пращой. Мужчины с беспомощным ревом бросались на защиту своих семей, но их попытки скорее напоминали то, как мыши защищаются от стаи голодных ворон, разорявших их гнездо.
Не отдавая отчета в своих действиях, я пустила коня в сторону родного дома. Ветер проворно огибал горящие балки, что скрывали нас от глаз чудовищ, и шарахался от объятых пламенем фигур. Оставалось всего несколько метров до нужного места, когда я на ходу слетела со спины лошади и рванула к полыхающей двери.
– Мама! Мама!
Прикрыв предплечьем лицо, я схватилась за уже обгоревшую ручку и распахнула дверь. По пальцам скользнул обжигающий огонек, но я не почувствовала боли, ошеломленно уставившись в проем. Каждый уголок привычных мне с рождения комнат рушился под натиском красного зверя.
– Мама! – в отчаянии позвала я охрипшим голосом. Но как ни вслушивалась, сквозь рев огня и хруст дерева не доносилось ни звука. Некому было мне отвечать.
Вниз полетела обугленная балка, заваливая дверной проем, отчего я прикрыла голову руками и инстинктивно отскочила назад. Я не сразу поняла, что рыдания и крики, разрывавшие округу наряду с воплями боли, принадлежали мне. От удушливого смрада слезы тут же высыхали на щеках. В грудь больше не поступал воздух. Я хватала ртом один лишь едкий дым и, как в тумане, начала оседать на почерневшую от пепла землю.
Сквозь помутневшее сознание я услышала громкое ржание и сопровождающие его резкие, насмешливые подвывания. Я медленно обернулась, увидев, что трое дикарей на пятнистых жеребцах окружили Ветра и набросили на его шею тугие петли. Мой конь отчаянно сопротивлялся, но силы, которые были почти истрачены на дорогу сюда, уже покидали его. Наши взгляды встретились. Пламя отражалось в расширенных глазах сражавшегося за жизнь друга, и от немого предупреждения в них сердце мое замедлилось в груди, грозясь остановиться.
Будто со стороны я увидела, как мои ноги выпрямились и быстро двинулись к лошади. Но не успела я сделать и несколько шагов, как кто-то схватил меня сзади и приставил к горлу грязное, покрытое свежей кровью лезвие. Потный мужчина, измазанный какой-то субстанцией, прижался ко мне всем телом и начал что-то вкрадчиво приговаривать на своем мерзком языке.
Я сглотнула ком тошноты и постаралась подавить инстинктивный порыв забиться в его руках, словно жертва, как только его чресла красноречиво коснулись моей поясницы. Не обращая внимания на нож у глотки, я без колебаний дернула запястьем, и в ладонь привычно скользнула резная рукоять. Я быстро отвела руку назад и ощутила легкое сопротивление, когда кинжал пронзил живот чудовища.
Дикарь глухо вскрикнул. Грубые шершавые пальцы на моей шее конвульсивно сжались.
Воспользовавшись заминкой, я присела и вырвалась из его плена, только чтобы угодить в руки сразу двум подоспевшим Кезро. Один из них скрутил мне плечи, а другой накинул на шею веревку с явным намерением сделать из меня пленницу. Они что-то коротко прорычали и усилили хватку, когда я начала вырываться, но против этих рослых чудовищ я была бессильна.
Вдруг прямо перед моими глазами возникло покрытое шрамами и черной краской лицо одного из мужчин; на его губах играла леденящая кровь улыбка. Он выглядел на удивление молодо, но из-за разрисованной кожи нельзя было точно определить его возраст. На лоб Кезро спадали крашенные в разные цвета пряди с вдетыми в них перьями, делая его нездорово кровожадный взгляд еще более исступленным. Бедра были прикрыты отороченной мехом плотной повязкой, из-под которой выглядывали мощные ноги. На голой, забрызганной алыми каплями шее на шнурке висели фаланги пальцев и человеческие зубы. От каждого движения они зловеще покачивались и отбивали холодящий жилы ритм.
Незаметно принюхавшись, я уловила запах той странной зеленоватой субстанции, которая была тщательно нанесена практически на все тело Кезро. Он был терпким и наверняка использовался для отвлечения хищников или собак.
«Вот как они смогли незаметно пробраться в деревню».
Дикарь что-то процедил.
Я ударила его в лоб своим. Он с шипением отпрянул и, наступив на горящий сук, неуклюже повалился на землю, разражаясь, судя по интонации, ругательствами. Он свирепо указал пальцем в мою сторону, и второй дикарь поспешил потащить меня к одной из лошадей. Однако я умудрилась извернуться и угодила пяткой ему между ног. Тот ожидаемо согнулся и лишь немного ослабил хватку, в то время как другой ударил меня рукоятью копья по виску.
Перед глазами все поплыло. С большим трудом мне удалось остаться в сознании, однако продолжать сопротивление я не стала. Вместо этого побежденно обмякла и закрыла глаза.
Мне было страшно, но это чувство не шло ни в какое сравнение с давившей на сердце болью от осознания того, что случилось сегодня вечером. Весь мой мир перевернулся, разбившись вдребезги, точно бутылка, с которой играл ребенок. Я чувствовала себя отколовшимся кусочком стекла, отлетевшим в пыль под старую скамью. И не знала, что мне делать дальше. Ради чего бороться.
Бесцеремонно волоча меня за собой, дикари с обыденной веселостью перебрасывались друг с другом непонятными фразами, пока животные возгласы их собратьев разрывали наполненный треском воздух. Предсмертные крики моих соплеменников стихли, и я с содроганием поняла, что осталась совсем одна. Но сознание отчаянно не желало принимать правду, и в голове набатом звучало: «Не может быть… этого не может быть…»
Когда до лошади оставалось всего несколько шагов, буря в моей душе стала достаточно яростной, чтобы выплеснуться наружу. Я осторожно нащупала спрятанный кинжал и выждала время, чтобы убедиться, что Кезро больше не ожидают от меня сопротивления.
Дикарь даже не успел среагировать, когда я стремительно развернулась в его руках и полоснула лезвием по голому торсу. Едва ощутив долгожданную свободу, я отскочила от копья второго Кезро, резким движением разрезала веревку, стянутую вокруг моей шеи, и со всех ног бросилась в лес.
Я позволила себе оглянуться лишь единожды, чтобы в последний раз взглянуть на Ветра, который долгие годы был для меня самым верным товарищем. Я не представляла себя без него. Никогда не думала, что могу когда-нибудь потерять его. Потерять кого-то из них.
Слезы брызнули из глаз, но я не стала смахивать их, разрешая горю разжигать во мне гнев.
Позади раздались топот и разъяренные голоса дикарей.
В крови забурлило. Из последних сил я заставляла себя как можно чаще переставлять ноги. Вскоре заросли сомкнулись за спиной, и я нырнула в свою стихию. Через десяток метров снова уловила стук копыт и ускорила шаг. Свернула на юг, побежала вдоль реки, лихорадочно продумывая следующие действия.
У них были лошади, но я тоже не была обделена преимуществами.
