Валенки на ногах — это правильно, а вот китайская куртка никуда не годится, и Караваев решил подобрать ей что-нибудь потеплее. Пока она ела, он отыскал в одной из квартир допотопный овчинный тулуп, похоже, помнивший еще коллективизацию. Непрактично, но тепло. В идеале бы, конечно, что-то похожее на доху, но где сейчас такую найдешь…
Кто она такая? Откуда взялась на его голову? До ближайшей станции метро — Доватора, отделку которой закончили незадолго до апокалипсиса — километров пять. Две недели назад туда заглядывали разведчики, и насколько знал Караваев, никого не обнаружили.
Слабо верилось, что она могла выжить в одиночку. Даже когда не трещали эти жуткие морозы, протянуть больше пары суток на улицах одному было нереально, тем более девчонке.
— Может, от «рыбаков»? — предположил Мельниченко, продолжая плотоядно разглядывать новую знакомую.
— Леший знает, — пожал плечами Караваев, поймав себя на том, что ему хочется заехать ему в дыню. — Вряд ли. Они бы своего не упустили. Тем более такую.
Последнюю фразу он произнес вполголоса.
В этот момент чей-то голос вмешался в их разговор. Проснулась рация — знак того, что их исчезновение кому-то показалось чрезвычайным обстоятельством. Магнитная буря над городом, похоже, шла на убыль.
— «Одуванчик», такого-растакого, вы там сдохли, что ли?
Всю дорогу до наблюдательного пункта одна мысль жужжала у Антона в голове, как пойманный в кулак шершень. Он понятия не имел, что делать с этой девкой. Дозорным Убежища случалось встречать людей во время патрулирования, но еще никого они не брали с собой.
«Ладно, приведем, а там видно будет, — решил Караваев. — Поди, не прогонят».
Запрет на пропуск посторонних и строжайшая тайна местонахождения имели смысл, когда вокруг бродили толпы людей. Теперь людей нет. А от одной голодной сиротки Убежище не обеднеет.
Люди в Академгородке были, несколько тысяч, — но все они покинули построенные еще при Хруще щелястые панели и перебрались в частный сектор. Меньшая часть никуда из города не уходила, другие успели побывать в лагерях беженцев и деревнях и вернулись назад, поняв, что там их никто не ждет, а шансов выжить еще меньше.
Ближе всего к Убежищу селились те, кого обитатели последнего называли «рыбаками». Люди из бункера не встречались с ними, установив только односторонний визуальный контакт. В хорошую погоду, то есть когда с неба не падает пепел, с наблюдательного пункта можно разглядеть, как у новой береговой линии мелькают огоньки. Сами Хомяк с Карабасом «рыбаков» не видели, но парни за три смены до них, рассказывали, что заметили, как пятеро мужиков, закутанных по самые глаза, точно чукчи, тащат сани с чем-то тяжелым, на манер оленьей упряжки.
Судя по тому, что «рыбаки» обжили несколько домов, их было немало: человек пятьдесят.
Дня четыре назад, оттуда доносились один за другим ружейные выстрелы, потом долго и упорно строчили два автомата под аккомпанемент сухого треска винтовок. Огоньки после того случая не исчезли; напрашивался вывод, что «рыбаки» атаку неизвестных отбили. Хотя не исключено и обратное: что хозяева зданий после боя поменялись.
Больше о соседях не было известно ничего, а те ни о каком Убежище скорее всего и не догадывались.
На пятый день после атомного удара, когда паника чуть улеглась, гладь Оби разлившейся после разрушения плотины, покрылась лодками — самые умные уцелевшие выходили на реку кто на чем мог, чтоб пополнить рацион белком. Некоторые не брезговали собирать даже плававшую кверху брюхом рыбу, соревнуясь с воронами и чайками. Вниз и вверх по течению гремели взрывы толовых шашек, добивая ту, что не всплыла после ядерного удара. Сети, бредни — все шло в ход; пока не стал лед, ловили даже раков, которые уже успели попробовать мясо смытых в реку мертвецов.
Но сейчас вряд ли можно что-то выловить в полыньях. Если рыба и осталась, то только в верховьях реки, подальше от радиации и обезумевших от голода людей. Скорее «рыбаки», пользуясь своим стратегическим положением, ходили в рейды на другой берег, который был обезображен цунами и наводнением и практически необитаем. Раньше там было зловонное болото, а теперь громоздились ледяные торосы, похожие на ландшафты Гренландии. Зато из-подо льда можно было выудить что-нибудь съедобное.
Ближе в радиусе нескольких километров людей не было.
