— Мы сходим туда позже, если тебе захочется, — нетерпеливо бросила Роберта. — Поверь мне, во всем нашем доме есть только одно стоящее место — чердак. Туда мы и отправимся. Ну и еще крыша, но зимой выходы на нее запираются, и тебе придется подождать три-четыре месяца, прежде чем ты увидишь птичьи гнезда и сможешь пройти по самому узкому карнизу, какой только можно представить.
Сара не была уверена, что ей хочется гулять по карнизу, но уже поняла, что последует за Бобби куда угодно.
Чердак, к счастью, оказался таким, каким и должен быть чердак в любом мало-мальски приличном доме. Это значило, что там не царил тот идеальный порядок, что так раздражал Бобби внизу.
Конечно, и эти обширные помещения точно так же чистились и проветривались, здесь нельзя было запутаться в паутине или испачкаться в известке, как на чердаке у мистера Фоскера, но всяческого старого хлама здесь имелось предостаточно для двух молодых леди, никак не желавших прощаться с детством, одна — потому что оно оказалось слишком грустным, а ей хотелось заполучить хотя бы несколько светлых мгновений, другая — потому что ей очень нравилось быть счастливым, избалованным ребенком и не обращать внимания на требования света к прелестным юным леди.
Бобби усадила гостью на старый диван, обитый цветастым ситцем. Перед диваном уже стоял накрытый к чаю овальный столик, чьи царапины и облупившийся лак прятались под белоснежной скатертью.
— Ты когда-нибудь пила чай на чердаке? — торжествующе спросила мисс Уэвертон, заранее зная ответ.
— Нет, мне никогда не приходилось… — начала было Сара, но Бобби тут же прервала ее.
— Не бойся, ты не замерзнешь, за спиной — дымоход самого большого из наших каминов. Я нарочно перетащила диван сюда, и теперь здесь можно пить чай даже зимой! А теперь попробуй торт!
Сара с удовольствием съела два куска торта — за прошедшие месяцы она отвыкла от изысканной пищи, хотя и не жаловалась на стряпню миссис Дроуби.
Роберта не столько ела, сколько старалась развлечь гостью любопытными сведениями о своей семье, соседях, книгах и игрушках, обо всем сразу и попеременно.
Только в четырнадцать лет можно слушать всю эту невероятную мешанину из сплетен, стихов, рассказов и песенок и не запутаться в ней, не потерять ни единой ниточки и не забыть ни одного важного слова.
Правда, у не привыкшей к долгим беседам Сары через некоторое время начала слегка кружиться голова, тем более что Бобби и не думала останавливаться. К счастью, молодую леди прервал ее собственный брат, с недовольным видом внезапно появившийся в проеме между одной из труб и старинным гардеробом. В сумерках чердака неясная тень напугала Сару, и девочка слегка взвизгнула от неожиданности. Не умевшая бояться Бобби сердито воззрилась на пробирающегося к ним Артура Уэвертона.
— Что ты здесь делаешь?
— Матушка попросила меня найти вас и привести в гостиную. Скоро приедут гости, а ты наверняка выглядишь чумазой замарашкой с чердака и превратила в такую же дикарку и мисс Мэйвуд.
«Гости?» — Сара смутилась, она-то думала, что проведет день у Уэвертонов только вдвоем с Бобби, ну и, может быть, еще некоторое время — с ее родителями и братом.
Похоже, мисс Уэвертон хотела того же самого.
— Ты ведь знаешь, как я не люблю этих гостей. Вот если бы приехала тетя Гринскотт, с ней было бы так весело! А все эти Хиллстоки и Рейнбриджи… бр-р! Общение с ними не доставляет мне никакого удовольствия!
— Не сомневаюсь, — рассмеялся Артур. — Но, будь уверена, им тоже не в радость встречаться с тобой. Бет Хиллсток надолго запомнит, как ты сказала ей, будто под столом только что пробежала крыса!
Сара округлила глаза — она бы ни за что не осмелилась так подшутить над кем-нибудь из знакомых!
— Если она так глупа — поделом ей! — Бобби пожала худенькими плечиками.
— Она вовсе не такая глупышка, как ты думаешь, — попытался защитить мисс Хиллсток Артур.
— Ты так думаешь только потому, что она строит тебе глазки! — отрезала мисс Уэвертон.
— Как, по-твоему, могут быть связаны эти две вещи? — молодой Уэвертон то ли принял шутливый тон сестры, то ли на самом деле не понимал ее своеобразных высказываний.
— Ты воображаешь себя самым блестящим джентльменом в округе и счел бы глупышкой любую девчонку, обратившую внимание на кого-то другого. Но если уж леди выбрала тебя, значит, она знает, что делает!
Артур Уэвертон громко расхохотался.
— У тебя безупречная логика, Бобби, но ты ошибаешься. Я не считаю глупышкой мисс Мэйвуд, а она ведь не строит мне глазки!
— Потому что она приезжая, болван, и не знает, что всем девицам положено восхищаться тобой! — уничтожающим тоном ответила его сестра.
Сара невольно покраснела: было странно слышать, как о ней говорят в ее присутствии, словно ее здесь нет. Артур первый заметил смущение бедняжки и решил положить конец шутливой перепалке.
— Ну хватит, Бобби, — сказал он строгим тоном. — Если мы задержимся еще на пять минут, матушка сама поднимется посмотреть, что здесь происходит, и запретит тебе устраивать эти вечеринки на чердаке! Иди, приведи себя в должный вид, а я покажу мисс Мэйвуд комнату, где она сможет умыться и отряхнуть платье от паутины.
— Здесь нет паутины, — проворчала Бобби, но послушно направилась в сторону лестницы.
Сара заторопилась следом, она была уверена, что ни за что не найдет выход самостоятельно. Артур Уэвертон шагал за ней, готовый подхватить девочку, если та споткнется, и его присутствие волновало Сару, заставляя краснеть даже кончики ее ушей.
Миссис Уэвертон ласково поздоровалась с девочкой, усадила ее рядом с собой и принялась мягко расспрашивать. Сара и не заметила, как рассказала о своей жизни — о смерти матери, отъезде мисс Люси, последовавшей за этим болезни отца и, наконец, о путешествии в Сент-Клементс. Леди Уэвертон смотрела на бедняжку с сочувствием, и даже Бобби притихла в своем кресле, а лорд Уэвертон то и дело неодобрительно качал головой, когда Сара говорила о поездке в ужасном дилижансе или о своей холодной комнате в доме дяди Фоскера.
Долго побеседовать им не удалось — к обеду ожидалось множество гостей. Сара робко спросила, нельзя ли ей поехать домой пораньше, чтобы не стеснять блестящее общество своим черным платьем, но леди Уэвертон и слушать об этом не захотела.
— То и дело кто-нибудь рождается или умирает, дорогая моя, и среди наших гостей будут люди, недавно потерявшие близких. Траур — это часть нашей жизни, и тебе не следует думать о том, что кому-то не понравится твое платье.
— Пусть только Бет или Лиана скажут что-нибудь! — запальчиво воскликнула Бобби. — Я тогда всем расскажу, как в прошлом году Бет…