После этого жуткого поворота дорога устремилась прямо к плоскогорью на вершине холма, вдалеке теряясь из виду. Прямо над нами, на самой вершине, виднелось множество беспорядочно разбросанных каменных пирамид, весьма заинтересовавших мисс Морган. Однако я не позволил ей выбраться из машины и заняться их исследованием — напротив, я направил машину, не обращая внимания на мириады прыгавших повсюду кроликов, прямо вперед, пока мы не уперлись в форт. Завидев его, мисс Морган просто захлебнулась от восторга.
Форт представлял собой небольшое сооружение, хорошо защищенное от ружейного огня; его построил из известняка тот самый лишенный творческого воображения архитектор, который проложил дорогу с помощью карандаша, линейки и карты. Истлевшие ворота давно соскочили с петель, и мы въехали прямо во внутренний дворик, форта. Позади нас стояли казармы, а впереди виднелись расположившиеся полукругом окопы. Прямо перед нами длинным языком уходил в море гребень утеса. Достаточно было одного взгляда на плескавшиеся в водоворотах у его подножья волны, чтобы вообразить ту монотонность, с которой они денно и нощно облизывали камень. Мне почему-то представилось, как морские валы перекатываются через этот утес в штормовую погоду.
Мисс Морган хватило одного взгляда вокруг, чтобы объявить это место своим идеалом. Я подумал о той жизни, которую должны были влачить здесь несчастные, Богом забытые новобранцы, и понес корзинку с завтраком к окопному блиндажу.
Однако, как оказалось, мисс Морган пока еще не собиралась завтракать. Взобравшись на амбразуру, она прошла до конца острого, как бритва, утеса, вдававшегося в море на добрых пятьдесят-шестьдесят футов, и стала у самой кромки набегавших волн, неподвижно глядя в морскую даль. Я беспокоился за нее, ибо стоило ей оступиться на этих покрытых ракушками валунах — и ничто не спасло бы ее от волны, мчащейся со скоростью локомотива, — так что я крикнул ей, чтобы она возвращалась, предложив осмотреть пляж для купания. Она не ответила, продолжая оставаться на месте; я выкурил целых три сигареты, наблюдая, как она каждый раз отступала перед приближающейся волной набиравшего силу прилива.
Ее фигура в серо-зеленом пальто почти сливалась с цветом моря, едва различимая на его фоне в тусклом свете пасмурного дня. Свободно развевавшиеся полы пальто трепетали и хлопали на ветру, подобно знаменам. Затем она сняла шляпу, вынула из волос резной черепаховый гребень и распустила по ветру свою роскошную черную гриву. Я смотрел на нее с гораздо большим восхищением, чем мог бы ожидать от себя, ибо ранее мне никогда не встречалась женщина, которая так бы себя вела. Вторую сигарету я выкурил практически мгновенно; выкурив третью, я почти перестал волноваться и, подумав, что она стоит там с распущенными волосами и развевающимися одеждами, грудью встречая ветер, уже достаточно долго, сошел вниз, намереваясь помочь ей спуститься с утеса.
Обернувшись, она протянула руку. Я подумал, что она балансировала, чтобы не упасть назад; однако, она позвала меня к себе на узкий пятачок мыса и взяла под руку.
— Станьте ближе и почувствуйте море, — произнесла она.
Я молча стоял рядом, так же, как и она наклоняясь вперед, чтобы противостоять напору ветра. Это был не пронизывающий холодом, а теплый, мощный воздушный поток, крепко охватывавший нас своими невидимыми руками. Под нашими ногами слышались негромкие вздохи и шипение, а чуть далее тяжелый прибой с гулом и грохотом разбивался о скалы. Это было замечательно. Бездонное могучее море окружало нас со всех сторон, если не считать узкого, подобного острию ножа, обкатанного волнами скального гребня, связывавшего нас с фортом. Стоя позади нее, я полностью отдался восторженному созерцанию.
Затем я услышал звук, замеченный мною ранее, еще когда я прислушивался к шуму разбивавшихся о скалы волн, — это был звон колоколов, доносившийся из толщи воды. Безусловно, это была лишь иллюзия, навеянная шумом прибоя, — некая реверберация внутри самого уха, уставшего от ритмичного грохота. Я мог сравнить этот звук разве что с биением волн, которое можно было услышать, приложив к уху морскую раковину. Я продолжал зачарованно слушать, и с каждым мгновением звук из неясного шума морской раковины все более превращался в отчетливые удары; то был перезвон бронзы, как будто возвещавший, что пучина вот-вот расступится, открыв взору подводные дворцы.
Неожиданно меня пробудил громкий окрик прямо над ухом:
— Мой дорогой мальчик, немедленно очнитесь, не то вы свалитесь вниз!
Я испуганно обернулся и увидел мисс Ле Фэй Морган, которая стояла подле меня, все еще держа меня за руку.
Нам удалось пробраться обратно, осторожно ступая по узкому и скользкому скальному гребню. Признаюсь, я оглянулся, чтобы убедиться — не следуют ли за нами морские боги. Мне казалось, что в тот самый миг, когда ее голос заставил меня очнуться, я стоял на границе двух царств, и ворота царства морского уже собирались распахнуться предо мною. Другими словами это значило «утонуть» и я, наверное, пройдя по этой холодной тропе, присоединился бы к морскому народу, если бы мисс Ле Фэй Морган не прервала мое наваждение.
Затем мы позавтракали, и я отвез ее домой. Я был рад, что ей понравилось это место, хотя чувствовал, что товарищ по экспедиции из меня вышел никудышный.
Когда мы прощались у входа в ее гостиницу — я не собирался оставаться с ней пить чай, — она неожиданно взяла меня под локоть и сказала:
— Когда же вы наконец поймете, что я не имею никаких далеко идущих планов, пытаясь подружиться с вами?
Я был настолько обескуражен, что не мог произнести ни слова, а если бы и произнес, то сам бы не поверил этому. Что-то невежливо пробормотав, я поспешно распрощался. Попытайся она удержать меня — и я оставил бы в ее руке клок своей одежды, подобно одному библейскому герою.
По дороге домой меня остановил наш местный полицейский-регулировщик, который заявил, что если бы не знал меня лично, то непременно попросил бы проехать с ним в участок. Он поинтересовался, что побудило меня мчаться так быстро: может, это как раз было то средство, которое доктор прописал мне от астмы? Я ответил, что, наверное, да; тогда он посоветовал мне как мужчина мужчине: завязывать поскорее с астмой.
Глава 10
Я всегда относился к тем, кто мог, очутившись за дверью собственного дома, остроумно мыслить и артистически говорить лишь тогда, когда это было тысячекратно обдумано заранее. Это усугублялось еще одним моим недостатком: нельзя было сказать, что сей механизм работал совсем независимо от меня, так как иногда, к моему величайшему огорчению, под настроение во мне пробуждались способности желчного острослова. И наоборот, во время сильного эмоционального всплеска, в момент, когда больше всего хотелось ответить, я становился нем, как рыба. Я не ожидал, что мисс Морган будет настаивать, видя мою грубость. Это было невыносимо: само партнерство, в поисках которого я намеревался поехать в Лондон и которое я обрел здесь, уже потеряв на это всякую надежду; и то, что я всеми силами настойчиво пытался его разрушить, так что ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения в моих чувствах, каковыми бы они ни были на самом деле. Я подумал, что перед следующей встречей с мисс Морган мне следовало бы немного выпить — может быть, это несколько ослабит мои дурные наклонности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
