр Великий". А иногда, если было к месту или возникала необходимость усилить впечатление, которое хотел произвести, добавлял, что у его колыбели, как у одного из героев Жюля Верна, стояли две крестные - фея Приключений и фея Удачи.
Многим, особенно девушкам, нравились его легкие шутки. Нравился он сам: спокойный и уверенный в себе, чуть ироничный и в то же время дружелюбный, много повидавший - "интересный мужчина" с сединой в густых волосах, с твердыми складками вокруг рта, с каким-то нечистым, но влекущим обаянием.
В Синеречье он приехал отдохнуть, "вновь обрести душевное равновесие, утерянное в ратных делах и бурях житейских". Перетаскивая из машины вещи, приезжий подробно объяснял все это глухому деду. Дед кивал головой, ахал, всплескивал руками, как будто все слышал и понимал - с ним давно уже никто не разговаривал так уважительно и долго.
- Дедушка, - говорил приезжий, щелкая замками чемоданов, - а девицы, которые стоят греха, у вас есть?
Дед, обрадованный, что хоть что-то, как ему казалось, понял, кричал:
- Есть, милый, есть! И рыбка еще водится, и гриба нынче много брали, а в Аленкиной пойме нонешним летом так вовсе козу дикую застали!
- Эх, дед, неинтересный ты собеседник...
К вечеру, устроившись и разобрав вещи, приезжий вышел на улицу осмотреться, познакомиться. Он напоказ - в отглаженном костюме, при шляпе и трости, с плащом через руку - прошелся селом, обходя или легко перепрыгивая лужи, заглянул в магазин и со всеми поздоровался, постоял у афишки клуба. Походил и вокруг церкви, осмотрел ее с большим вниманием: вежливо и красиво, сняв шляпу, поклонился выходящему из придела священнику - отцу Леониду. Затем спустился к реке, оглядывая дали, дыша полной грудью и разводя руками в немом восторге.
Здесь его и застали три дружка, три старших школьника - лоботрясы Кролик, Колька Челюкан и Мишка Куманьков. Поначалу они, умышленно не обращая на него внимания, занялись под кусточком "недобитым пузырьком", который Мишкин отец не осилил накануне, - благо знали, что участкового нет в селе. А потом им показалось, что приезжий выбрал место удобнее, мешает им, и вообще - делать ему здесь нечего. "На задир", как обычно, послали Мишку. Тот скоро вернулся, отряхивая одной рукой спину, другой зажимая оплывающий глаз.
Дружки с готовностью поднялись. Васька-Кролик, который вовсе на кролика похож не был, а был вылитый поросенок, даже говорил, как похрюкивал, поднял с земли пустую бутылку. Колька расстегнул телогрейку и сдвинул ее немного с плеч. Ученый уже Мишка, горя местью, но и побаиваясь, держался поодаль.
Подошли. Пошел разговор. Приезжий держался спокойно, улыбался - без страха и не с презрением, а как-то по-доброму, снисходительно.
Мишка подкрался сзади, лег за его спиной. Старый фокус не прошел: приезжий, не снимая с лица улыбки, не оборачиваясь, ударил назад ногой Мишка откатился, скорчился, прижимая руки к животу, завыл. Великий резко перехватил руку Кролика с бутылкой, вывернул ее и коротко влепил ему в челюсть. Тут же Колька Челюкан почувствовал, что две сильные руки взяли его за ворот телогрейки и что ноги его отрываются от земли. Сделав в воздухе пол-оборота, он тяжело, пузом, шлепнулся на землю, полежал, встал на четвереньки, мотая головой.
Приезжий неторопливо поднял с земли плащ, аккуратно встряхнул его и, перебросив через руку, оперся на трость.
- Ну, мушкетеры, продолжим наши игры? Или перейдем к мирным переговорам? Надеюсь, вы уже поняли, что объект для нападения выбран вами крайне неосмотрительно? А вообще-то хвалю: действовали смело, энергично, а главное - дружно. Но, - он брезгливо поморщился, - примитивно, грубо.
- Да уж конечно - приемов не изучали, - проскулил Мишка, икая.
