уравнениями. Звонит звонок. В класс вбегают ребята — те же, что и в первом эпизоде. Кукин по дороге хватает тетрадь с парты Игорёчка, плюхается на скамью и начинает лихорадочно писать. Остальные, сгрудившись возле парты Кузнецова, продолжают начатое на перемене обсуждение карельского похода.
ОЛЕГ. А рыба там знаете как клюёт! В одно место закинул — окунь, в другое закинул — щука, в третье закинул…
ИГОРЁК (всё, исходящее от Олега, он воспринимает скептически). Кит!
ОЛЕГ. Кит не рыба. Пора знать, ты же — отличник.
ИГОРЁК. Без тебя знаю.
ОЛЕГ. А знаешь — так помалкивай, когда старшие говорят.
ИГОРЁК. Это ты старший? Старший клоун!
ОЛЕГ (повелительно). Саня, заступись!
КУКИН (отрываясь от тетради). Я ему после урока дам. Сейчас некогда. Елизавета придёт, а у меня ещё не дописано.
ИГОРЁК. А правда, ребята, почему Елизавета Васильевна не идёт?
ОЛЕГ. А ты уже соскучился?
ИГОРЁК. Кузнецовское остроумие!
ВОЛОДЯ. А знаете, ребята… Если мы в поход пойдём, нужно подготовиться как следует. У моего брата товарищ — альпинист. Он… в общем… он всю зиму тренируется, а летом уезжает в горы.
ОЛЕГ. Вот у альпинистов палатки — законные! Памирки! Тёплые, лёгкие и ветра не пропускают. Слушай, Вовка, ты попроси у брата, чтобы он у товарища попросил палаточку. Мы с тобой в ней жить будем. Законно!
ЛИЛЯ. Ой, хочу памирочку!
ВОЛОДЯ. У него только одна.
ОЛЕГ. А нам с тобой больше и не надо!
ВОЛОДЯ. Там только один человек помещается, а два уже не влезут.
ОЛЕГ. А-а-а… Ну тогда всё. Тогда молчу. Тогда она и тебе не достанется.
ВОЛОДЯ. Почему? Может быть, он даст.
ОЛЕГ. Может быть, и даст. А у тебя её Мельникова попросит. А ты ей отдашь. Ты же ей всё отдаёшь, что она попросит. И палатку отдашь.
ВОЛОДЯ. Ничего она у меня не просит.
ОЛЕГ. Всё равно отдашь. (Скороговоркой, цитируя). «Для того, кого любишь, ничего не пожалеешь». Это ещё Пушкин говорил.
Все смеются. Смеётся и Игорёк, хотя он считает необходимым возразить Олегу.
ИГОРЁК. Пушкин этого, не говорил.
ОЛЕГ. Я и говорю, что не говорил. Я просто говорю, что «любовь не картошка и её не выбросишь за окошко».
Снова все радостно хохочут. Володя не находит, что ответить. Он смущается.
АНЯ. Глупо и неостроумно.
ИГОРЁК. Кузнецовские шутки!
ОЛЕГ (входя в роль классного балагура, вдохновляется). Что ты, Игорёк, какие тут шутки! Ещё Лермонтов говорил: «С любовью не шутят…»
ИГОРЁК (сквозь смех). Лермонтов этого не говорил.
ОЛЕГ. Я и не говорю, что Лермонтов говорил. Я говорю, что когда люди влюбляются, на них просто смотреть приятно. Они становятся такие радостные. Верно, Климов? Они смеются и танцуют. Климов, почему ты не смеёшься? И ещё вопрос, почему ты не танцуешь? Я бы на твоём месте целый день танцевал. Леткаеночки, покажите-ка нам что-нибудь такое…
Вика и Лиля с готовностью вскакивают с места. Под всё усиливающийся смех класса они, сами давясь от смеха, исполняют танец, заканчивающийся пародийным поцелуем. При этом поцелуе все оборачиваются к Ане и Володе, хотя и раньше поглядывали в их сторону, интересуясь их реакцией.
