— Асуры не имели ни малейшего отношения к возведению башни, — покачал головой комиссар и поднял глаза, любуясь величавой красавицей. — Она — творение челов, от фундамента до шпиля. Она была создана челами, для челов, и поэтому сломать ее могут только челы. — Сантьяга оглянулся и повелительно окликнул стоящего на почтительном удалении кривоногого энкавэдэшника: — Эй, вот вы, коммунист, подойдите сюда.
— Слушаюсь, товарищ начальник!
Вызванный коммунист не знал, кем именно является франт в щегольском штатском костюме, но ему велели беспрекословно подчиняться, и он, подбежав и вытянувшись во фрунт, преданно вытаращил на Сантьягу глаза.
— Фамилия?
— Перзамкомоткаркавкрполэнкавэдэ Полубезрыбенко!
В переводе на русский это сочетание букв означало, что стоящий перед комиссаром вояка служит первым заместителем командира отдельного карательного кавалерийского краснознаменного полка НКВД. Коммунисты отменили армейские звания и, обращаясь друг к другу, называли должность собеседника или употребляли словечко «товарищ». И то и другое вызывало у нава легкое раздражение.
— Как идет работа, коммунист?
— Рабочие ломают перекрытия на верхних этажах башни, товарищ начальник! — бойко отрапортовал Полубезрыбенко. — Как нам и было приказано, мы разбираем строительный мусор на самые маленькие камешки на предмет поиска тайников с сокрытыми буржуазией ценностями!
— Какие именно ценности вы ищете?
— Шкатулки, ящики, сундуки, а также книги или отдельные документы! — заученно перечислил перзамкомоткаркавкрполэнкавэдэ. — Все, что не относится к строительному мусору, будет доставлено для осмотра.
— Я доволен вами, коммунист, — милостиво кивнул Сантьяга, — продолжайте.
Полубезрыбенко козырнул и откатился на прежнее расстояние от начальства.
— Грамотный солдат, — одобрил де Лье.
— Просто хорошая дрессировка, — кисло улыбнулся комиссар. — Не сомневаюсь, что они притащат нам целую кучу никчемного барахла.
— Значит, вы тоже в душе считаете, что мы зря теряем время? — опять затянул свою песню мастер войны и мстительно добавил: — И Темный Двор напрасно оплатил коммунистам снос Сухаревой башни.
— Но, как я понимаю, дело было не только в деньгах, — подхватила тему фата Сусанна. — Комиссар, как вы сумели уговорить человских вождей разрушить башню?
— Учитывая поразительные, прямо-таки потрясающие презрение и ненависть, которые испытывают коммунисты к своему прошлому, это было не очень сложно, — махнул рукой Сантьяга. — С предыдущим режимом мы бы ни за что не договорились.
— Да, челы челам рознь, — кивнула красавица фата.
— Вы думаете, коммунистов можно назвать челами? — поинтересовался комиссар.
— Эрлийцы проводили вскрытие — они уверяют, что внутреннее строение коммуниста в целом совпадает со строением обычного чела, — сообщил Фредерик де Лье. — Правда, они не проводили детального исследования мозга.
— Это примитивно, — сморщила носик Сусанна. — Сантьяга имел в виду совсем другое.
— Совершенно верно, очаровательная фата, — подтвердил комиссар. — Согласитесь, Фредерик, что сложно назвать челом существо, которому противны все принципы морали и этики, сложившиеся в обществе. Существо, отрицающее любой опыт, любые запреты и любые законы. Существо, гордящееся своей ненавистью ко всем остальным и вызывающее ненависть у всех окружающих, включая и товарищей по стаду.
— Тогда почему челы попали под иго этих существ? Разве управляют не умнейшие?
— Управляют или умнейшие, или сильнейшие. Мы с вами видели достаточно обществ, построенных на ненависти. Здесь — то же самое. Та дикая жестокость, которую проявили коммунисты, завоевывая власть, сделала свое дело.
— На штыках нельзя усидеть.
— Правильно, но они и не собираются сидеть, идея режима — непрерывное насилие. Кто не с нами, тот против нас. Сначала они уничтожили своих врагов, затем мыслящих людей, затем людей с чувством собственного достоинства. Лишенный цвета нации народ изменяется, деградирует, пытается смягчить непрерывный террор рабским повиновением. Это инстинкт самосохранения. Сидеть на штыках невозможно, нужно непрерывно использовать эти штыки, и тогда остается шанс. Главное для коммунистов — продержаться как можно дольше, чтобы успеть истребить наиболее активную часть населения.
— Думаете, это легко?
