– Позволь ему, – мягко говорит курьер. – Попусти немножко. Хочет стук в дверь? Пусть будет стук в дверь. Лишь бы рассказ уже пришел.
“Ложнолэнд”
Свою первую ложь Роби сочинил, когда ему было семь. Мама дала ему старую помятую купюру и попросила сходить в лавочку за пачкой длинного “Кента”. Роби потратил деньги на мороженое. Монетки, полученные на сдачу, он спрятал под большим белым камнем на заднем дворе, а когда вернулся домой, сказал маме, что страшный рыжий мальчик без одного переднего зуба остановил его на улице, дал пощечину и забрал купюру. Мама поверила. С тех пор Роби лгал не переставая. В старших классах он поехал в Эйлат и почти неделю валялся на пляже – но сперва продал завучу байку про больную раком тетю в Беэр-Шеве. Когда Роби служил в армии, воображаемая тетя ослепла и помогла Роби выбраться из передряги с самовольной отлучкой – обошлось без гауптвахты и даже без наряда вне очереди. На работе он однажды оправдался за двухчасовое опоздание тем, что якобы нашел у дороги сбитую машиной овчарку и отвез к ветеринару. Он солгал, что собака осталась парализованной на две ноги, и ложь прокатила на ура. Много разной лжи довелось Роби Альгарбали насочинять за свою жизнь. Лжи хромой и больной, лжи и злой, и дурной, лжи кривой и косой, лжи в пиджаках и лжи с усами. Лжи, которую он сочинял в одно мгновение, не думая, что когда-нибудь ему придется снова с ней повстречаться.
Сначала был сон. Короткий и не очень понятный сон про его покойную маму. Во сне они сидели вдвоем на циновке посреди белого, лишенного деталей пространства, которое как будто нигде не начиналось и не заканчивалось. Рядом на белой бесконечности стоял старый торговый автомат: прозрачный верх, прорезь для монетки, крутанул и получил шарик жвачки. Мама Роби сказала, что этот загробный мир уже начал ее доставать, потому что люди тут хорошие, но сигарет нет. Не только сигарет – кофе нет, “Решет Бет”[3] нет, ничего нет.
– Ты должен помочь мне, Роби, – сказала мама. – Ты должен купить мне жвачку. Я тебя вырастила, сын. Все эти годы всё тебе давала и ничего не просила. Но сейчас пришло время кое-что вернуть твоей старой матери. Купи мне шарик жвачки. Красный, если можно. Но если выпадет синий – тоже ничего.
И вот во сне Роби шарил по карманам, искал монетку и не находил.
– У меня нету, мама, – плача говорил он, – у меня нет монеток, я обыскал все карманы.
Для человека, который никогда не плачет в реальной жизни, плакать во сне было странно.
– А под камнем ты искал? – спросила мама и обхватила его ладонь своей. – Может, они еще там?
И тут он проснулся. Была суббота, пять утра, снаружи еще темно. Роби обнаружил, что сел в машину и едет туда, где вырос. Субботнее утро, машин нет, дорога заняла меньше двадцати минут. На первом этаже, где раньше была продуктовая лавочка Плискина, теперь открылся магазин “Все за доллар”, а рядом вместо обувного магазина теперь было отделение мобильного оператора, и реклама в витрине обещала такие акции по апгрейду телефонов, как будто завтра наступит конец света. Но сам дом остался прежним. Они съехали отсюда больше двадцати лет назад, а его даже не покрасили. И двор остался прежним: чуть-чуть цветов, кран, ржавый счетчик воды, тьма-тьмущая сорняков. А в углу двора, возле сушилки для белья, которую каждый год превращали в сукку, лежит себе белый камень.
Роби стоял на заднем дворе дома, где вырос, в толстой зимней куртке, держал большой пластмассовый фонарик и чувствовал себя странно. Пять тридцать утра, суббота. Если, скажем, выйдет какая из соседок – что он ей скажет? Покойная мама явилась мне во сне и попросила купить ей шарик жвачки, поэтому я приехал сюда искать монетки? И странно было, что камень все еще на месте после стольких лет. Но если задуматься, не то чтобы камни сами по себе снимались с места. Роби приподнял камень не без опаски, словно под камнем мог прятаться скорпион. Но под камнем не было ни скорпиона, ни змеи, ни монеток по одной лире – только дыра диаметром с дыню, откуда струился свет. Роби попытался заглянуть в дыру, но его ослепил свет. Роби помедлил секунду, а потом сунул руку в дыру – всю руку, до самого плеча. Он распластался по земле и силился что-нибудь нащупать. Но у дыры не было дна, а все, что удалось нащупать, под пальцами было как холодный металл. Как рукоятка. Рукоятка торгового автомата. Роби крутанул рукоятку изо всех сил и почувствовал, как поддается механизм. Теперь настал момент, когда круглой жвачке пора выкатиться наружу; проделать весь путь от металлических внутренностей автомата до ладони взволнованного нетерпеливого ребенка. Теперь настал момент, когда все это должно было произойти. Но не произошло. Едва докрутив рукоятку автомата, Роби оказался здесь.