*****
У подъездного крыльца лежал нетронутый снег. Чтоб не демаскировать укрытие, наблюдателям было предписано пользоваться другим путем. Со стороны двора, к одному из окон первого этажа, удобно привалилось поваленное дерево — там им и приходилось лазить, вместо того чтобы ходить как люди через двери.
Снаружи квартиру трудно было отличить от соседних. Так же зияли лишенные стекол окна, так же свободно гулял по лестничной площадке и пролетам ветер. Ничем не отличалась от других и дверь на четвертом этаже, в которую Антон постучал условным стуком. Но в самой квартире, превращенной в наблюдательный пункт, было довольно тепло.
А вот Григорий Петрович и Андрей, которых они должны были уже полчаса как сменить, встретили дозорных без особой теплоты. Оба были с помятыми плоховыбритыми лицами, оба в зимнем камуфляже «городской» расцветки, и больше ничего общего у них не было. Первый — мужик лет сорока пяти, инженер с оборонного завода, второй — молодой обалдуй, годившийся ему в сыновья.
— Где вас, мля, черти носят? — с ходу начал Петрович. — Вас в Убежище уже похоронили. Так прям и сказали: «если живы, им же хуже будет».
Несмотря на раздражение, говорил он вполголоса. На посту орать не рекомендовалось.
— Форс-мажор, мужики. Песики чуть не задрали. А это Настя, прошу любить и жаловать.
Ее появление вызвало фурор: раздалось долгое «О-о-о!» и посыпались комментарии.
— Да ладно вы, елки-палки, — угомонил их Караваев. — Не смущайте барышню.
Сама Настя, хоть и оставалась с виду потерянной, но смущенной не выглядела, встречая направленные на нее взгляды спокойно. Следующие две минуты оба обитателя квартиры наперебой изображали из себя джентльменов, сообразив, что девушка не про их честь. Но в их глазах читалась зависть к обладателю такого «трофея».
Прежде чем отпустить, Караваев отвел их в сторонку.
— Так, ребята, предложение на миллион. Там снаружи остались санки, в них убоина. Идете к входу №2. Настя залезет в такой же мешок. Там сейчас два тюфяка на вахте, проверять не будут. Найдете Чернышеву из медпункта. Все ей объясните. У них в секции есть свободная койка. Недавно освободилась… Вот пусть поселит. Типа, выздоровевшую больную. Документы мол, потерялись. Башкой за нее отвечаете. Узнаю, что хоть кто на нее косо посмотрел, вешайтесь. Андерстенд?
Он посмотрел на них выжидающе, но те молчали, переглядываясь. Пока он не сказал самого главного:
— Сделайте, а с меня по десять банок на брата. И Маше столько же.
— Не вопрос, — хором ответили дозорные.
— Вот и ладушки.
Глава 5. Встреча
Скрипнула дверь, и Борис Мельниченко, румяный как дед Мороз, ввалился в комнату, впустив за собой холодный воздух. Фыркая и ежась, бывший сержант срочной службы сразу подсел к буржуйке, отогревая замерзшие пальцы. Похоже, будь его воля, он бы доху и в помещении не снимал.
Бинокль ночного видения он положил на стол с грязной, прожженной сигаретами полировкой. «Гарантированная эксплуатация при температуре воздуха от +45 до -40», — гласила инструкция к прибору, который они нашли в магазине товаров для активного отдыха. Так что тот работал почти на пределе возможностей. Гражданская модель, может, была и хуже аналогичных военных, но для их целей годилась.
Ветер, подувший сквозь щель неплотно прикрытой двери, пробирал до костей.
— А закрыть? — бросил напарнику Караваев, который сидел без верней одежды, — Холод собачий. Сорок пять градусов на солнце.
— Кажись, все чисто, — Борис запер дверь как следует и тяжело опустился на стул. Стул жалобно скрипнул.
Это было почти голословное утверждение. За те полторы минуты, что он провел на балконе, трудновато было осмотреться как следует. Да он и не старался. Бог не выдаст, свинья не съест. Контролировать их каждую секунду никто не станет; а если кому-то из большого начальства больше всех надо — пусть сами себе яйца морозят.
— Пост № 3, доложите обстановку! — ожил полевой телефон, нарушив тишину громовым басом, заставившим их вздрогнуть. Это был Батя. Он же Гробовщик.
Оба других поста находились внизу.
С тех пор как полагаться на радиосвязь стало трудно, сюда для надежности пятисотметровый кабель полевого телефона от самого Убежища. Благо, еще в первые дни люди успели натащить на склад много полезных при обустройстве вещей.
— Все нормально, товарищ майор, — ответил Мельниченко, скрыв зевок. — Никаких происшествий.