КУКИН. Во дают!
Володя вскакивает с места и с ненавистью смотрит на Олега.
ОЛЕГ (невинным тоном). Ты чего, Володя?
ВОЛОДЯ. Ничего. (Садится. Почему-то это невинное движение вызывает такой взрыв смеха, что ребята не сразу замечают появление Анны Ивановны.)
АННА ИВАНОВНА. Ну чего разбушевались?
Все рассаживаются по своим местам.
АННА ИВАНОВНА. Елизавета Васильевна заболела.
ВСЕ. Ура!
Радостное оживление класса. Лиля хлопает в ладоши.
АННА ИВАНОВНА. Вот счастье-то… Радость какая! Заболел учитель — хорошо. А если бы помер, так уж и совсем лучше некуда? Так, что ли?
ОЛЕГ. Анн Ванн, мы ведь не радуемся, что Елизавета Васильевна заболела, а потому, что урока не будет!
АННА ИВАНОВНА. Вот бы совсем уроков не было…
ОЛЕГ (мечтательно). Да-а-а. Но это невозможно.
АННА ИВАНОВНА. Почему невозможно? Не хочешь учиться — не учись. Хочешь глупым ходить — ходи. Не учи уроки. Не читай книги. Постепенно и читать разучишься и писать. Вместо подписи будешь крест ставить, как моя мать ставила. И голова у тебя будет пустая, чистая. Хорошо будет!
ОЛЕГ. Значит, вы мне разрешаете не учиться?
АННА ИВАНОВНА. Нет, не разрешаю, но ведь ты можешь моего разрешения и не спрашивать.
ОЛЕГ. И вы меня ругать не будете?
АННА ИВАНОВНА. И ругать буду, и «двойки» ставить буду, а потом исключат.
ОЛЕГ. Так вам же попадёт!
АННА ИВАНОВНА. За что это?
ОЛЕГ. За то, что я плохо учусь. Если ученик плохо учится, значит, учитель виноват. Он не сумел привить любовь к своему предмету.
АННА ИВАНОВНА. Это тебе кто сказал?
ОЛЕГ. Я в газете читал.
АННА ИВАНОВНА. Эх, ты, Кузя…
Смешок в классе. Анна Ивановна часто называет так Олега.
Любовь к науке — не оспа. Тут одной прививки мало, надо ещё и твоё желание. А с неохотой — хоть лоб разбей — ничего у нас с тобой не получится.
ОЛЕГ. Я не про любовь к науке хотел сказать, а про совсем другую.
АННА ИВАНОВНА (насторожившись). Какая ещё другая?
У класса ушки на макушке. Все повернулись к Олегу, ожидая очередной выходки. Олег чувствует предупреждение в тоне учительницы, но остановиться уже не может.
ОЛЕГ. Да всякая разная… Знаете, Анн Ванн, жил на свете один мальчик и одна девочка… (Взгляд в сторону Ани и Володи.) Не из нашего, конечно, класса…
Класс с готовностью смеётся. Аня и Володя стараются делать вид, что это к ним не относится, но получается у них неважно, особенно у Володи.
АННА ИВАНОВНА. Сядь, Кузнецов.
Олег садится.
Вот что я вам скажу, други мои. Всякое оружие стреляет на свою дальность или как там она ещё называется — не знаю, да и знать не хочу. Ты, Кузнецов, кулаком товарища достанешь за метр. А дать тебе ружьё, так и за километр подстрелишь…
ОЛЕГ. Да я пошутил, Анн Ванн…
АННА ИВАНОВНА. Помолчи… Но нам дано от природы ещё одно оружие. Вы подумайте, что это такое — слово! Вот ты ещё маленький, Кузнецов, два года тебе… или меньше… Ты показал пальцем на свой живот и сказал: «Больно». Одно только слово и сказал. Ну, может, заплакал ещё. Мама твоя вызывает врача. Врач приходит, осматривает тебя. Мама бежит за лекарством. Десятки людей суетятся возле тебя, волнуются. Ты подумай, что привело
