МИНОС: Верь мне, жертва эта меня не вдохновляет. Но на таблицах бронзовых, разъеденных священною водой, жрецы прочли его угрозу. Кноссос не радуется смерти афинян. Однако он желает регулярной дани, он требует семь девушек и семерых из вас. И только так.
ТЕСЕЙ: Конечно, он предпочитает афинян.
МИНОС: кто ты таков, что в двух шагах от смерти в меня пускаешь ядовитую стрелу?
ТЕСЕЙ: Один из них.
МИНОС: Тесей!
ТЕСЕЙ: Ты посмотри на них. Пролито море слез напрасных. Они излились плачем, будто в плаче себя увековечить можно. Неужто ты допустишь, чтоб человек, это средоточие мощи, в рыданиях исчерпал себя, стал солью, стал ничем?
МИНОС: Тесей, ты - сын войны. Обличьем и суровыми словами ты в своего отца. И видно сразу, что чтишь ты только собственную волю, как прочие свою красу иль каверзные мысли. не знаю я, зачем ты здесь, какую греческую хитрость тебе внушили твои боги, вкушающие мерзость диалектики. Предпочитаю встретиться с тобой на поле боя, вражий сын! Сюда явился ты не смерть искать, твое присутствие нарушает священный распорядок, мешает нашему обряду приношения жертвы, как происходит, когда вдруг тёлка взбесится или вино прольется. Здесь тебе не место.
ТЕСЕЙ: Ведать не ведаешь, как схожи твои речи с мыслями моими. Ты успокойся, царь, тебе бы походить на ту вон деву, что у таинственной стены стоит, чей взгляд, направленный на нас, так неуверен, робок и невидящ. Гляди, ее тунику поглотил лилейный цвет колонн блестящих. О, вот она, гармония и проявление живое природы вечных изменений! Воздух, его невидимые струи помогают чему-то одному перетекать в другое. Их незаметное касание мне сердце радует. Ты успокойся, царь, и усмири бег темных мыслей; созерцай все то, что пред тобою ясно, зримо в часы полудня предстает.
МИНОС: Это - Ариадна.
ТЕСЕЙ: Другой там быть не может. В ней наше с тобой сходство. В Афинах много мне об Ариадне говорили. И мне она желанна стала, как ветер в парусе попутный, как очертания родимых островов на горизонте. Как на вершине гор, сойдутся в ней два царских рода.
МИНОС: Ты говоришь так, будто день сегодняшний прошел, и будто ты переступил его порог смертельный, оставив позади безмолвный мрамор. О, глупец, тебя ждет не дождется Минотавр!
ТЕСЕЙ: Сам знаешь, - так не будет.
МИНОС: Ты, как и все, к нему пойдешь под стражей.
ТЕСЕЙ: Нет. К нему войду я первый и один.
МИНОС: Умрешь, дрожа от страха.
ТЕСЕЙ: Ты знаешь сам, что так не будет. У меня есть лишь одна забота как выйти мне потом из лабиринта. Мои учители пытались, но напрасно, проникнуть в тайны хитрого дедалова строения! Иные думают, что галереи там расположены кругами с множеством обманных выходов. Совет еще мне дали идти с закрытыми глазами, чтоб не поддаться ложным впечатлениям, мол, выведет инстинкт, - он обостряется во тьме, когда не ждешь подмоги.
МИНОС: С закрытыми глазами! Ты не успеешь их открыть, как своим рогом ярко-белым пронзит тебя бык-человек.
ТЕСЕЙ: Нет, ты не понял. Я сначала убью его и лишь затем примусь за остальное.
МИНОС: Россказни твои забавны. Продолжай.
ТЕСЕЙ: Одна неразрешимая задача родит другую. После его смерти властителем темницы стану я. Но если не вернусь, кто известит Афины, что это я убил чудовище?
МИНОС: Ты все-таки его убить намерен?
ТЕСЕЙ: Да. Как раз за то, за что ты его запер. Тут, царь, пути у нас расходятся, но человек разумен и способен понять другого, даже если намерения обоих разны.
МИНОС: Упрямо ищешь ты единство там, где надо видеть только случай.
ТЕСЕЙ: Но этот случай скрупулезно вплетен в одну большую ткань из случаев других, и Минотавр нам показывает это так же ясно, как дождик, метящий серебряным узором нити на ковре Арахны. Вот мы - одни, и я - Тесей. Но также я и Минос. Вне наших царств и царственных имен мы таковы. Ты тоже - Минос и Тесей. Крит и Афины ничего не значат. На этих бренных землях мы, цари, порядок высший вводим и говорим лишь нам присущим хлестким языком приказов.
МИНОС: Теперь я вижу, ты не лгал. Наш апогей - не Ариадна, он - в лабиринте, за стеной и ждет нас.
ТЕСЕЙ: Царь, ты верно понял!
МИНОС: Я еще нечетко различаю дали лучезарные, которые мне приоткрываешь. Не ведаю, зачем пришел ты, что замыслил. Но ощущаю я почти зловещую необходимость того, чтоб ты был здесь, чтобы мы свиделись здесь у стены, перед очами Ариадны. Я словно знал об этом ранее, был о грядущих бедах и угрозах извещен.
