— Еще какой, Анатоль. Это он тебе Смирнова специально подсунул, хотя мог тому дивизию дать. Но решил человека наместника к тебе специально сунуть, чтоб у нас в Артуре фронду тебе сделать. Мало моряков, так вот вам еще генерал с целым штабом.
Стессель выругался в очередной раз, помянув «ощипанную мокрую курицу» и «царственного ублюдка». И лишь немного успокоившись, задал сакраментальный русский вопрос, извечный как книга бытия:
— Что делать, Александр?
— Ты Георгия второго класса и чин полного генерала хочешь?! Первый класс с фельдмаршалом не гарантирую, но это ты легко достигнешь! Хотя и второе получить сможешь, если мы на Квантуне до конца войны удержимся. Дело только в твоей решимости, Анатоль!
— Ты говори что делать мне, я и так понимаю, что нам тут зубами держаться надо и крепость не сдавать.
— Думаю, японцы десант севернее высадят, у Дагушаня, там единственное место удобное, хотя и мелководье. Полторы сотни верст отсюда, и все триста от Порт-Артура. До устья реки Ялу рукой подать, а там армия Куроки. И начнут наступление через Далинский перевал — ты понимаешь зачем, или на карте показать?
— Не нужно, я эти места хорошо знаю, — ухмыльнулся Стессель. — Они тем самым отсекут корпус Штакельберга, что сейчас в Инкоу собирается от армии Куропаткина, что в Лаояне.
— Сражения не будет, Анатоль — Куропаткин прикажет барону отходить к Лаояну, и порт Инкоу будет сдан японцам без боя. Так что выбор у японцем простой. Им нужен порт с железной дорогой, а таких всего два. С Дальним у них не вышло, а Инкоу упадет как спелое яблоко с ветки. Куропаткин не станет драться, прикажет отступать. Нас отсекут окончательно, и мы окажемся в полном окружении.
— Понятно, — отмахнулся Стессель, и спросил:
— Когда это произойдет?
— Думаю, через три недели, не раньше. Дней десять японцы будут высаживаться и закрепляться. Здешний урок они усвоят, и будут много осторожнее. И десять дней на марши и бои на Далинском перевале, если у Куропаткина ума хватит там дать бой, и выход на железную дорогу между Инкоу и Лаояном. Да, три недели, не дольше. А этого времени мне хватит подготовиться, если никто мешать не будет.
— Действуй, как считаешь нужным — окажу тебе любую помощь, можешь быть в этом уверенным, — веско произнес Стессель. И немного помолчав, негромко произнес.
— Ты отвечай за оборону, Александр, а я возьмусь за подготовку к осаде, нам необходимо продовольствие, боеприпасы и пополнение. Прикажу раскопать под огороды каждый пригодный клочок земли, пусть китайцы ловят и солят рыбу, тут море вокруг. Боеприпасы выбью, успеют из Владивостока хоть что-то привезти, а вот насчет пополнения…
— А ты посмотри на китайцев, Анатоль, это же неисчерпаемый ресурс живой силы. Нужно только их правильно использовать. А стимул, причем в подлинном переводе слова, для них уже нашелся — японцы им этого никогда не простят, — и Фок показал на груды тел убитых солдат…
Глава 17
— Что вы так удивленно мой салон рассматриваете, Александр Викторович?! У меня складывается впечатление, что вы вагон будто узнаете, хотя, как мне помнится, я вас здесь не принимал.
— Померещилось мне, ваше высокопревосходительство, — осторожно ответил Фок, понимая, что сейчас вступит на «тонкий лед», который в любую секунду может проломиться под ногами. Однако нужно было рискнуть — генерал прекрасно понимал, что известный ход войны на суше уже не будет похожим в этом времени. Но один случай может произойти с высокой долей вероятности, так как тут будет присутствовать море, а не суша. И причем очень скоро, хотя назвать точную дату он бы не рискнул. Но счет шел именно на дни, не больше недели.
— Давайте без чинов, мы с вами погодки, и многое видели в этой жизни. Но все же, почему вы озираетесь?!
— Мне кажется, что я видел этот салон, — осторожно произнес Фок, разглядывая роскошное убранство, совершенно непозволительное, на его взгляд, для любого военного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Может быть во сне?!
Неожиданно резко спросил Алексеев, но Фок выдержал пристальный взгляд, так как был готов к такому повороту.