— Время покажет. Или коммунистам удастся их план, или через некоторое время их будут вешать на фонарных столбах.
— Кажется, к нам гость, — буркнул де Лье.
Сантьяга повернулся и небрежно махнул рукой:
— Ничего страшного, Фредерик, это Каганович, городской бонза. По нашему соглашению он осуществляет идеологическое прикрытие проекта и должен здесь засветиться.
— А зачем вам потребовалось идеологическое прикрытие? — удивилась фата Сусанна.
Комиссар поморщился:
— Темный Двор не собирается отвечать перед человскими потомками за снос башни. Пусть они проклинают тех, кому мы заплатили.
— Далеко смотрите, — заметил де Лье. — Пока еще челы и понятия не имеют о существовании Темного Двора. И вообще Тайного Города.
— Неважно, — серьезно ответил Сантьяга. — Когда-нибудь это изменится.
К окруженной синими башне подъехал длинный блестящий автомобиль, подножки которого облепили рослые телохранители. Как только автомобиль остановился, из сопровождавших его машин повыскакивали дополнительные охранники и тесным строем опоясали выбравшегося из лимузина усатенького человечка. Резервный взвод энкавэдэшников, парившийся до появления Кагановича у грузовиков, быстро образовал вокруг вождя второе кольцо, надежно защитив его усатенькое тельце от любящих горожан. Сантьяга презрительно ухмыльнулся:
— Яркий пример того, о чем мы только что говорили, Фредерик. Взяв за основу идеологию насилия, коммунисты построили общество, в котором не могут доверять даже друг другу. Смотрите: от людей Кагановича охраняют энкавэдэшники, но еще одна банда, особо приближенных телохранителей, защищает его от энкавэдэшников, поскольку среди них может оказаться убийца, посланный соратником по партии.
— Инстинкт самосохранения, — передернула плечиками Сусанна.
— Сильно развитый, — подтвердил комиссар. — Но строить цивилизацию на инстинктах все-таки нонсенс.
— Вы правы.
— Это еще цветочки, — подал голос мастер войны. — Я знаю одного коммуниста, Якира, так он доверяет только китайским наемникам. Они по-русски ни бельмеса, вот он и думает, что узкоглазые не смогут договориться с кем-либо из его врагов.
— Разрешите доложить?
Собеседники обернулись.
— За последние пять минут магической активности вокруг башни замечено не было, — сообщил Франц де Гир, широкоплечий рыжеволосый мужчина в армейской форме. По слухам этот умелый и талантливый рыцарь командор должен был сменить Фредерика де Лье на посту мастера войны. — Ни единого всплеска.
— Продолжайте обходы по периметру, Франц, — приказал Сантьяга. По молчаливому согласию всех Великих Домов он осуществлял общее руководство на правах инициатора проекта. — Фиксируйте любой, даже самый незначительный всплеск энергии. Ортега, вы еще не устали?
Нав, входящий в патруль, отрицательно покачал головой — он непрерывно прощупывал окружающее пространство и не мог отвлекаться на разговоры.
— Еще раз, Франц, — напомнил Фредерик, — любой колдун, проявивший активность вблизи башни, должен быть остановлен и арестован.
Это наставление звучало каждый раз, когда патруль проходил мимо руководителей операции, и каждый раз рыцарь командор реагировал одинаково:
— Я понял, мастер войны, разрешите продолжить патрулирование?
— Разрешаю.
* * *
— Ты бы не глазела так, красавица, — негромко произнес однорукий мужчина в потертой гимнастерке, — они этого страсть как не любят.
— Да я и не глазею. — Кара поправила платок и улыбнулась инвалиду: — А почто они вокруг дома выстроились?
— Дома… — передразнил ее однорукий. — Ты откуда взялась, красавица?
— Тверские мы, в домработницах тута служим. — Отправляясь на Сухаревку, Кара постаралась как можно сильнее изменить свою внешность и теперь, одетая в простенький теплый платок, широкую юбку и бесформенное пальто, легко могла сойти за безграмотную провинциальную молодуху. — Уже неделю как служим у товарищей Марципанских, на Рождественке.
— Тута служим, — инвалид вздохнул и с неожиданной ловкостью свернул себе самокрутку. — Не дом это, темнота ты тверская, а башня наша знаменитая. Сухарева башня.
— Чем же она знаменита? — Кара могла рассказать историю башни гораздо лучше мужика, но роль приходилось играть до конца.
— Петр Первый ее построил. — Мужик глубоко затянулся и выпустил струю едкого вонючего дыма. — Москву царь-батюшка не любил, а красавицу эту здесь построил и колдуна в ней поселил…