ТЕСЕЙ: Есть что-то сильнее знания, оно звенит в бездонной мгле груди, где объяснениям нету места. Я разве знаю сам, как оказался здесь? Когда учители мои старались просветить меня, я отвечал со смехом: "Да смолкните, философы. Как только смыслом вы наполните мою отвагу, я задрожу от страха". Я - здесь, наверное, чтоб выполнить наказ, завещанный мне испокон веков. Он - не в словах или знамениях, он сама сила и движение.
МИНОС: Так ты намерен все-таки его убить. Я смутно чувствую, что твой ответ един с моим ответом, что только это слово может покончить с тайной.
ТЕСЕЙ: Какая важность в тайнах? Я - действую.
МИНОС: И в том решение. Многих пугают тайны, в которых видятся тончайшие хитросплетения, необходимость отвечать речами на результат речей. Но все же, нужно ль убивать его?
ТЕСЕЙ: Он на моем пути стоит, как остальные. Мне все они - помеха.
МИНОС: Странно слышать. Ведь всяк себе сам тропы выбирает и сам себе тропа. Какие же помехи? Иль Минотавра мы на сердце держим, в углу каком-то темном нашей воли? Когда строителю велел я каменную раковину сделать, мне уже будто виделась там бычья голова. И тоже виделся мне, - о, убивец из моих страшных сновидений! - корабль под парусами черными, идущий вверх по реке прямо к Кноссосу. Неужто мы сейчас готовим то, что нам даст наше злосчастное сегодня? Неужто так мы создаем наше бедственное завтра?
ТЕСЕЙ: Когда ходил я в школу, То оставлял своим учителям заботу думать за меня. не тешь себя, что я хочу играть в твои стремительные игры. Себе я одному хозяин и слуга. Сам знаю я, когда мне обнажить свой меч. Ты посмотрел бы на Эгея, когда сюда отправился я вместе с жертвами. Он знать хотел причины, побуждения. Я - герой, все этим сказано.
МИНОС: Вот потому героев мало.
ТЕСЕЙ: Помимо этого - я царь. Эгей давно для меня умер. Скоро у Афин объявится хозяин новый. С царя ты можешь спрашивать поболее, чем с Тесея. В себе я вдруг открыл опасную способность находить слова. Но еще хуже то, что мне понравилось сплетать их и смотреть, что дальше будет, раскидывать далеко сети. Да нет, не увлечен я этим! А знаешь, понял я, зачем срубить хочу я бычью голову. Меня тревожит его коварная природа.
МИНОС: И тебя тоже...
ТЕСЕЙ: Он грозен даже там, внутри.
МИНОС: И больше, чем снаружи, но по-другому, - своею внутренней непостижимой силой. Я заточил его туда, ты видишь, но он стал еще сильнее. Да, пленник - это я, могу признаться. Он себя дал увести безропотно, смиренно. Тем утром понял я, что он вступил на путь пугающей свободы, а Кноссос сделался мне тесной клеткой.
ТЕСЕЙ: Ты должен был убить его, коль скоро скипетром не смог его смирить.
МИНОС: Мне было нелегко его упрятать навсегда. Но, видишь, выдумки искусные Дедала обернулись против меня, несчастного. Однако почему... ты так спокойно речи ведешь о его смерти?
ТЕСЕЙ: Ты скоро будешь рад, что это свершу я, а не ты.
МИНОС: Да. Смерть его предрешена, для этого ты здесь, и хватит говорить. Друг друга понимаем мы вполне. Но на моем жизненном счету побольше лет, печалей горьких и одиноких размышлений по ночам на каменных террасах, открытых звездам. Ты говоришь так просто - я убью...
ТЕСЕЙ: Ты сам бы мог все это сделать. А ты ему бросаешь мясо моих афинян, и за это ответишь мне в тот самый день, когда из рук сухих Эгея скипетр вывалится, упадет вот в эти мои руки смелого орла.
МИНОС: Ты полагаешь, он их пожирает? Порой мне чудится, что в темнице он этих юношей в соратников, а юных дев в наложниц превращает, что ткет основу новой страшной расы для Крита моего.
ТЕСЕЙ: Тогда зачем берешь ты дань кровавую Афин?
МИНОС: Сам знаешь, не лукавь. ты точно так же поступал бы. Эгей трепещет, если ветер вздымает волны, срок его неотвратим и близок. К тому ж, таков обряд, порядок. Ужасом объятые Афины.
ТЕСЕЙ: За все заплатишь в свое время.
МИНОС: Да, но не потому, что ты того желаешь. Тебе придется делать то же и с тем же внутренним протестом, какой испытываю я, когда за жертвами к Афинам обращаюсь. И мой народ мне воздает хвалу за то, что монстра я держу в темнице. В Египте тоже не стихают разговоры о чуде лабиринта. Ты представь, что умер он голодной смертью. Тотчас скажут: "Он был не так ужасен, ибо, как только дани был лишен, то тут же смолк его мощнейший рев, летевший в полдень из его застенка победоносным трубным гласом". Не голове быка я отдаю афинян, - здесь демон взаперти, которому нужна еда.
ТЕСЕЙ: Ты много слов наговорил. Но если бы их было меньше, вздор все равно остался б вздором. Демон! Я это чудище убью и тело демона по пыли через весь Кноссос протащу.