— Да, конечно, — он вздохнул с показным облегчением, проведя платком по лбу, вытирая капли пота. — Вы все равно не поверите, Евгений Иванович. Померещилось мне…
— И бой на реке Ялу вам тоже привиделся, и как полковник Лайминг погиб, пушки были с позиций сбиты, а протоиерей Стефан Щербаковский с крестом в руках солдат в атаку повел?! И атака брандеров в ночь на двадцатое число тоже привиделась, да так что вы точно смогли подсчитать японские пароходы. Почему вы об этом даре сразу мне не поведали?
— Я один раз сказал об адмирале Макарове, что он не вернется с выхода на «Петропавловске» — но кто мне тогда поверил? И говорил адмиралу Моласу о том, когда мы с ним о стратегии войны рассуждали — так Степан Осипович и своему начальнику штаба не внял. А ведь мог спокойно перенести свой флаг на другой корабль, да на тот же «Баян».
— Я понимаю вас, Александр Викторович, — Алексеев оперся на подлокотник мягкого кресла, и негромко добавил. — Кассандре тоже никто не вирил, и Троя погибла. А я после Бицзыво вполне доверяю вашему предвидению, и не сомневаюсь в вещих снах. Так что ответьте честно, Александр Викторович, что вы видели в этом салоне?
— Не поверите, Евгений Иванович, вы грязно ругались по какому-то пустяку, схватили вон то блюдо и вдребезги разбили об пол.
— Не может быть, — пробормотал адмирал, — это подарок императрицы Марии Федоровны. И что это за пустяк такой, раз я в ярость пришел, что забылся. Вы слова не помните?
— Ругань забористая, скажу вам прямо. Некоторые слова никогда в жизни не слышал. Если отбросить «термины», то вы поминали какого-то Иессена. Он взял извозчиком Стеммана, чтобы до Посьета в тумане доехать. И на бегу пропорол брюхо его «Красавцу», так что потроха у жеребца, я так думаю, выпали. Я же говорю, померещилось — из-за лошади, пустяка, в такое бешенство впасть…
— Это пустяк?! Какой извозчик, какая лошадь в тумане?!
Алексеев жутко побагровел, его лицо превратилось по цвету в перезрелый помидор, что мог лопнуть в любую секунду. Адмирал чуть ли не выпрыгнул с кресла, и схватил блюдо, драгоценный императорский подарок. Заорал, не сдерживаясь:
— Стемман командир крейсера! «Красавчик» не жеребец, а его «Богатырь», наш лучший бронепалубный крейсер! Вот кому Иессен днище в тумане пропорол! На берег спишу, на «извозчике» решил у меня покататься! Я ему покатаюсь, да он моря больше не увидит!
Такой отборный мат Фок в своей жизни ни разу не слышал — Алексеев действительно впал в бешенство. И с неистовой силой грохнул блюдом об пол — драгоценный фарфор брызнул осколками. И как бешеный носорог, адмирал, чуть не выломив дверь, выбежал из салона.
— Надо же, и не подумал бы, что так близко к сердцу примет! Блюду не повезло, все же царский подарок, — пробормотал Фок, понимая, что заготовленный экспромт удался — теперь «Богатырь» воевать будет, а не стоять в ремонте до конца войны. А контр-адмирал Иессен после аварии «Богатыря» и гибели в Цусимском проливе старого «Рюрика» получит от матросов едкое прозвище — «крейсерская погибель».
Жаль, конечно, неповинного сейчас контр-адмирала, но крейсер гораздо больше принести пользы сможет. Хотя, по большому счету жалеть не стоит — отбыть в туман на крейсере для совещания с армейским начальством вверх легкомыслия, граничащий с идиотизмом. Мог бы взять обычный миноносец — комфорт там, конечно, не адмиральский, зато бы успел вовремя, и крейсер целый остался. А так пофорсить захотелось…
— Ишь ты, извозчика нашел! Я ему покатаюсь!
В салон ввалился Алексеев, фыркая как тюлень. Багровость с лица немного спала. Наместник подошел к поставцу, извлек бутылку коньяка и два больших бокала, снова уселся в свое кресло и разлил янтарную жидкость во внушительные емкости до краев. Выхлебал свой бокал в несколько глотков как воду, вопросительно посмотрел на Фока, который даже не притронулся к алкоголю. И чисто по-деревенски наместник хлопнул себя ладонью по лбу, видимо вспомнив о привычках генерала.