“Здесь” было другое, но тоже знакомое место. Место из сна про маму. Совершенно белое, без стен, без пола, без потолка, без солнца. Только белизна и автомат по продаже жвачек. Автомат по продаже жвачек и низенький, уродливый рыжий мальчик, которого Роби с первого взгляда как-то не заметил. И не успел он улыбнуться мальчику и что-нибудь сказать, тот с размаху двинул его по ноге так, что Роби рухнул на колени. Теперь, когда Роби стоял на коленях и охал от боли, он и мальчик оказались почти одного роста. Рыжий смотрел Роби в глаза, и хотя Роби знал, что они никогда прежде не встречались, было в этом мальчике что-то знакомое.
– Ты кто? – спросил он пыхтящего рыжего мальчика, стоящего перед ним.
– Я? – злобно ухмыльнулся рыжий, обнажая дыру на месте недостающего переднего зуба. – Я твоя первая ложь.
Роби попытался встать. Нога, по которой его двинул рыжий, болела дико. Сам рыжий давно убежал. Роби разглядел торговый автомат вблизи. Между шариков жвачки прятались полупрозрачные шарики с сюрпризами. Он пошарил по карманам в поисках монетки и вспомнил, что рыжий мальчик, убегая, успел схватить его кошелек. Роби похромал в непонятном направлении. Поскольку в белом пространстве не было никаких отправных точек, кроме автомата, оставалось только от него удаляться. Через каждые несколько шагов Роби оборачивался – проверял, что автомат действительно уменьшился, и при очередной попытке увидел овчарку, а с ней тощего старика со стеклянным глазом и оторванными руками. Собаку он узнал сразу – она передвигалась полуползком, передние лапы тянули за собой парализованные задние. Это была сбитая собака из лжи. Собака, задыхавшаяся от усилий и волнения, была рада его видеть. Она лизнула Роби ладонь и уставилась на него сияющими глазами. Тощего мужчину Роби не признал. Старик протянул крюк, прикрепленный к культе правой руки, для импровизированного рукопожатия.
– Роби, – сказал Роби и кивнул.
– Игорь, – представился старик и погладил Роби крюком по спине.
– Мы знакомы? – спросил Роби после нескольких секунд неловкого молчания.
– Нет, – сказал Игорь и крюком подхватил собачий поводок. – Я тут из-за него. Он учуял тебя за километры. Захотел прийти.
– Так мы с тобой вообще никак не связаны, – сказал Роби с облегчением.
– Мы с тобой? – сказал Игорь. – Вообще нет. Я чужая ложь.
Роби ужасно хотелось спросить Игоря, чья именно, но он не был уверен, что задавать такие вопросы тут вежливо. Ему хотелось спросить, что это за место такое и много ли еще тут людей кроме него (как бы каждый такой человек ни назывался, хоть бы и “ложь”), но он опасался, что и это слишком деликатный вопрос. Вместо слов он погладил Игорева пса-инвалида. Пес был милейший. Кажется, он и впрямь очень обрадовался Роби, и Роби устыдился, что не придумал для него менее болезненную и мучительную ложь.
– Автомат, – сказал он Игорю через несколько минут. – На каких монетках он работает?
– На лирах, – ответил старик.
– Тут был один мальчик, – сказал Роби. – Отнял у меня кошелек. Но если бы и не отнял – лир там не было.
– Мальчик без зуба? – спросил Игорь. – Этот говнюк у всех крадет. Даже собачий “Бонзо”[4] съедает. У нас в России такого мальчика в трусах и майке выставили бы на снег и пустили бы обратно, только когда он бы уже весь посинел. – Игорь указал крюком на свой задний карман: – Там внутри есть несколько лир. Возьми, подарок от меня.
Смущенный Роби вытащил монетку в одну лиру у Игоря из кармана, поблагодарил и попытался предложить взамен свои часы “свотч”.
– Спасибо, – улыбнулся Игорь, – но для чего мне пластиковые часы? А кроме того, я никогда никуда не спешу. – Заметив, как Роби прикидывает, что бы еще ему предложить, Игорь поспешил его успокоить: – Я и так у тебя в долгу. Если бы не твоя ложь про собаку, я бы тут был совершенно один. Так что мы в расчете.
Роби быстро захромал обратно к торговому автомату. Нога еще болела, но уже меньше. Роби сунул лиру в автомат, глубоко вдохнул, закрыл глаза и рванул рукоятку.
Он обнаружил, что растянулся на заднем дворе своего старого дома. Первый утренний свет уже красил небо в оттенки темно-синего. Роби вытащил судорожно сжатый кулак из глубокой дыры, а когда разжал – обнаружил внутри красный шарик жвачки.