- И напрасно. Мужчина - это прежде всего воин, не правда ли? И в наше время он тоже должен уметь владеть шпагой. В свободное время не откажусь дать вам несколько полезных уроков - люблю смелых, решительных ребят и поощряю эти качества. За сим - откланиваюсь! - Он поднялся на несколько шагов по тропке, обернулся. - Визитной карточки не оставляю, а нынешняя моя резиденция, как вы, верно, уже знаете, - у достославного аксакала Пиди. Надеюсь, вам известны такие слова, как "резиденция", "резидент". Он сделал ударение на этих словах. - Отлично - вы не только смелы, но и не глупы. В свое время, находясь в спецкомандировках за рубежом, я многому научился - с удовольствием поделюсь с вами частью моего опыта. А также многими другими интересными впечатлениями. Чао!
- Во - мужик, да? - восхищенно пропел Колька, вытирая руки пучком сухой травы. - Небось в разведке работал!
Всю обратную дорогу не выходил из ума Тимофей. Поневоле вспоминал Андрей его незадавшуюся жизнь, и многое в ней виделось теперь по-иному. Был когда-то Тимофей Петрович Елкин грамотным специалистом, видным на селе человеком. Потом, когда жена перебралась в город, закрутила там "роман с последствиями" и забрала детей, он потихоньку запил. Но, не желая показывать людям горя, не ища жалости, пил весело, бодрился, придуриваясь, скрывая злую тоску и обиду. Стали его сторониться, общались несерьезно, слегка, за бутылкой под кусточком, а вот для раненого сердца близких никого не осталось. Когда Андрей с дружинниками опечатывал Тимофеев домишко, ему как-то остро и жалко бросилось в глаза его запустение, давнее и глубокое равнодушие хозяина к родному гнезду. Пусто было в доме, холодно от этой пустоты, грязно не по-хорошему. И только один уголок оставался светлый - где висела под чисто протертым стеклом в хорошей самодельной рамочке семейная фотография.
Некстати вспомнилось Андрею и письмо Семена. Вот и пойми, разберись, участковый. Один укоряет, что строгости к нему было мало, а с другим, выходит, наоборот - слишком круто завернул. А его еще за чуткость хвалят, в газетах печатают.
Андрей, не останавливаясь, вырвал из-под ремешка планшетки свернутые газеты, зло скомкал их и бросил в кювет.
Неожиданно заморосило, потом припустило сильней. Андрей был без плаща, поэтому свернул к птицеферме - все равно надо туда наведаться.
Будто на шум мотоцикла выскочила, толкнув ногой дверь, Галка, держа лоток с горкой надколотых яиц. Андрей загнал мотоцикл под навес, снял шлем и, ежась, втягивая голову, побежал к крылечку, скользя сапогами по сразу размокшей земле.
- Яичко выпьешь, участковый? - улыбнулась она.
Галка стояла совсем рядом, и Андрею было приятно смотреть на нее. Как-то колхозный пастух Силантьев при случае очень хорошо сказал про нее: "Мордашка славная такая, все будто улыбается". Верно старик заметил. А почему так, и не поймешь сразу: то ли ямочек на лице много, то ли веснушки играют, то ли глаза чересчур блестят, а то, может, и просто - хороший человек была Галка. С детства она отличалась решительностью характера, никогда не смущалась препятствиями, все ее любили, и все у нее получалось, потому, видно, что шла всегда к цели весело, вприпрыжку и напевая, значит, уверена была в себе и силы свои хорошо знала. Еще когда в шестом классе училась, вроде шутя, подружке сказала, а для себя твердо решила: "Кончу школу - сразу за Андрея замуж пойду! Подумаешь, по Дашке страдает справлюсь! У Дашки всего-то - коса да глаза, и лет ей, наверное, уже двадцать. А таких, как Андрей, не то что в Синеречье, на всем белом свете больше нет!" Казалось, пошутила тогда Галка, а вот совсем недавно шли они с Андреем по селу - по пути было, и кто-то с лавочки, глуховатый, видно, сказал им вслед: "Кабы поженить их - то-то бы детишки у них хороши были". Андрей посмеялся, обернулся и шутливо пальцем погрозил, а у Галки ноги подкосились. Теперь, встречая Андрея, она не знала, что делать, как держать себя, терялась, скрывала смущение легкой девчоночьей болтовней трещала как сорока обо всем подряд, что приходило в шальную от первой любви голову.
